Хороших слуг отличает мнимая невидимость. Вроде бы и нет никого лишнего рядом с господином или госпожой, а случись какая неприятность, и словно из-под земли являются слуги, готовые оказать любую помощь работодателю. Я все еще нашептывал на ушко заложнице советы, куда шагнуть, да как половчее взять трубку-телефон и при этом не обжечь пальчики, когда распахнулись настежь полуприкрытые двери в коридор, и материализовавшийся из мрака мужик с шутовским автоматом взял меня на прицел. Буквально секунды не прошло – за спиной первого мужика возник второй, за ним третий и так далее. Охранники-слуги теснились в коридоре, как горошины в стручке.

Антон коротко объяснил коллегам положение дел, и те расступились, давая мне возможность в обнимку с заложницей выйти из комнаты. Я передвигался по коридору, то и дело задевая локтем вжавшихся в стенку мужиков и примечая, что далеко не вся прислуга имеет на вооружении стреляющие сернокислотными шариками автоматы. У многих в руках было вполне боевое оружие.

Когда спускались по лестнице, Любовь Игнатьевна закашлялась – пистолетный ствол случайно задел гортань женщины. Ощетинившееся стволами сопровождение зашумело, словно лес перед бурей.

– Ребята, расслабьтесь! – прикрикнул я на враждебный конвой. – Честное слово, мне все по фигу! Замечу, что кто-либо попытается изобразить спеца по антитерроризму, – выстрелю бабе в глотку и успею подстрелить пару-тройку энтузиастов. Видели, как я стреляю? Уложил китайца, он и ахнуть не успел. А узкорылый, между прочим, был проворнее всех вас, мудаков, вместе взятых!

Мужики-охранники притихли и, когда мы, наконец, спустились в гараж, сделали все возможное, чтобы сберечь мои нервы и дать возможность спокойно сесть в машину, предварительно усадив на сиденье рядом с водительским Любовь Игнатьевну, у которой по-прежнему оставался во рту пистолетный ствол. Царящая вокруг атмосфера напоминала общий настрой фильмов Джона Ву. Главного героя мучили, над ним издевались, унижали, и он, герой, красавец с длинными белыми волосами, в конце концов обиделся. Я усмехнулся, наткнувшись на эту аналогию. Сумасшедший со шрамом хотел, чтобы все происходило, как в дешевом кинофильме, и все получилось именно так, как ему хотелось.

Вести машину, управляясь одной рукой, достаточно проблематично. Однако в правом кулаке оружие, пистолетный ствол измазан губной помадой, и еще не время давать возможность Любочке дышать ртом. Что делать, пришлось управляться одной левой.

Когда я, наконец, с горем пополам вывел автомобиль из открывшихся ворот подземного гаража, выехал в предусмотрительно распахнутые уличные ворота, проехал по территории спящего дачного поселка, миновал его и убедился, что никто не рискнул сесть на хвост, только тогда я решил, что предмет изо рта Любови Игнатьевны, пожалуй, пора и вынимать.

– Осторожно, Люба, вытаскиваю ствол. Будьте так любезны, как только закончится минет с пистолетом, нагнитесь, пожалуйста, и схватитесь руками за лодыжки. Устанет спина, захотите разогнуться – накажу, честное слово.

Любовь Игнатьевна разжала онемевшие челюсти. Влажный пистолетный ствол блестел в лучах появляющегося из-за горизонта солнца, словно был покрыт тонким слоем бесцветного лака.

– Вы сошли с ума... – прошептала бледная до синюшности Любовь Игнатьевна. Женщину трясла мелкая дрожь. Из глаз, размывая тушь на ресницах, текли черные слезы.

– Вы правы, наверное... Нагибайтесь, Любочка, нагибайтесь. Вам не привыкать воплощать в жизнь желания сумасшедших, так что быстренько делайте, что вам велено.

Любовь Игнатьевна согнула спину, как я и приказал, схватилась руками за икры ног, немного не дотянувшись до лодыжек. Черт побери, жалко, что я не сообразил прихватить помимо телефона еще и наручники. Сейчас она поплачет, да и кинется на меня пантерой, пока мышцы не свело в неудобной позе... Хотя нет! Любовь Игнатьевна знает, как опасно не подчиняться сумасшедшему мужчине. Будет сидеть скрючившись, как миленькая!

– И не нужно на меня обижаться, Любочка! В конце концов, я тоже, как и вы, всего лишь реализую больные фантазии вашего изобретательного супруга. Он хотел чтобы жизнь проистекала по законам дешевого кинобоевика? Он хотел плохого кино? Он его получил. Разве что в кино не умирают по-настоящему. Остальное все, как в кино. Как в плохом кино.

Вместо того чтобы повернуть в сторону Москвы, я развернул автомобиль багажником к столице. «Хвоста» нет, однако это совсем не означает, что меня не будут ловить. Еще как будут! Но ловить меня станут по дороге в город, кто ж догадается, что я поехал в противоположную сторону? Логично предположить – террорист в компании с заложницей мчится на всех парах туда же, куда так стремился вчера, в гости к капитану Верховскому, другу убитого Лешки Митрохина. Не у кого вроде мне искать помощи, кроме как у понятливого мента Вити Верховского... А вот хренушки вам всем! Не поеду я к Вите. И вообще, в ментуру обращаться не стану. Непредсказуемость отныне мой главный и, пожалуй, единственный козырь.

Трубка мобильного телефона в очередной раз разродилась призывной трелью. И хочется ответить на звонок, да никак. Левой рукой на ходу до трезвонящей трубки не дотянусь, и пистолет в правой руке менять на телефонную трубку не буду. Не потому, что боюсь неприятностей со стороны скрючившейся рядом на сиденье Любови Игнатьевны. Я свое отбоялся, пускай теперь меня боятся. Проеду еще километров с десять, сверну куда-нибудь с асфальта на травку, заглушу мотор, там и поговорю с мобильным телефоном.

Сине-серая лента шоссе несется навстречу. Автомобиль жадно пожирает километры. За окнами мелькают спящие деревушки, окутанные туманом поля, лес, укрытый серой дымкой, словно одеялом. Солнце пока не мучит жаром, лишь ласкает, будит землю, как любовник истомившуюся за ночь подругу. Когда я в последний раз видел рассвет солнца? Давно. Очень давно. Вчера...

На дворе самое начало августа. Пройдет несколько теплых дней, и погода испортится. Очередное лето превратится в воспоминания. Лето смерти Стаса Лунева. Да, я умер несколько часов назад. Умелые пальцы китайца возродили к новой жизни, по сути, совершенно другого человека, крещенного кровью старых друзей Ворона-хищника с белым оперением. Белый цвет на Востоке – цвет траура. Таким, как позавчера, я уже никогда не буду.

Ворон – птица-падальщик. Ворона не воротит от запаха гнили. Памятуя старичка-сердечника в потрепанных «Жигулях», я поостерегусь впредь общаться с обычными, нормальными людьми. Скоро, очень скоро с головой окунусь в дерьмо, где обитают существа, которым и в глаз клюнуть не грех. Жестокость порождает жестокость. Вот такая отныне у меня философия!

Слева, за редкими деревьями, промелькнула железнодорожная платформа. Шоссе вильнуло, и серая асфальтированная лента далее пролегла параллельно блестящим рельсам железной дороги. Я сбросил скорость, ища, где бы остановиться. Ура! Я правильно сориентировался! Предугадал – если ехать в сторону Москвы на автомобиле, то, чтобы добраться до железной дороги, необходимо сделать огромный крюк. А если свернуть в противоположную сторону от столицы – шоссе непременно приведет (или привезет?) к стальной электромагистрали.

Слева рельсы, справа лес, сосенки да березки. Ага! Вот отличная полянка. Сворачиваю, глушу мотор.

Мотор замолк, и сразу послышалось пение птиц. Надо же! А говорят, лесные пернатые перестают петь в середине июля. Диссонансом в чириканье птах небесных прозвучала очередная электронная трель мобильного телефона. Теперь можно и ответить.

– Слушаю. – Я вышел на связь, радуясь собственному спокойствию и уверенности. Трубку взял левой рукой. В правой пистолет.

– С тебя живого шкуру спустят, запомни! – заорала трубка голосом сумасшедшего со шрамом. – Где моя жена?! Что ты с ней сделал?!!

– Пока ничего, но ты подал хорошую идею. Содрать загорелую кожу с симпатичного личика Любочки – это эффектно. Какие еще будут предложения и пожелания?