А за окнами все еще город, тянется и тянется. Покидать вагон рано, так почему бы не навешать лесбиянкам лапши на уши, чтоб они потом перевесили мою лапшу на лопоухие уши прокурорских работников? И чтоб майор Зайцев не мучился, гадая, кого же он такого крутого подобрал на пустынном шоссе.

– Слушай сюда, девчонки! Кликуха моя – Циркач, я, как уже было сказано, честный фраер в натуре. Ну и мокрушник немного, да, грешен, каюсь. Но в душе – чистый фраер, правда. Срок тянул в Мордовии, недавно откинулся. Еще на нарах вписался в крутую тему. Ссученные менты и цыгане из городка, который мы сейчас проезжаем, в той же теме, ясно? Накладочка, слышь, вышла – другой заместо меня должен был к здешним цветным на «стрелку» прихилять. Потому и фотка в липовой ксиве чужая, ясно? Мусорки снабдили меня формой, а ксива получилась гнилая, с рожей того кореша, вместо которого я нарисовался. Вот здесь, – я тряхнул фальшивым гипсом, – под бинтами спрятана карта, ее мне на «стрелке» «боро» дал, в смысле – барон цыганский. Карта местности, ясно? Меня за городом, в лодке, в моторке, бригада ждет. Я карту получил, форму, и мы на лодке должны плыть вверх по течению, до истоков, ясно? А форма ментовская, чтоб на хер посылать смело всех случайных встречных, коль таковые нарисуются у бережка речушки, понятно, а? Плывем до истоков и дальше пехом до места, обозначенного на карте. – Я специально вру про местность в сотни километров от разоренной наркотрассы. – Там, в лесу, прикопан зенитный комплекс. Типа, переносной. Забыл, как точно называется. Там над лесом самолеты раз в месяц летают, нагруженные золотом, из Владика в Москву. Прикинули, девочки, какая тема крутая? Ваще, атас, да?..

И я подробно рассказал, как «хромал к лодке, где меня пацаны ждут», объяснил, почему «хромал», тем, что «навернулся, блин, на ровном месте, ногу, блин, подвернул», пожаловался: «Хромаю, блин, зырю – автоколонна», ну и так далее. И зачем я им все это рассказываю, буквально заставляя слушать, удерживая на прицеле? Они б спросили, я б не ответил, зачем, честное слово. И в придуманной наспех истории про зенитные комплексы и самолет, груженный золотом, концы с концами, если честно, сходятся плохо, очень плохо. Например, совершенно непонятно, на фига я ценную карту местности под бинтами прячу. И слабовата мотивация относительно нужности милицейской формы. И почему у меня с собой наркотики, я не объяснил. И расплатился за убитую подругу «коксом» чересчур нарочито, фактически всучил преступницам наркоту, но! Одно веское «но»! Как известно, ежели врать с размахом, то люди непременно подумают: «Неужели ВСЕ это неправда?» И начнут головы ломать. И запутают сами себя окончательно.

Чего-чего, а путать свои следы я умею. Правда, было дело, перестарался однажды и крепко попал на крючок, однако нынче расклад принципиально иной. Вскоре я нырну в океан тайги, и у государства крючков не хватит меня вылавливать. Что же касаемо мафии, так этот пугливый и осторожный спрут, как я уже говорил, предпочтет отстраниться от участия в ловле опасного хищника. Тем паче что я лишний раз напугаю спрута мафии, оставив на полу вагона с заложниками и мертвой преступницей рваную ксиву с фото Лешего, а в руках у лесбиянок упаковки с мафиозным «коксом». Короче – что ни делается, все к лучшему. Одно плохо – в паху до сих пор свербит, давненько я не пропускал столь сильных ударов по столь нежным органам, ай, как неприятно, ай, как стыдно. За то, что я проморгал такой удар, мой милый дедушка-японец устроил бы мне такую трепку, так бы меня наказал, представить страшно...

Верно подмечено народом – прикидываться больным нельзя, симулянту аукнется. И я живой тому пример. Я столь талантливо имитировал вывих ноги, так грамотно дурил ментов, так гениально симулировал, что разрыдался бы и сам Станиславский. Я притворялся, и вот результат – реально вывихнул ногу. Причем правую, полноценную конечность. Спрыгнув с поезда, как учили, все сделал правильно – и сгруппировался, и под откос скатился мячиком, встал, сделал шаг и, представляете, поскользнулся! Стопу правую подвернул, в лодыжке прострел, я аж вскрикнул. Кое-как, на хромой левой, скачками, добрался до кустарника, что произрастал в пяти примерно метрах от железнодорожной насыпи. Скрипя зубами, стянул сапог с травмированной ноги, глянул на припухшую стопу и громко, с душой выматерился. Серьезная, блин, анатомическая неприятность приключилась, чтоб ее и так и этак! Надо срочно принимать меры.

Дернул стопу, поработал костоправом, промассировал особым образом мышцы и связки, воздействовал на кой-какие хитрые акупунктурные точки, сделал что можно и нужно, осталось наложить тугую повязку. Бинт, намотанный на руку, совсем измочалился и стал непригоден, я скинул китель, снял милицейскую рубашку, порвал ее на лоскуты, с грехом пополам наложил повязку.

Разобравшись с ногой, я облегчил рюкзак, вытащил гражданскую трофейную одежду. Оголился, милицейский маскарадный костюм закопал под кустом, там же зарыл кобуру и бинт. Переоделся в гражданское. Сунул пистолет в рюкзак, осмотрел культю придирчиво. Осмотром остался доволен, ранка на обрубке предплечья зарубцевалась. Гораздо хуже выглядит моя единственная левая пятерня, ободранная о трос. Орудуя пострадавшей рукой, еле-еле натянул сапог на пострадавшую ногу поверх тугой повязки. Портянку с травмированной ноги пришлось пихнуть в боковой кармашек рюкзака, а значит, грядет еще неприятность – еще и мозоли на пальцах правой конечности натру, вот зараза!

Встал, закинул фабричного производства вещмешок за спину, сделал шаг, другой, третий... И смех и грех! Хромой на обе ноги, я передвигаюсь, будто... Нет! Не могу найти подходящего сравнения. Фигово я передвигаюсь, одним словом. Медленно и нелепо.

Нашел под кустами палку, приноровился на нее опираться и двинул через поле со скоростью старой морской черепахи, выброшенной штормом на пустынный берег.

Кустарник тянулся вдоль железнодорожной насыпи и где-то в километре по ходу поезда сливался с довольно жиденьким лесным массивом. За кустами поле, за полем тоже деревья.

Доковылял до деревьев, поменял палку на более крепкую, иду, размахивая культей, и хмурюсь – лесок вокруг совсем-совсем редкий.

Даже двигаясь со скоростью престарелой черепахи, вышел на опушку с другой стороны лесного островка через десять минут после того, как вошел под сень деревьев. Стою, прячусь в редком подлеске, любуюсь открывшейся панорамой.

Не иначе, я стою на берегу доисторического моря, высохшего в позапрошлую геологическую эпоху. Предо мной гигантская пологая впадина. Далеко-далеко, на дне впадины, километрах в десяти, словно водоросли во время отлива, переливаются изумрудом сосновые дебри. По пути к изумрудной бесконечности тайги тут и там разбросаны островки деревьев, большие и маленькие. Меж тем островком, на опушке которого стою я, и следующим, километрах в трех, притулилась деревушка. И не деревушка даже, а скорее хуторок. Раз, два... пять дворов всего. Левее, в паре километров, отгородившись от мира плебеев высокой стеной, расположилось трехэтажное поместье. Другого определения, кроме как «поместье», к сей постройке подобрать трудно. Этакое дворянское гнездо с колоннами, портиками, балкончиками, с примыкающими аккуратными хозяйственными постройками, с вишневым садиком и круглым прудиком. Новодел под старину, причуда «нового русского», пожелавшего иметь коттедж в классическом стиле славного крепостного прошлого.

Я увлекся созерцанием псевдодворянского гнездышка и, честное слово, вздрогнул, когда услышал ржание справа. Шагаю вправо, раздвигаю ветки и вижу лошадок. Три клячи со связанными передними копытами щиплют прошлогоднюю сухую траву на границе лесного острова и поля.

Если б еще вчера какой ясновидец мне сказал, мол, завтра станешь конокрадом, я бы рассмеялся надменно в лицо кудеснику. Я обрадовался чрезвычайно, сообразив, каким образом можно с комфортом добраться до далекой изумрудной тайги.