— Я достаточно неплохо себя чувствую, — сказал Ланграль, слегка улыбаясь, — чтобы пропустить такое знаменательное событие, как ваш праздник. Не могу же я дать господам гвардейцам повод для радости, что они надолго вывели меня из строя?

Тревис нахмурился и снова в своей излюбленной манере прошелся по кабинету, как всегда, когда был захвачен какой-то новой мыслью. Про Женевьеву, скрытую портьерой, он уже почти забыл.

— Да, — воскликнул он, взмахнув рукой, — я говорил об этом королеве. Я этого просто так не оставлю. Наемное убийство одного из лучших дворян в Круахане, без какой-либо причины…

— Ну мы же с вами прекрасно знаем, что причина есть, — спокойно пожал плечами Ланграль. Он подошел к столу и слегка приподнял правую бровь, увидев два бокала. — Я просто счастливо отделался, ваша светлость, только и всего. Но если бы они меня прикончили — весь Круахан на следующий день знал бы, что среди его лучших дворян, как вы изволили выразиться, попадаются подлые изменники, выполняющие поручения валленского герцога.

— Но вы же это делаете на благо всего Круахана! — патетически воскликнул Тревис. Было видно, что он довольно долго думал над этими словами и что они ему явно нравятся. — На благо несчастной страны, стонущей под гнетом ненавистного режима! На благо цвета нашего общества, которое подлый Морган всячески притесняет и лишает насущных прав!

Ланграль хмыкнул, глядя в спину своего старшего друга с некоторой снисходительной нежностью.

— Не совсем уверен в этом, дорогой герцог, — проговорил он тихо. — Скорее я делаю это из интереса и чтобы хоть чем-то занять свою жизнь. Иначе она будет казаться мне совсем бессмысленной. К тому же вряд ли нынешнему Круахану я смогу принести какую-то пользу. Приходится приносить ее другой стране.

— Ладно, — укоризненно покачал головой Тревис, — вы всегда слишком ироничны, Ланграль. Вы ни во что не верите, хотя кому бы, как не вам, благодарить небеса, судьбу, счастливый случай, не знаю, что еще, за свое спасение. Как вам удалось выжить в схватке с двенадцатью?

— Одиннадцатью, — поправил Ланграль. — Шависса там почему-то не было.

— Ну все равно, — Тревис нетерпеливо махнул рукой, — хотя странно. Я был уверен, что при его пылкой привязанности к вам он окажется в первых рядах.

— Не знаю, ваша светлость, — Ланграль оперся рукой о спинку стула. Было видно, что долго держаться на ногах ему все еще нелегко. — Я действительно не знаю, кого благодарить за свое спасение. Но даже если это судьба или промысел свыше — они в любом случае воплотились в конкретного человека.

— И вы даже не знаете, как его зовут?

— Ее, — поправил Ланграль, горько усмехаясь.

— Подождите, — Тревис потер лоб, словно пытаясь собрать воедино разбегающиеся мысли. — Так это правда, что Берси болтал о какой-то рыжей девушке? Я решил, что он напился от горя, что в тот вечер не пошел с вами, и поэтому несет абсолютный бред.

— Это правда, господин герцог, — Ланграль наклонил голову. — Она действительно меня спасла. Она появилась ниоткуда и не назвала своего имени.

— И она была рыжая? — уточнил Тревис.

— Да, у нее были рыжие кудри, довольно, кстати, редкого оттенка. Я таких ни у кого не видел.

Тут Тревис запрокинул голову и громко расхохотался. Впрочем, он вообще все делал громко, но тут он превзошел самого себя, вытирая выступившие слезы.

— Бенджамен, Бенджамен, — воскликнул он, на секунду прерываясь, чтобы вновь разразиться хохотом. — Поделом вам, это судьба вас наказывает. Учитывая вашу большую любовь к женщинам, оказаться обязанным одной из них…

— Подобные обязательства меня не очень смущают, — холодно сказал Ланграль, немного нахмурившись. Было заметно, что слова Тревиса не принесли ему радости. — В любом случае я ей ничего не должен, кроме жизни. Если бы я знал, кто она, я постарался бы побыстрее вернуть долг, только и всего.

— Ну что же, — торжествующе сказал Тревис, — думаю, что мне удастся вас познакомить. Надеюсь, что вы оцените мою услугу, Бенджамен де Ланграль.

— Я и так многим вам обязан, ваша светлость.

— Тогда прошу!

Тревис несколько картинным жестом откинул портьеру, открыв побледневшее лицо Женевьевы. Было видно, что она только что жадно смотрела в щелку, и огонь в ее глазах, ставших вдруг совсем большими, еще не погас.

Ланграль не очень умел удивляться. Его холодное лицо с правильными точеными чертами было просто не приспособлено для удивления. Поэтому внешне создалось впечатление, что он воспринял все происходящее как довольно удачное совпадение.

— Я счастлив познакомиться с вами, сударыня, — сказал он, поклонившись. Правда, в поклоне было довольно много скованности, но кто может упрекнуть раненого человека? — Мне кажется, вы имели честь утверждать, что мы больше никогда не увидимся?

Женевьева подняла на него глаза, полные тоски, а потом метнула яростный взгляд на Тревиса.

— Если бы это зависело только от меня, — сказала она, — то мы бы с вами и не увиделись.

— Вам настолько неприятно меня видеть?

— Нет, — шепотом сказала Женевьева. — Мне казалось, что это вам неприятно было бы увидеть меня.

— Вы ошибаетесь, сударыня, — голос Ланграля был безупречно вежлив. — Я был бы счастлив не только вас увидеть, но и услышать ваше имя, чтобы знать, кого я должен благодарить.

— Вы мне ничего не должны, — резко сказала Женевьева, вскинув голову.

— Кроме жизни, — он слегка улыбнулся, и взгляд его на мгновение потеплел. Где-то далеко, совсем на дне темных глаз появилось что-то похожее на отдаленную нежность.

— Меня зовут Женевьева, — сказала она хрипло.

— Графиня де Ламорак! — значительно добавил Тревис. Он некоторое время с плохо скрываемым изумлением смотрел на этих двоих, стоящих напротив и не сводивших друг с друга глаз. Женевьева была ему понятна — тем более что на Ланграля так реагировали многие девушки, это была обычная история. Но сам Бенджамен его удивлял. Конечно, на его лице ничего нельзя было прочитать, кроме вежливого равнодушия, однако поражал сам факт, что он более минуты смотрел на женщину, не отворачиваясь.

"Вот и твоя судьба решена, Бенджамен де Ланграль, — пробормотал про себя Тревис. — В общем-то, что самый старый из айньских князей, что самый упорный из женоненавистников Круахана — казалось бы, результат одинаково безнадежен, но все вы оказываетесь там же. Только тебе она вряд ли даст по голове бутылкой, это точно".

— Она дочь Жоффруа, — уточнил он еще на всякий случай.

Ланграль опять поднял бровь — высшая степень его удивления.

— Полагаю, вы понимаете, сударыня, чем рискуете, появившись в Круахане?

— У меня не было выбора, — прошептала Женевьева. — Я поэтому и пришла сюда, что… В общем, у меня больше никого…

— Она понимает, — торопливо сказал Тревис. — Дитя мое, посиди пока в моем кабинете, скажи слугам, что я велел никого не пускать. Гости уже собрались?

— Давно, — отозвался Ланграль.

— Ну неважно. А мы пока с тобой, граф, подумаем, что нам делать дальше.

Женевьева как-то растерянно двинулась к дверям. Внезапно из уверенной в себе и насмешливой особы она превратилась в беззащитную девочку с огромными сверкающими глазами.

— Будьте уверены, графиня, — сказал ей вслед Ланграль, когда она обернулась у дверей. — Моя жизнь принадлежит вам, можете располагать ею, как сочтете нужным.

Женевьева еле слышно вздохнула, опуская за собой портьеру. Даже в самом прекрасном сне она не могла мечтать, что он скажет ей такие слова. Но почему же его голос звучал настолько холодно, что ей захотелось застонать от безнадежности?

Двое, оставшиеся в кабинете, некоторое время молчали. По лицу Ланграля было видно, что он скорее борется с лихорадкой, чем размышляет о том, что делать дальше, хотя Тревис и призвал его к этому. А сам герцог медленно бродил от столика с бокалами к камину и обратно, обхватив себя руками за плечи, и лицо его принимало все более мрачное выражение.