— Ну да, та же нефтегазовая инфраструктура, технологии добычи в особо сложных условиях... — сказал Дашкевич.
— Разумеется, это классический пример. Россия уже многого делать не может и критически зависит от Запада. Вот еще, кстати, один значимый фактор неразрешимого противоречия, источник экзистенциальной драмы самопровозглашенных хозяев страны. У этой страны перспектив нет, даже если многие и живут пока благополучно. В будущее ровным счетом ничего не вкладывается. И даже если старики благополучно и отойдут в мир иной, на поколение детей придется сокрушительный удар. Так-то вот.
— Значит, те, кто стремится угнетать народ, первоначально приходят в маске еще больших радетелей за народ... — сказал Гена.
— Именно. Когда социализм настоящий, без буржуазии, то внутренние враги всегда не за капитализм, а «за социализм с человеческим лицом», за безбрежную демократию и свободу слова, за права человека. А когда они спустя некоторое время после победы укореняются во власти и эволюционируют, то в конечной точке вырождения всегда вылезает пожизненное правление одного человека, законы о фейках и неуважении к власти, запреты на любые собрания.
— Точно подмечено, — оценил Денис.
— Если же речь идет о капиталистических странах, то до поры до времени правящие классы могут допускать якобы социализм, но при одном условии — если по-прежнему доминирует крупная частная собственность. В противовес реальному социализму, советского образца. Однако, повторяю, всё это только до поры до времени. Как только «тень СССР» ушла, то вообще любой социализм, даже компромиссный, стал абсолютно неприемлем... Вообще, что людям может предложить нынешний правящий класс во всем мире? Новое дворянство восстанавливает феодальную аристократию, отбрасывая уже ненужные идеалы свободы и борьбы с тиранией, актуальные лишь для периода социального перехода. Тем же преследованием Ассанжа демонстративно провозглашается всемирная тирания. Пока всякие декларации о правах еще не отменены, но уже грянуло знаковое дело — долой иллюзии. Оформят это позже. Краеугольные камни грядущего общества — жесткое разделение народа на сорта, отсутствие социальных лифтов, полная свобода «лучших» и безоговорочное послушание остальных. Ну, и постсоветское пространство идет туда же. Фактически нынешний режим в России и остальных республиках, кроме Белоруссии, — это режимы лакированного контрмодерна. Ибо мировой олигархии крайне важно, чтобы в контрмодерн опустились все — в условиях деградации элитарное общество побеждает только тогда, когда удается нейтрализовать восходящий фактор везде. Причем извне это сделать не получится, если государство, олицетворяющее восхождение, достаточно сильное.
— Я так понимаю — сейчас элитарное общество господствует над планетой потому, что удалось уничтожить СССР... — сказал Гена.
— Да, это очевидно. Пока длится состояние, когда альтернативное, эгалитарное, солидарно-коллективистское общество на время повержено, элитарное кажется непобедимым. В прямом противостоянии оно, конечно, обречено, но противостоять некому. Сейчас некому.
— И какой же выход? — поинтересовался Дашкевич.
— Видимо, новая революция. И, возможно, она будет всемирной.
— В какой форме она может произойти? — уточнил Гена.
— Для России более вероятно, что с решающим давлением извне. Слишком сильна эта власть. Слишком прокапиталистически настроены политически активные слои. И сама власть их неявно побуждает к тому, чтобы они поддержали Увалова, когда нынешняя оболочка режима окончательно сгниет. В эпоху фашизма независимая оппозиционная деятельность невозможна. Раньше, еще век назад, даже при самодержавии, еще могли быть независимые политики, борьба за демократию. Теперь же в странах, где экономическая и политическая система фашизирована, власть научилась тщательно управлять потенциальным сопротивлением.
— Так... — сказал Денис. — И что делают элиты, чтобы предотвратить революцию?
— Их главная забота — чтобы какие-либо силы, выступающие за простой народ, не смогли создать вменяемый альтернативный политический центр во время решающих событий, когда в рамках спектакля будет литься кровь, освящая восхождение Увалова на пост президента. Теоретически тогда могут сказать свое слово внешние силы — понимая, что при смене публичной власти в России они обречены, если не вмешаются. А также те армейцы, которые должны понимать, что их неминуемо бросят на Амур истекать кровью за интересы США и всего Запада. Соответственно, задача власти — превентивно зачистить политическое поле, чтобы тем, у кого сила, не на кого было политически опереться при таком развитии событий. Это, подчеркиваю, только мои предположения. Ситуация может выйти из-под контроля только если на улицу выйдет очень много народу — и эти массы будут настроены на упразднение всего вырожденного строя целиком.
— То есть в этом случае всё будет не так, как на Украине, в Киргизии, Армении? — уточнил Рахим.
— Разумеется. Все перечисленные тобой так называемые цветные революции — это госперевороты, необходимые для качественного урезания экономических и политических возможностей масс в пользу верхов, оптимизации системы как на национальном, так и в глобальном уровне, в контексте встраивания страны в глобальную фашистскую систему. Те, кого якобы свергают, на самом деле при таком сценарии выступают как сторона игры и даже особо не сопротивляются. К тому же такие лжереволюции блокируют настоящую низовую социальную активность, канализируют ее в нужное властителям русло. Нам же нужна настоящая революция.
— Ну, возможно... — сказал Денис. — А какие движущие силы этой революции? Рабочие?
— Хотелось бы, конечно. Но, будем говорить прямо, многие рабочие зачастую настроены право, чуть ли не мечтают о собственном заводе и плантации. Вот мы в Белоруссии видели, как рабочие выступают против Лукашенко, как они готовы даже себе в ногу стрелять, как они легки на подъем тогда, когда нужно свергнуть власть, которая к ним дружественнее, чем у всех соседей. Они, по сути, радели за то, чтобы у себя поставить власть, которая их по миру пустила бы. И они прекрасно понимают, что нынешнюю власть свергать безопасно, что она максимум ответит по закону, а не расправится по беспределу с ними и с их семьями. Вы знаете, что, например, многие бедняки ненавидят коммунистов, придумывая какие-то псевдорациональные объяснения или вообще не придумывая, ссылаясь на чужих авторитетов, на самом деле потому, что коммунисты не дадут никогда никому стать господами. Это как раз те, кто хочет жить не просто лучше, а лучше других, и они это подсознательно понимают. Понимают, что при социализме лучше других они жить не будут, а лишь в равном со всеми хорошем достатке. Но это, по их мнению, не то, не то... И многие рабочие заражены сознанием, враждебным объективным интересам того класса, к которому они принадлежат.
— А что это за интерес? — поинтересовался Рахим.
— Хороший вопрос, особенно из уст рабочего, — улыбнулся Иван. — Ну, что ж, запоминай: интерес, высшая цель рабочего класса — не в том, чтобы выбить у буржуазии большую зарплату. А в том, чтобы уничтожить буржуазию как класс и изъять у нее собственность, капитал. Изъять для того, чтобы эта собственность стала общенародной, как это уже было в СССР. И чтобы в рамках такой системы достаток человека зависел только от успехов в труде, а не от положения в господской иерархии.
— Значит, социалистическая революция... — сказал Рахим.
— Да. Это в том числе и твоя великая, почетная миссия как рабочего человека. Как внука кавалера ордена Ленина, заслуженного строителя Советского Таджикистана... Видите ли, товарищи, социалистическую революцию можно уподобить операции по вырезанию раковой опухоли. Такая процедура позволяет избавиться от львиной доли социальных проблем, однако не дает гарантий от возникновения рецидивов. Без операции же, то есть социалистической революции, — гарантированное угасание и мучительная гибель. Иного способа, наверное, нет.
— Значит, насилие... — сказал Денис. — Так? Задать подобный вопрос имею право. Я ведь сам... Хотя, конечно, не искал насилия, а вынужден был к нему прибегнуть...