Вечером четверо заключённых сидели тихо в углу и смотрели на смартфоне только что выложенный в интернет, к очередной годовщине Октябрьской революции, любительский фильм-размышление об исторической миссии того государства, где все они родились. Наткнулся Иван на это произведение совершенно случайно — его не было в «мейнстримных» левых каналах, не пиарили его и лидеры общественного мнения...
Два с лишним часа, которые занял просмотр фильма, пролетели незаметно.
— Советские люди единственные за многие тысячелетия практически попытались построить совершенно другой мир, причем в масштабах всей земной цивилизации. Пока у них этого не получилось. Но их опыт пригодится в следующий раз. Советский Союз раз и навсегда объявил человечеству, что у него есть альтернативный путь развития. И этого уже никогда не вычеркнуть из истории. Утверждать, что общество, основанное на более совершенных принципах, нежизнеспособно, поскольку СССР развалился, — это то же самое, что утверждать, что если самый первый самолет пролетел немного и упал, то значит, и авиация невозможна. Претерпевая такие падения, накапливая энергию и напрягая усилия для новых взлетов, человеческое общество сквозь тернии восходит на новые рубежи. Опираясь на минувший исторический опыт и творя на научной основе будущее для всех, по этому пути к новым звездным высотам пойдут новые люди — либо мы, либо наши более или менее далекие потомки. Это поколение — поколение новых советских людей — грядет неизбежно. Благодаря им невозможное станет возможным. Их усилиями, их жертвами, их дерзаниями возродится наша свобода.
Автор завершил повествование, и пошли титры.
— Неплохо, говорю как журналист, — сказал Дашкевич. — Как я понимаю по титрам, автор всё это сделал один? И текст, и монтаж? Да, труд, достойный уважения. А кто это, кстати?.. Нет, мне его имя и фамилия ни о чем не говорят. А тебе, Вань?
— И мне тоже. В левом движении, во всяком случае, он неизвестен, по крайней мере, широко... Может, даже псевдоним... Да, это не Стёпин, не Худой, поэтому фильм так и останется малоизвестным, и тысячу просмотров за год, скорее всего, не наберет... Но сделан искренне, берет за душу...
— А почему его не будут смотреть? — поинтересовался Игнатенко.
— Я называю это «закон Вавилова». Был такой малоизвестный в свое время советский композитор Владимир Вавилов. Более того, о том, что он композитор, узнали только после его смерти. Самое знаменитое его произведение — песня «Город золотой». Все ее слышали хотя бы раз... Если только Рахим... А, ты тоже... Ну, тем более... На мелодию, которая первоначально была опубликована Вавиловым как принадлежащая средневековому композитору Франческо да Милано, поэт Анри Волохонский, не зная пока этих авторских тонкостей, написал стих, имея в виду, очевидно, библейский рай, небесный Иерусалим или что-то в этом роде... Сие обрело, как мы видим, огромную популярность. А почему? Догадайтесь-ка...
— Ну, так было подписано именем реального известного композитора, классика, да еще и из тогдашнего центра цивилизации и культуры... — сказал Денис. — Я так думаю.
— Абсолютно правильно думаешь. Вавилов был самоучкой и публиковал свои весьма талантливые произведения, приписывая их различным известным авторам, и нашим, и не нашим. Исполнял их на концертах — представляя точно так же. И в этом, наверное, был смысл — если бы честно сказал, что это его композиции, то восприняли бы кисло. А тут — такие имена, такие страны, такие эпохи. Время-то было уже позднесоветское...
— В смысле... — не понял Дашкевич.
— Как бы это объяснить... Ну, по мере развития советского социализма можно заметить, что общество всё дальше отходило от революционной, новаторской культуры и эстетики — напротив, получая всё усиливающееся удовольствие от всего, что связано со стариной, на самом деле олицетворяющей классовое общество. Неприкрытый интерес к монархическим порядкам и вообще имперскому антуражу. В Эрмитаже, он же Зимний дворец, было такое большое панно, по сути, уникальная карта — Советский Союз с его просторами, прорывами, достижениями. Так его еще даже до перестройки убрали, заменили на традиционную, царскую композицию — мол, всё должно быть в едином стиле. Культурные авторитеты, соответственно, остались только те, что жили в прошлом. Наши, не наши — неважно. И отнюдь не, скажем, дореволюционные прогрессивные деятели, сочувствовавшие народу.
— Хм... — сказал Игнатенко. — А почему?
— Диалектика. Советский народ действительно обрел полные хозяйские права и собственность. И решил, что ко всему лучшему в сфере культуры, что создано было в интересах тех, прежних, хозяев, оно таким же образом сопричастно. Причем сопричастно не так, чтобы получать эстетическое удовольствие, а именно с принятием ценностей и авторитетов тех эпох. Люди были тогда еще убеждены, что блага, имеющиеся у них, никто уже не отнимет. Но неумолимая история преподнесла им жестокий урок. А именно — принимая ту этику, эстетику и ценности, невольно принимаешь и то, что классовое разделение, разделение на господ и рабов — это норма. Так-то вот. С этим шутки плохи.
— Ясно... — протянул Рахим.
— Так вот, возвращаясь к Вавилову. Сам, может, такого и не планируя, своим «плагиатом наоборот» он осуществил удивительно красивый, блестящий социальный эксперимент. Очень знаковый и заставляющий сильно задуматься. Дочь композитора позже говорила, что отец понимал: пластинки какого-то Вавилова никто не издаст, музыку его не будут воспринимать всерьез, потому что он неизвестен. А ему нужно было, чтобы творчество его дошло до аудитории, даже если истинное авторство не указывается. На пластинке с музыкой якобы эпохи Возрождения его имя, конечно же, стояло, но как аранжировщика, исполнителя. Пластинка стала дико популярной... Ну, в общем, ясно. И какой вывод? Ну-ка...
— Я, кажется, понял... — произнес Гена. — Неважно, какое содержание. Неважно, насколько талантливо и дельно сделано. А важно лишь, кто это транслирует. Насколько авторитетный, раскрученный, кто за ним стоит. Покажет такой «лидер общественного мнения» на камеру средний палец, и больше ничего, или твитнет загадочное слово — соберет сотни тысяч лайков, десятки тысяч комментариев. А сделает кто-то неизвестный что-то очень интересное, правильное и хорошее — так его даже многие ближайшие друзья и соратники проигнорируют. Потому что ориентируются всегда на лидеров мнений — стремятся быть в курсе, что именно их устами транслируют влиятельные силы, какая повестка формируется. И стремятся смотреть даже откровенное дерьмо, лишь бы не пропустить вовлечение в эту повестку, общую для масс. То есть смысл не имеет значения, имеет значение лишь то, от кого исходит тот или иной продукт.
— Молодец, я сам лучше не сформулировал бы, — похвалил Иван. — А мы вот заметили. И оценили. И давайте, если не возражаете, обсудим.
Денис, Гена и Рахим с готовностью согласились.
— Так вот, товарищи, в этот день сто три года назад, как правильно сказал автор, действительно произошло самое великое событие в истории человечества. Октябрьская революция 1917 года не просто свергла Временное правительство и утвердила правительство Советское. Она, как показало время, кардинально изменила все стороны жизни человеческой цивилизации, все принципы ее устройства. и никогда прежним не станет, несмотря на временные отступления.
— В чем это выразилось? — поинтересовался Денис.
— Раньше общество делилось на две неравные части. На очень небольшую прослойку тех, кто жил по-настоящему, в полную, так сказать силу, сверхбогато, определял судьбу всего общества, причем в своих узких интересах. И на огромные массы тех, кто служил для этой правящей прослойки почвой, топливом, навозом. И все, кто принадлежал этой массе, должны были жертвовать «лучшим людям», то есть правящему классу, свои силы и свою жизнь. В том числе в самом буквальном смысле — сражаясь на войнах, межклановых и межгосударственных, за интересы элит. И вот однажды в этой стройной системе образовалась брешь. Впервые в истории человечества к власти пришли силы, нацеленные на удовлетворение интересов всего общества в целом, без его деления на тех, кто владеет всем, и тех, кто обязан удовлетворять их прихоти. И, соответственно, они сразу применили к управлению обществом принципиально иной подход. Речь вот о чем. Классовое общество естественным образом культивирует случайность, то есть выступает за то, чтобы разные люди и их сообщества делали правильные дела, а конкурентный отбор без всяких гарантий выявит лучшего. То есть это — хаос. Он будет даже при предельно консолидированном капитализме, фашизме, поскольку в классовом обществе в любом случае всё подчинено частному интересу, и в любом случае будут конкурирующие центры влияния. А значит, и грызня, пусть и в форме аппаратных интриг. Силы, выступающие за всеобщий интерес, за интерес общества как целого, естественным образом встают на путь рациональной, планомерной перестройки реальности. За несколько десятилетий, пока существовал СССР и страны мирового социалистического содружества, удалось качественно поднять уровень жизни народа, создать мощную инфраструктуру, освоить новые технологии, существенно сократить могущество «лучших людей». Причем не только там, где был социализм, но и по всему миру, благодаря советскому влиянию. А откат привел к деградации. Именно поэтому, кстати, силы, ориентированные на такой подход, то есть левые, красные, вправе делать многое, очень многое. Потому что у них эта великая общечеловеческая миссия. Миссия восхождения.