— О, гляньте, в телеграме пишут, — сказал Гена. — В Ижевске Росгвардия ворвалась в квартиру и убила конспиролога, который с женой разоблачал чипирование. Официально сообщили, что они готовили теракты и поддерживали связь с «Исламским государством».

— Ничего удивительного, — прокомментировал Иван. — Такого будет еще много, и у нас, и у них.

— А как ты, кстати, к игиловцам относишься? — поинтересовался Рахим. — У нас некоторые рабочие сотрудничали с ними, но особо не светились... всё это ограничивалось литературой и просто необходимостью быть на связи.

— Само ИГ, конечно, создано глобальным капиталом, его спецслужбами, американскими и израильскими, как инструмент оперирования в исламских регионах. «Аль-Каида», созданная до этого точно так же, оказалась для новых задач слишком уж травоядной, и ее слили. С заменой. Всё это — чтобы дестабилизировать обстановку, разжигать вооруженные конфликты, давать повод вмешиваться американцам, как в Сирии. И в самом ИГ нет ничего исламского, кроме названия и формального антуража. Ясно, что это искусственное, внешнее образование, разумеется, абсолютно фашистское по форме и сути. С жестким разделением на элиту и быдло, с предельной нетерпимостью к тем, кто не с ними, с роскошью верхушки и посыланием низов на убой. Как и положено специфическому инструменту увековечения классового общества. Что касается радикальных исламских лозунгов резать гяуров и строить халифат, или имарат, или еще что-то там... то такие призывы исходят отнюдь не от трудящихся, а от богатейших шейхов, жрущих виски и свинину, развлекающихся с девочками и мальчиками в роскошных дворцах. И, конечно, от их западных хозяев. Сам же призыв адресован тем, кто горбатится в поте лица за копейки, чтобы у богачей и дальше такая же жизнь была. Ну, ты читал книгу про Фрунзе...

— Да, да, конечно...

— А в исламе как религии ничего плохого нет, помимо того, что коммунисты считают религию устаревшей формой отражения реальности.

— Почему тогда религия переживает сейчас такой расцвет? — произнес Дашкевич.

— После великого отката, после падения общества, где были провозгашены атеизм и братство народов, люди дезориентированы и ударились в религию, в трайбализм, то есть в преданность своему племени, в национализм, традиции предков. Естественная реакция — после краха нового опираться на то, что как бы проверено временем.

— А что ты скажешь про национализм? — поинтересовался Гена.

— Национализм — крайне реакционное мировоззрение. Как говорил Брежнев... ну, или ему это приписывают — «собрать бы всех националистов и утопить»... Так вот, это стремление достичь преимуществ для своей мегаобщности за счет других. То есть конкуренция наций. Драка за место под солнцем. И неважно, что, ратуя за свою нацию, такие люди ратуют за благоденствие своей верхушки. И многие, да, сознательно ставят интересы социальной мегаобщности выше своих личных, даже жизнью готовы жертвовать. И по-собачьи преданы господам. Считают, что иного механизма нет. Ощущают себя частью чего-то более крупного. Но не всего человечества, а только его части, участвующей во всеобщей конкурентной борьбе больших коллективов, то есть наций. Причем коллективов, представляющих собой господскую иерархию. Это очень пакостное мировоззрение — жертвовать своим благополучием и даже жизнью ради господ, которые гребут лично под себя. Типичный пример инфернальной психологии.

— Какой? — не понял Рахим.

— Ну, темной, нерациональной, мотивирующей умножать зло в плохо устроенном обществе. Советский мыслитель, ученый, писатель Иван Ефремов над этим размышлял. Почитай его обязательно. «Туманность Андромеды», «Час Быка», «Лезвие бритвы»...

— Хорошо.

— Так вот... Какие еще примеры можно привести? Вот у нас сплошь и рядом власть рейдеров сгоняет нищих и бесправных бюджетников голосовать за режим, и те прогибаются. Бегут на полусогнутых, несмотря на то, что власть не дает, а отбирает.

— Почему так? — с недоумением произнес Денис.

— Зависит в значительной мере от самого человека, от его изначальных морально-психологических установок. От того, насколько он зрел и независим. Есть люди, желающие жить только среди равных, сообща. А есть те, кто жаждет жить непременно за счет другого. Неважно, ближнего или дальнего. Превратить его в топливо для себя. Забирать, ничего не давая взамен. Такие всегда будут выступать за классовое построение общества, вне зависимости от собственного реального места в этом обществе. Они всегда будут ненавидеть и коммунистов, и социализм, и такие страны, как Белоруссия, Китай. Даже не формулируя явно, какие у них накопились претензии, просто будут органически не переваривать. Это практические наблюдения из жизни. Вот один и тот же человек — в обществе угнетения он, даже если внизу, не будет бороться. Он будет демонстрировать рабскую лояльность режиму, что-то вещать о врагах, которые хотят баламутить народ. Откажется от самоорганизации, утверждая, что только частник и государство вправе организовывать массы. В Белоруссии же именно такие выходят на улицу, организуются в дворовое сопротивление, причем очень охотно, и не говорят почему-то, что их хата с краю. Четкое иерархическое мышление. Антинародная власть, имеющая низы по-черному, для них своя. А та, которая не изгаляется над простыми людьми, а лишь обороняется от явно незаконных атак, — чужая. Ее надо во что бы то ни стало свергнуть.

— Да, я много таких встречал, — согласился Игнатенко.

— Понимаете, друзья, есть люди, которые так и не взрослеют, которые так и остаются на уровне жестокого детства человечества. И еще у них, приземленных, жаждущих роскоши и власти, порой хватает наглости называть взрослых во всех смыслах людей идеалистами, оторванными от реальности, блаженными, — заметил Иван.

— Соглашусь, — сказал Денис. — Рабы и свободные. Так?

— Да, разумеется. На самом деле только тот свободен по-настоящему, кто бескомпромиссно отказывается выполнять волю антинародной власти и влиятельных людей. Даже если за это придется дорого заплатить. Знаете, порой бывают такие обстоятельства, в которых подавляющее большинство готово умереть, но не ослушаться приказа какого-нибудь властного антинародного субъекта. Даже если выполнение его воли тоже влечет реальный риск для жизни. Но на самом деле только тот, кто отбросил этот иерархический страх, является свободным. Увы, многие готовы умереть, лишь бы не поднять руку на того, кто причинил ему непоправимый ущерб.

— Я вот не таким оказался. Перед глазами до сих пор стоит взгляд этого ублюдка, когда я в него всаживал пули... — вспомнил Дашкевич. — У него так и не появилось страха, только изумление — как, мол, низший осмелился решиться на такое. Во мне, простом обывателе, находящемся во власти либеральных иллюзий, это страшное злодейство словно пробудило генетическую память предков-партизан. Дед и бабушка, оба заслуженные учителя Белорусской ССР, в ранней юности в отряде Машерова воевали. Потом поженились, у них два сына родились, Валя и Петя.

— Ты правильно сделал, Денис. Только так и надо поступать, — прокомментировал Смирнов. — На самом деле один из ключевых компонентов яда, отравляющего общественное сознание разделенного, плохо устроенного общества, — это страх. Страх перед «высшими», готовность угодливо склониться перед ними, признать их теми, кто вправе решать твою судьбу в своих интересах. Слепое доверие, готовность рабски повиноваться тем, кто угнетает, грабит, убивает, насилует. Другой компонент яда — это желание каждого быть самому за себя, а еще хуже — попытаться возвыситься за счет остальных, за счет слабого, урвать что-то себе. Еще один компонент — недоверие, неприятие тех, кто бескорыстно готов помочь, протянуть руку, кто предлагает объединиться ради общих интересов. Но есть и противоядие — осознанное отрицание этих компонентов. Сплочение в единый коллектив, свободный от грызни за эгоистическое личное благо, от грызни за ранг, дающий возможность решать судьбы других в своих интересах. Коллектив тех, кто твердо и безоговорочно решил заботиться о всеобщем благе, кто своими считает всё человечество. Да, именно так — даже не только своих ближайших товарищей, уже объединившихся, но и тех, кто еще не с ними. Не семью, не нацию, а всех разумных существ. За исключением, конечно, тех, кто сам идет против разума, добра и человечности. Те, кто за всеобщие интересы, за равенство, и сами исцелятся, и начнут исцелять других. Пойдет обратный процесс очищения ноосферы от яда. Как доказал марксизм, это свойство — когда коллективные интересы совпадают с интересами человечества в целом и социального прогресса — присуще прежде всего рабочему классу, классу людей труда. Это показал и опыт общины Джонса, членов которой истребили власти США. И пролетариат России, впервые в истории создавший государство, которое начало вытаскивать человечество из бездны инферно. Сейчас СССР нет, но жива память о нем, и с нами его бесценный исторический опыт.