— По-твоему, всех беспокоит влияние Валлены, кроме меня? — раздраженно сказал Морган за стеной.

— Думаю, что вас оно тоже тревожит, ваше великолепие, — ответил ему тихий вкрадчивый голос из смеси яда и патоки, в котором Женевьева без труда узнала Лоциуса. Вот и еще один оживший детский кошмар. — Только вы проявляете гораздо больше терпения, чем ваши преданные слуги.

— Ты думаешь, я не понимаю, в чем источник твоего нетерпения? — хмыкнул первый министр Круахана. — Твой Орден никак не может завоевать себе позиции в Валлене, вот ты и стараешься.

— А в чем источник вашей снисходительности?

— Если я начну слишком притеснять валленцев, старый герцог Джориан перестанет меня приглашать даже на официальные празднества. Настоящая война — это прекрасно и даже в чем-то полезно, мой мудрый советник. Но я люблю море и солнце, а его так мало в этом хмуром городе.

— Не могу ничего возразить, ваша светлость, разве что отметить небольшую малость — видимо, ваши мысли поглощены сейчас совсем иными делами, нежели государственными заботами. Иначе вы все-таки обратили бы больше внимания на мои слова о передвижении валленских шпионов.

— Что ты имеешь в виду?

— Это рыжее отродье Ламорака… По-моему, вы уделяете ей слишком много внимания.

— В ней столько силы, — задумчиво произнес Морган. — Этот цвет волос… Она вся сверкает, как старое золото. Ты же сам учил меня. Если я возьму себе ее энергию, мое могущество возрастет во много раз.

— Я бы предостерег вас, монсеньор, — прошелестел голос Лоциуса. — Она типичная ведьма, ее сила примитивная, и она чересчур сильно связана с окружающим миром. По доброй воле она вам ничего не отдаст. От таких женщин темному магу никакой пользы. Лучше было сразу убить ее тогда, как я вам советовал.

— А ты считаешь, что всегда советуешь только правильные вещи?

— Разве до сих пор я часто ошибался, ваша светлость?

— Может, ты и не ошибался, — сварливо сказал Морган, — но ты многое мне наобещал и до сих пор не выполнил свои обещания. Ты полагаешь, зачем я позволил твоему Ордену укрепиться в Круахане? Ведь не из-за уверенности в священной силе знака Креста и надежде, что вы принесете нам покой и благоденствие, правильно?

— Вы сами знаете, монсеньор, что я работаю не покладая рук. Вы захотели заглянуть в такую область знаний, где ничего не делается быстро. Будьте уверены, рано или поздно…

— Главное, чтобы не слишком поздно для тебя, — перебил его Морган. — Ты мне слишком мало рассказываешь. Чему я научился за это время? Подчинять себе собеседника и лишать его воли? Видеть истинные намерения людей? Забирать чужую энергию?

— Поверьте мне, ваша светлость, это очень много.

— Да, но это ни на йоту меня не приближает к моей цели. Наоборот, я чувствую, что старею еще быстрее, что мой организм постепенно разрушается. Запомни, де Ванлей — единственная вещь на свете, которую я по-настоящему хочу — это жить вечно. Или, по крайней мере неизмеримо долго. Ты мне это обещал. И если я пойму, что ты меня обманываешь…

— Вы не приблизитесь в вашей цели, собирая рыжих девчонок со всего Круахана. Пусть даже все они окажутся в вашей постели, это ничего не даст, поверьте мне.

— А почему я, собственно, должен тебе верить?

— А что еще вам остается?

Собеседники помолчали. Женевьева, приникшая к портьере, видела сквозь небольшую щелку только часть соседней комнаты и недовольное лицо Моргана, теребящего себя за кончик носа и кусающего губы.

— Ну хорошо, — произнес тот наконец, — расскажи мне о своих валленских шпионах еще раз.

— У меня есть основания полагать, что Валлена заручилась поддержкой среди некоторых представителей круаханской знати, и они постепенно готовят переворот.

— Большая новость, — фыркнул Морган. — Ты намекаешь на всяких мелких дворянчиков, которые постоянно вертятся вокруг старика Тревиса? Неужели ты веришь, что Тревис всерьез думает о перевороте? Ему просто нравится играть в последнего защитника свободы.

— Быть может. — уклончиво сказал Лоциус, — но среди его свиты есть люди, которые пытаются вести более опасные игры. У меня есть все доказательства того, что некоторые из них выполняют прямые указания валленского герцога Джориана, а граф Тревис покровительствует их действиям.

— И кого ты имеешь в виду?

— Ну например, вы должны помнить того, кто на одном из приемов осмелился пререкаться с вами публично. Он тогда еще спросил о судьбе барона Тенгри и особенно его виноградников, приносящих огромный ежегодный доход? Вы ведь представляете, на что он намекал?

Женевьева увидела мелькнувший силуэт — это Морган раздраженно прошелся туда-сюда.

— Я его хорошо запомнил, — сказал он сквозь зубы. — Его имя Бенджамен де Ланграль, правильно? Кстати, в отличие от прочих тревисовых прихвостней в его родословной не менее пятидесяти известных имен. Тому же Тревису он кстати, тоже родственник, а через него в родстве с королевой. И ты хочешь сказать, что он валленский шпион?

— Один из самых удачливых, — ответил Лоциус с легким торжеством в голосе. — Вы хотите видеть мои доказательства, монсеньор?

— Не стоит, — отмахнулся Морган. Некоторое время в просвете постоянно мелькал темно-красный камзол — это первый министр быстро расхаживал по кабинету, помахивая одной рукой в такт шагам. — Доказательства ты представишь в канцелярию. Может, в ближайшем будущем они… понадобятся.

— Понимаю, ваша светлость.

— Но лучше бы ты все-таки занимался своим делом, — мрачно заметил Морган, останавливаясь. — Разоблачать валленских шпионов и лезть в мои личные дела — это замечательно. Но это не особенно приближает тебя к выполнению моей… нашей цели, не так ли?

— О ваша светлость, — проникновенно сказал Лоциус. Теперь он оказался напротив щелки в портьере, но Женевьева не видела его лица — настолько низко он поклонился, прижав руку к груди. — Каждый мой вздох, каждая мысль — это шаг на пути к вашей цели.

— Ну хорошо, — пробормотал Морган, — ладно… Иди, Лоций. Кстати, там в передней ждет гвардейский лейтенант — скажи, что я хочу его видеть.

— Я счастлив, что стал служить именно вам, ваша светлость.

На мгновение в кабинете воцарилась тишина. Морган сел в кресло, рассеянно полистал лежащие перед ним бумаги, но видимо, они его нисколько не занимали. Наконец шорох портьеры возвестил о появлении еще одного действующего лица.

Лицо также встало в поле зрения Женевьевы, и та презрительно выпятила нижнюю губу — это был именно тот кривоногий гвардейский офицер, который ее арестовал.

— Ваше имя де Шависс, если не ошибаюсь?

— Да, монсеньор.

— Некоторое время назад вы просили у меня личной аудиенции.

— Да, монсеньор.

— С какой именно целью?

— Монсеньор, — гвардеец выпрямился, собирая всю свою уверенность, хотя она быстро таяла под холодным пристальным взглядом Моргана. — Вы один из самых счастливых правителей на земле. Вас окружают преданные всей душой люди, готовые ради вас на все. Но вы были бы еще счастливее, монсеньор, если бы знали, кто именно из ваших слуг все-таки несколько ограничен в своей преданности, а кто готов пойти до конца в стремлении услужить вам.

— Пойти до конца? — переспросил Морган. — Что вы имеете в виду?

— Это значит выполнить любое ваше поручение, монсеньор, пусть даже такое, которое сначала может показаться несовместимым с дворянской честью.

— То есть вы хотели мне заявить о своей готовности поступиться честью ради меня? Это, конечно, похвально. Но неужели вы полагаете, что я способен отдать своим слугам приказание, наносящее урон их чести?

Де Шависс во многом был достоин Моргана — он ответил не моргнув глазом, хотя ответ скорее всего был заранее подготовлен и выучен.

— Ни в коей мере, ваша светлость, — заявил он. — Напротив, я уверен, что вы никогда не поставите под угрозу честь своих слуг. Именно поэтому истинно преданные слуги считают своим долгом предупредить желания монсеньора.

— Что вы имеете в виду?