— И ты так просто об этом рассуждаешь?

— А что я, по-твоему, должен был сделать?

— В твоем присутствии наш командор, герой Альбы и будущий Великий Магистр, путается с сомнительной девицей из чашников, а ты еще изволишь смотреть, чтобы им никто не мешал?

— Как справедливо заметил Гвендор, он всегда добивается чего хочет. И останавливать его бесполезно.

— О небо! — Жерар воздел руки и закатил глаза. — И ты, видя такое святотатство, не послало ни одной умной мысли о том, как им помешать, в голову Бэрда? Ведь у него в голове настолько пусто, что он бы ее сразу заметил.

— Выходит, они давно встречаются? — перебил я его.

— Каждый день, — Бэрд снова пожал плечами. Жерар только глухо застонал, взявшись за виски.

— За что, за что мне такая ужасная судьба, — пробормотал он, скривившись, как от зубной боли. — Ведь теперь, чтобы спасти своего командора, я просто обязан соблазнить эту Рандалин, дабы она от него отстала.

— Как ты думаешь, кто-нибудь еще видел их утренние прогулки? — спросил я у Бэрда.

— Любой, кто захотел бы проследить.

"Кто недоволен своей нынешней карьерой в Круахане и надеется, что на Эмайне его ждет участь получше", — подумал я, с внезапным подозрением оглянувшись назад. Мирно спящий орденский дом за спиной внезапно показался мне вражеской крепостью.

Мы молча и мрачно оперлись на перила балкона, глядя на едущих по лугу. Их фигуры казались уже совсем маленькими, когда одна вдруг резко остановилась, взмахнула рукой и понеслась в сторону.

— И это тоже каждый день, — констатировал Бэрд. — Каждый день в конце разговора они ссорятся, а наутро встречаются снова.

Вторая фигура тоже застыла и некоторое время стояла не двигаясь, а потом медленно повернула к дому. Когда мы смогли разглядеть лицо Гвендора, что было непросто, потому что он ехал с полуопущенной головой, его выражение меня не порадовало — на нем была поразительная смесь глубокой печали и абсолютного счастья. Он был настолько погружен в себя, что заметил нас троих, свесившихся с перил, только когда подъехал вплотную к самому дому и случайно поднял глаза.

— Доброе утро, — сказал он все с тем же отвлеченным выражением лица.

— Мне не кажется, мой командор, что это утро для вас действительно доброе, — нежным голосом сказал Жерар. — Гораздо добрее оно для того, кто глядя в окно на ваше безупречное умение управлять лошадью, пишет сейчас отчет о ваших утренних упражнениях в Эмайну, чтобы там тоже порадовались вашим способностям. И я очень удивлюсь, если подобный отчет придет в единственном числе.

— Что же делать, — Гвендор усмехнулся, вроде бы по-прежнему, но его улыбка стала намного грустнее и мягче, — я не могу препятствовать развитию литературных талантов у своих воинов.

— Зачем вы это делаете, Гвендор? — спросил я. — На что вы надеетесь?

— В том все и дело, Торстейн, — ответил он и обернулся, посмотрев на линию горизонта, — что я ни на что не надеюсь. Более того, я уверен, что очень скоро все это закончится. Так разве я не могу напоследок хотя бы несколько дней побыть счастливым?

Мы переглянулись, и я был уверен, что на моем лице сейчас была такая же тревога, которая отразилась как в зеркале на лицах Бэрда и Жерара.

— Наш командор, оказывается, счастлив, — сказал Жерар с непередаваемой интонацией.

— Это просто ужасно, — совершенно искренне заметил Бэрд.

Но еще одна неделя прошла спокойно. Я уже начинал давить в себе смутную надежду, что все обойдется, и испытывать легкие угрызения совести по адресу каждого воина нашего командорства, кого невольно заподозрил в сочинении донесений о происходящем. Два последних дня Рандалин не показывалась, отчего Гвендор впал в меланхолию и вместо того, чтобы заниматься излюбленными опытами, бесцельно бродил по галерее. К тому же небо затянуло типично круаханскими серыми тучами, и начались бесконечные дожди.

На третий день наш командор внезапно сорвался с места и отправился в столицу. Никого из нас он с собой не звал, но я решил, что смогу обойтись без его приглашения. В городской резиденции мне сказали, что Гвендор уехал один в канцелярию первого министра. Последнее время у меня развилась настолько болезненная подозрительность, что мне чудилось нечто угрожающее в любом событии, даже в невинных визитах к Морелли, которые Гвендор, кстати, обязан был совершать как советник его светлости. Некоторое время я ходил по кабинету и обкусывал ногти, а потом поехал следом, заранее махнув рукой на то, что Гвендор явно не обрадуется. Он вообще последнее время довольно болезненно реагировал на наше повышенное внимание и в ответ на тревожные взгляды Бэрда резко заявил, что у него пока что нет смертельной болезни. Жерар, правда, не преминул возразить, что есть и что она называется Рандалин, старший магистр Ордена Чаши. Но сказать такое Гвендору в лицо мог только Жерар.

В канцелярии все было по-прежнему — может, только чуть более мрачно. Но особой веселостью это место никогда не отличалось. Я побродил взад-вперед по площадке огромной парадной лестницы, где, кроме меня, прохаживались еще несколько просителей, ждавших аудиенции. Время от времени я поглядывал на двери кабинета Морелли, надеясь увидеть выходящего Гвендора. Но вместо него увидел Рандалин.

Она спускалась по лестнице, держась подчеркнуто прямо и подняв голову. Просители завистливо вздохнули, провожая ее глазами. Она снова казалась воплощением надменной гордости, и я невольно поразился тому, насколько удачно она вписывается в дворцовый мир — не то что я, всегда чувствовавший себя слегка неуютно среди позолоченных статуй, гобеленов и белого камня. Впрочем, чему я удивлялся — она ведь была сама из этого мира, она принадлежала к одному из лучших семейств в Круахане, и в ее роду действительно были короли. Я даже немного растерялся, какую же интонацию выбрать, здороваясь с ней.

— Как ваши дела, Рандалин? — выдавил я наконец, глядя в это ясное, равнодушно-надменное лицо.

— Замечательно, Торстейн, — она чуть склонила голову в безупречно-вежливом приветствии. — Надеюсь, что у вас тоже все прекрасно. И у вашего командора тоже, — добавила она, глядя за мою спину.

Я обернулся и увидел незаметно подошедшего Гвендора.

— Великолепно, как впрочем всегда, когда я имею счастье видеть вас, миледи Рандалин и вспоминать, что вы до сих пор в Круахане. А как вы себя чувствуете?

На одно мгновение в ее глазах что-то изменилось. Даже не в лице — оно осталось таким же, холодным, приветливым и гордым одновременно, только на самом дне глаз появилось выражение зверя, попавшего лапой в капкан. Она меряла лицо Гвендора широко открытыми глазами, словно решаясь что-то сказать.

— Как нельзя лучше, — сказала она наконец. — Как впрочем всегда, когда я имею счастье прощаться с вами, господин Гвендор.

Тот развел руками с непроницаемым лицом, и Рандалин двинулась вниз по лестнице, все так же гордо откинув голову.

— Полагаю, Торстейн, — задумчиво сказал Гвендор, глядя ей вслед, — что его светлость первый министр захочет нам сообщить кое-что интересное.

— О, Гвендор! — обрадованно воскликнул Морелли, когда мы вошли. Было заметно, что он радуется слишком торопливо. — Я как раз собирался послать за вами.

— Хороший советник должен всегда угадывать все действия наперед.

Гвендор смотрел на него без улыбки, а прямой взгляд круаханского командора мало кто мог выдержать, особенно когда тот сам этого хотел и смотрел на собеседника не отрываясь, чуть выдвинув вперед свою стянутую шрамами половину лица. Поэтому Морелли заерзал в кресле и скоро выбежал из-за стола.

— Вы знаете, у меня сегодня очень удачный день. Помните, мы с вами говорили о Валленском торговом союзе?

— Я прекрасно помню, — ровно заметил Гвендор, — с тех пор прошло уже немало времени, а вы по-прежнему продолжаете переговоры с Рандалин, не обращая внимания на мои условия.

— Условия всегда легко ставить! — как все люди с эбрийской кровью, Морелли легко раздражался и начинал быстро жестикулировать. — Вы же знаете, в каком я нахожусь положении. Эта Рандалин сразу нашла общий язык с герцогом Гревенским, пообещав ему всяческую поддержку Валлены в его борьбе за независимость. И вы предлагаете мне с шумом выдворить ее из Круахана?