И, не жалея, принялась охаживать колдунью пестом — по голове, по спине, по рукам, которыми та пыталась закрыться.

— Беги, Дивляна! Беги! — кричала тем временем бабка Елинь.

Дивляна вскочила на ноги — никто больше ее не держал, народ вопил от потрясения и ужаса, видя, что обряд прерван, а колдунью бьют! Торопливо сбросив веревки, сорвав вместе с ними невольно и повой с головы, Дивляна безотчетно кинулась бежать к стене, до которой оставалось всего с десяток шагов. Она взлетела на помост, с него запрыгнула на ступень, приготовленную, чтобы сбросить ее обескровленное тело с обрыва горы в воду Ужи, и закричала изо всех сил:

— Помогите!

Голос сорвался — ее ведь почти придушили, и кожа на горле еще саднила от жестких веревок. Зато теперь она встала над стеной и отчетливо увидела, что весь берег, весь склон горы полон людей! В плесковском стане тоже разобрали, что в городе творится неуместное оживление — горит огонь, рокочут кудесы. С Вольгой были свои волхвы, которые по голосу кудесов сразу разобрали, что там кого-то провожают к нижним богам. Люди уже готовились лезть на стену, тащили бревна, найденные во дворах. Вольга приказал рубить ворота — и никто изнутри не мешал плесковичам подойти вплотную, все были слишком заняты.

Сколько бы ему ни случилось прожить, Вольга не забудет этого мгновения — когда над стеной вдруг появилась Дивляна. Он сразу узнал ее, несмотря на то что теперь ее волосы цвета червонного золота были заплетены в две косы и обернуты вокруг головы, как положено замужним женщинам. Простоволосая, растрепанная, с безумными глазами, она, его солнце, к которой он так стремился все эти годы, протягивала руки и кричала, звала на помощь. И ясно было, что она едва выскользнула из когтей смерти, которая и сейчас идет за ней по пятам.

Не помня себя, Вольга с воплем бросился на вал, будто мог взобраться по бревнам тына просто так. Несколько ратников устремились к нему, кто-то подставил плечи, кто-то поднял молодого князя на руки — не думая, насколько это осуществимо, люди пытались подбросить его, помочь добраться до женщины, за которой он пришел и которая гибла у него на глазах. Прыгнув вверх, даже не заметив, что опорой ему служат чьи-то плечи, Вольга уцепился за край частокола и повис, дрыгая ногами в попытке найти опору в гладких бревнах, оттолкнуться, — и сорвался.

А рядом с Огнедевой появились люди. Незвана, дрогнувшая было под первым напором, уже опомнилась.

— Убей ее, убей! — дико кричала она, уворачиваясь от песта в руках Елини.

Кто-то схватил от костра горшок с остатками отвара и метнул в старуху. Тот попал ей в голову, и воеводша упала — слава чурам, не в костер. А Незвана, оглядевшись и стерев с лица кровь из разбитой брови, увидела Дивляну — уже на стене, в двух шагах от спасения.

— Убей ее, что ты стоишь! — Она метнулась к Доброгневу, который в ошеломлении наблюдал за дракой почтенных женщин, которой кончилось жертвоприношение.

Только на него Незвана могла сейчас опереться. Волхвы, посрывав мешающие смотреть личины, лишь таращили глаза, народ издавал вопли ужаса, совершенно растерянный и не способный никому помочь. Все в Коростене и раньше сомневались, что смерть Аскольдовой вдовы послужит им на пользу, а теперь, когда все пошло наперекосяк и боги, похоже, отвергли жертву, на жителей и вовсе не стоило надеяться. Но Доброгнев стоял заодно с Незваной — если не жертва богам, то хотя бы месть плесковскому князю, которая была ему так же нужна, как и ей самой. Месть Огнедеве.

Вцепившись в рукав, колдунья потащила его за собой к стене. Вдвоем они забрались на помост, потом на приступку.

— Ты пойдешь к нему! Пойдешь! — в исступлении визжала Незвана.

Сейчас она как никогда была похожа на Марену — в облаке спутанных темных волос, среди которых одна коса обвилась вокруг горла, будто змея или удавка, с замаранным собственной кровью лицом и горящими глазами, она была столь ужасна, что любой соскочил бы со стены, лишь бы уйти от нее. Кровь из разбитого носа заливала ей рот и текла по подбородку, будто она хлебнула из чаши самой Марены. Но Дивляна не испугалась — она слишком ненавидела эту женщину, чтобы бояться ее. Не понимая, на каком свете находится, она и не думала об этом, а знала одно — враг перед ней, значит, надо бороться! До последнего! Пока хватит сил держать голову над водой!

— Тварь! — крикнула она, отталкивая Незвану.

— Держи ее! Бросай!

Та вцепилась в нее обеими руками, а Доброгнев обхватил Дивляну сзади и приподнял, намереваясь перекинуть ноги женщины через верхушки частокола.

Кривичи под стеной отхлынули, потом придвинулись снова. Дивляна визжала и цеплялась за острые вершины бревен. И не поняла, почему ее ноги вдруг освободились, почему она смогла встать… на что-то мягкое, оказавшись еще выше! Теперь заостренные колья, между которыми обычно удавалось в лучшем случае выглянуть, оказались у нее почти на уровне колен!

А дело в том, что воевода Рощень не растерялся, когда понял, что Аскольдову княгиню собираются выкинуть наружу — на камни с высоты.

— Давай, Мушата! — Пока князь в неистовстве бился головой о бревна частокола, воевода обернулся и властно кивнул отроку, известному своей ловкостью обращения с луком.

Мушата вскинул лук. В кого стрелять, он понял. Мудрено было попасть в мужчину, который метался, держа женщину в объятиях, но рука не дрогнула. За общим криком никто не услышал свиста стрелы, но железный наконечник вошел точно в открытую шею князя Доброгнева — и тот рухнул на приступку, отпустив ноги Огнедевы, которая и встала на его тело, сама того не понимая.

— Нет, ты пойдешь! К нему! — яростно кричала Незвана, тоже не поняв, что стряслось с ее помощником и почему он лежит без движения.

Мушата уже накладывал новую стрелу. Но Незвана, хоть и не знала об этом, оказалась быстрее. Стоя на стынущем теле, Огнедева поднялась слишком высоко к краю частокола — колдунья обхватила ее поперек туловища, с неженской силой подняла и толкнула наружу.

Стрела просвистела в пустоте, где только что была голова Марениной дочери. Теряя равновесие, уже видя, что не сможет удержаться за верхушки бревен, Дивляна сделала единственное, что ей подсказали чуры, — изо всех сил вцепилась в волосы и плечо Незваны, впилась пальцами в косы и ворот рубахи. А та в слепой ярости толкнула слишком сильно, сама споткнулась о голову Доброгнева, покачнулась… Дивляна в тот же миг от толчка перевалилась за частокол, тяжестью тела потянув Незвану за собой. И с пронзительным криком обе полетели вниз.

Люди на валу невольно прыснули в стороны. Две женщины, сцепившись, обнявшись в своей ненависти крепче, чем обнимаются от любви, упали на вал, потом с размаху прокатились по нему и упали снова — проскользили по крутому склону, по камням, по обрыву, по плоскому камню-причалу и рухнули в черную воду. Волны взметнулись, будто Князь-Уж с готовностью схватил в жадные объятия сразу обеих невест, лизнул гранитные валуны.

Никто еще не успел опомниться, как почти тем же путем промчался, будто молния, князь Волегость — скользя по мокрым камням, спотыкаясь и ничего не замечая — и без раздумий бросился в холодную осеннюю воду. Ему казалось, что он еще видит белое пятно их сорочек, но под водой женщины расцепились. Ни одна из них не барахталась, не пыталась выплыть — обе пошли на дно, то ли просто оглушенные падением, то ли…

Вслед за князем прочие кривичи попрыгали в воду — прыгнули бы все, но Рощень, подбежав, загородил путь, крича:

— Хватит, хватит! Только воду замутите, друг друга будете ловить, орясины, а баб затопчете!

Счет шел на мгновения — пошарив по дну там, куда они вроде бы упали, Вольга вынырнул, увидел перед собой нескольких мокрых товарищей — кто нырял, кто ловил ртом воздух — и снова погрузился в воду.

Вот кому-то попался подол рубахи; чьи-то шарящие по дну руки запутались в облаке развитых струями волос. Сперва одну, потом другую выволокли на берег. Обе не шевелились и не дышали. Вольга бросился к Дивляне, затряс ее, пытаясь привести в чувство. К нему бежал со всех ног волхв-целитель Мыслиша — помочь.