— Ничего, привыкнет! — приговаривал Мстислав. — Я вам теперь и отец, и дед, и вся родня! У меня не бойтесь ничего, голубушки, я вам отец родной!

Дивляне это не очень нравилось: она не нуждается в таком «отце», у нее есть муж! К счастью, княгиня скоро напомнила, что гостья устала с дороги, а баня готова, и Мстислав отпустил их. После бани Дивляну уложили на широкую лежанку в избе Борислава, Ведица села рядом и стала рассказывать, как живет, расспрашивала, как приняли в Киеве ее бегство, о делах самой Дивляны, показала серьги — подарок Чтиславы, шепотом поведала о своем положении, стала делиться первыми впечатлениями… Под ее голос Дивляна и заснула. А когда утром проснулась, то долго не могла понять, где находится и как сюда попала…

Наутро после приезда в Коростень, приведя себя в порядок, Дивляна попросила Ведицу узнать, нельзя ли ей повидаться с князем. Немного опомнившись и осознав, что с ней произошло, она не могла не думать о будущем своих детей. Аскольд не сказал ей ни слова — так, может, хотя бы его соперник окажется более разговорчив?

Мстислав немедленно явился к ней сам. Несмотря на полуседую бороду, выглядел он бодрым, оживленным и даже сияющим, будто жених.

— Здравствуй, горлинка сизая, зорюшка ясная! — говорил он, приветливо кланяясь ей. — Не вставай, сиди! — Он почти с испугом ухватил ее за руки. — Сиди! Отдыхай, береги себя! Вот повезло-то Аскольду с женой — молодая, красивая, родом знатна, а еще и за четыре года двоих детей принесла! Мне бы такую! Я бы — й-э-эх… — Он залихватски взмахнул рукой, будто коней подгонял.

— У тебя есть двое детей, княже, — мягко напомнила Дивляна. — И внуки растут. Сделай милость, поведай, что за докончание у вас с моим мужем?

— А он тебе не сказал?

— Нет.

— Видать, тревожить не хотел. — Мстислав лукаво прищурился, так что глаза совсем утонули в чаще морщин.

— Я от неведения больше тревожусь.

— Ну, тогда слушай!

Мстислав положил руки на колени и принялся рассказывать: про битву, про гнев Перуна, про советы волхвов и переговоры. Дивляна быстро поняла главное: заключить мир между собой Мстислава и Аскольда заставила общая опасность со стороны идущего с севера войска — ее свояков Одда и Волегостя. Зачем этот мир нужен Аскольду, гадать не приходилось. Но зачем это нужно Мстиславу? Неужели кривичи и русь посягают и на его земли?

Она задала Мстиславу этот вопрос, и он поглядел на нее с любопытством и неким недоверчивым уважением. В своей семье он не привык, чтобы женщины задавали такие вопросы.

— Кто же их разберет? — Он развел руками. — Тебе, матушка, виднее. Твоя же родня.

— Что до меня, то моя родня про племя деревлян и не слыхивала, ты уж прости! — честно ответила Дивляна. — И во сне мой отец и братья не видели, чтобы вас идти воевать! Помилуй Макошь, да зачем?! Куда им ратью в такую даль ходить, на край света, когда и чудь, и русь под боком, что ни год, приходит грабить! В тот год, что я замуж вышла, Иггвальд Кабан приходил, Вал-город разорил начисто, людей в полон увез, моя сестра, воеводша валгородская, чудом спаслась! Вдовой осталась, едва ребенка зыбочного унесла! Куда нам воевать, свою бы землю оборонить! А если удаль заиграет, то рядом чудь — там и полон, и меха, и мед, что угодно. Не будет моя родня с тобой воевать, княже.

— Но с мужем твоим все же воюет. Это как? — Мстислав подался вперед, заглядывая ей в лицо.

— Не знаю. — Дивляна опустила глаза. — Не знаю, что и думать. Не такой человек мой отец, чтобы сам первый свои же обеты нарушал.

— Может, решил, что обижают тебя, захотел вступиться?

— Я не жаловалась.

— Ну, как ни выйдет, а здесь ты в безопасности! — утешил ее Мстислав. — Пусть русь в Киев приходит, тут тебя не достанут. Я тебя как дочь родную беречь буду. Ведь мы теперь родня. И за тебя, и за детей твоих я сам встану, как отец родной. Я твой род знатный, красоту и мудрость уважать умею. В чести и довольстве будешь жить, как в скрыне перстень самоцветный.

Дивляна встретила его взгляд, и хотя в нем вовсе не было неприязни, ей стало слегка не по себе. Во время беременности многие женщины дурнеют, но на внешности Дивляны, если не считать расплывшегося стана, это никак не сказалось — лицо ее оставалось таким же свежим, гладким и ясным, будто у юной девушки. И было видно, что Мстислав не остался равнодушен к ее красоте. Дивляна мельком подумала, что он, пожалуй, впервые видит в своем доме настолько красивую женщину высокого рода. Его собственная жена и старшая невестка внешностью похвалиться не могли, а Ведицу она, Дивляна, превосходила настолько же, насколько Ведица превосходила первых двух. А Мстислав, похоже, из тех, кто с возрастом не утрачивает влечения к женщинам. Скорее даже наоборот…

Стараясь сосредоточиться, Дивляна потерла лоб. Мстислав не посягнет на жену своего союзника… если, конечно, союз с Аскольдом действительно ему нужен.

— Ты и мой муж… Вы вместе будете воевать с русью и кривичами? — спросила она, стараясь скрыть, что угадала смысл его взглядов. Ее будущее напрямую зависело от того, как у этих двоих пойдут дела, но она даже не знала, чего ей следует ожидать и на что надеяться.

— А как же? Войско у меня готово. Вот погляжу, что ты ладно устроена, и на днях выступаем к Киеву.

Услышав это, Дивляна замерла. На чьей стороне Мстислав собирается там воевать? Что ему мешает присоединиться к дружинам руси и с ними вместе покончить со своим вечным врагом? Ах да, его сын Доброгнев — заложник у Аскольда. Но мало ли как там сложится? И доехал ли Доброгнев до Киева?

— Ты не печалься! — Мстислав наклонился к ней, накрыл ее руку своей широкой загрубелой ладонью и доверительно продолжал: — Как ни сложится, а ты киевской княгиней будешь! Ты одна! Больше некому, тебе эту честь сами боги предназначили. Насчет мужа не беспокойся. Что бы с ним там ни случилось, ты без мужа и без стола киевского не останешься. Ты и сын твой его наследуют. Я сам за то стоять буду. А если с Аскольдом что случится, то сам вам буду… за отца.

Он не сказал всего, но Дивляна поняла. Она — киевская княгиня, права на киевский стол передаются с ее рукой, ее сын — законный наследник. Мстислав намекал на то, что сам готов стать ее новым мужем, — или дать ей в мужья кого-то из своего рода, если она потеряет Аскольда. Он обещал ей самую лучшую участь, которая может ждать знатную вдову, — сохранение всех прав и положения при замене мужа. Но Дивляна не хотела думать об этом.

— У меня пока муж есть, — сказала она, не поднимая глаз. — Спасибо тебе за заботу… батюшка. Но я… я надеюсь, что моему сыну его родной отец будет имя нарекать.

Она так и не решилась спросить о самом главном. Что будет, если, допустим, Мстислав и Аскольд вместе одолеют русь и кривичей? Они станут дальше воевать между собой? И что тогда будет с ней и ее детьми? По соглашению, конечно, он должен будет вернуть Аскольду его семью. Но, несмотря на ласку и показное добродушие деревлянского князя, Дивляна видела в его глазах скрытое лукавство и понимала: он будет делать только то, что ему выгодно.

Но это если они одолеют кривичей и русь… ее свояков, а может, и братьев. А если нет? Если победят ее братья, она лишится мужа. Чего ей хотеть, о чем просить богов и чуров? Дивляна ничего не понимала, лишь догадывалась, что еще очень многого не знает, и была в полной растерянности. А тут еще ребенок… Не зная, чего ждать от завтрашнего дня, она отчаянно боялась, что роды начнутся в самый неподходящий час и сделают ее беспомощной как раз тогда, когда нужно будет напрячь все силы для спасения детей… от чего? Она не знала, с какой стороны, от кого ждать гибели, а от кого — помощи. Кто теперь ей враг, а кто — друг? Было похоже на то, что муж, богами данный защитник, оказался врагом, и теперь она не знала, чего ждать от собственных братьев и свояков. Никогда раньше Дивляна не сомневалась в любви к ней родичей — но как тогда объяснить этот поход на земли ее мужа? Сжимая в кулаке «глаз Ильмеря», она могла только молить богов и чуров о том, чтобы не оставили ее и детей.