Гордон стоял посреди своей богато украшенной, винно-красной и кружевной гостиной, задумчиво прищурившись, словно раздумывая, что ответить кузену Рэйчел, мистеру Саймону Тэйлору.

– Я никогда ничего подобного не делал.

– Вы правы. Я преувеличил. По словам мистера Тоуро, ваша фраза звучала так: «Я душу из тебя вытрясу».

Актер на мгновение замолк, явно прикидывая, продолжать отрицать факт встречи или выдать Себастьяну какую-нибудь краткую подправленную версию события. И второй вариант победил.

– Рэйчел задолжала мне, – сказал он, отворачиваясь, чтобы налить себе бренди в один из стоявших на подносе тяжелых бокалов с золотой полоской – прямо реквизит для спектакля «Арабские ночи». – Когда она начинала карьеру в театре, ей требовались средства, и я давал ей все для того, чтобы приодеться и так далее. Она всегда знала, что это не даром.

– Уверен, что вы были более чем щедры к ней. – Улыбка Себастьяна стала жесткой.

Гордон сдвинул брови, приняв преувеличенно грозный вид. Все в нем чересчур, подумал Себастьян. От пышного винно-красного и золотого убранства его гостиной до зычного голоса и театральных жестов. Одно из последствий постоянной игры на огромную аудиторию, взирающую с расстояния на сцену.

– Она воспользовалась этими одеждами, чтобы запустить свои жадные коготки в другого человека и покинуть меня, – изрек актер, широко взмахнув рукой с бокалом бренди. – И чего вы ждали? Что я просто так возьму и позабуду об том?

– Похоже, что вы позабыли и лучшую часть этих двух лет.

Гордон пожал плечами.

– У мужчин есть свои расходы.

Себастьян смотрел на впалые щеки актера, на его мрачные, озабоченные глаза. Такой взгляд часто встречался в игорных притонах и клубах Лондона – затравленный взгляд сильно проигравшегося человека.

– Что вас затянуло? Фараон?

Полные губы актера искривила улыбка.

– Вообще-то карты – это мой способ забыться.

Себастьян задумчиво рассматривал его. Долги могут заставить решиться на отчаянный шаг. А человек, потерявший над собой контроль, становится опасным.

– Говорят, вы скоры на расправу, – сказал Себастьян, – когда дело доходит до женщин.

Гордон допил бренди, опрокинув стакан одним отработанным движением кисти. Затем, все еще держа бокал с золотым ободком, наставил палец на Себастьяна.

– Женщины любят сильных мужчин, которые умеют поставить их на место. И никогда не позволяйте переубедить себя в этом.

Себастьян кивнул, словно соглашаясь.

– Человека с тяжелой рукой может порой и занести. Начнет учить женщину уму-разуму, да и зайдет слишком далеко.

Гордон со стуком поставил стакан на столик. Ноздри его затрепетали.

– Вы что это такое сказать хотите? Что я убил Рэйчел? Вы что, за дурака меня держите? Рэйчел задолжала мне деньги. Когда я увидел ее во вторник, она клятвенно заверила меня, что в среду в полдень она их мне достанет. – Он провел рукой по темным волосам, широко растопырив пальцы. Голос его вдруг упал почти до шепота. – А от мертвой женщины денег не получишь. Себастьян вспомнил, что Кэт ему рассказывала о молодом человеке, который заходил в комнаты Рэйчел утром в среду. Хью Гордону было за тридцать, но женщина восьмидесяти лет вполне могла назвать его молодым человеком.

– Я в этом не очень уверен, – сказал Себастьян. – Если вы знали, что у нее есть деньги и она не желает платить долги, вы всегда могли прийти к ней домой и забрать долг самолично. После ее смерти.

Гордон опустил руку.

– Господи. Теперь я еще и вор в придачу к убийству?

Себастьян не сводил с него взгляда.

– Где вы были во вторник вечером?

– Здесь. Дома. Учил роль.

– Один?

– Мне лучше работается в одиночестве. – Актер снова бросил взгляд на часы на каминной полке. – Слушайте, у меня спектакль в семь начинается. Мы только вчера открылись, и я должен…

– Успокойтесь. – Себастьян медленно, многозначительно улыбнулся. – Времени у вас достаточно.

Гордон пристально посмотрел на Себастьяна.

– Вы ведь никакой не кузен Рэйчел, верно? – Брови его сдвинулись. – Кто вы такой? Вы от тех легавых из конторы на Боу-стрит?

Себастьян улыбнулся.

– Вроде того.

В каком-то смысле это было так. Он действительно бегал от легавых из конторы на Боу-стрит.

Гордон шагнул отдернуть шторы, задвинутые из-за холода.

– Рэйчел была необычной женщиной, – внезапно сказал он, не отпуская тяжелой ткани, словно ему трудно было выразить свои мысли словами. – Она мало чего на свете боялась. Как-то она сказала мне, что страх делает человека уязвимым. Но в последнее время я стал замечать, что она сделалась какой-то нервной, беспокойной, словно над ее головой сгущались тучи и она не знала толком, как выйти из этого положения.

Себастьян смотрел на актера. Тот отвернулся от окна.

– Из какого положения?

– Честно говоря, я уж начал предполагать, что Рэйчел передает какую-то информацию тому французу.

– Французу? – Уж чего Себастьян меньше всего ожидал, так это подобного поворота. – С чего вы так решили?

– Да посмотрите на мужчин, которых она выбирала. – Хью Гордон сложил руки, как Моисей, проповедующий толпе, и Себастьян понял, что эта подчеркнутая откровенность – игра, что эту информацию – правдивую или нет – Хью Гордон выдает ему нарочно, возможно, чтобы отвести от себя подозрения. – Обычно у женщин есть своя система. Одни охотятся за мужчинами с деньгами, другие любят хорошеньких мальчиков, денди и щеголей, а третьи сходят с ума от титулованных особ. А Рэйчел выбирала мужчин, так или иначе связанных с Министерством иностранных дел, как сэр Альберт. Или очень близких к королю, ироде лорда Граймса. А как-то раз она поймала в свои сети даже адмирала, адмирала Уорта. Себастьян слышал, как о нем вместе с сэром Альбертом и лордом Граймсом шептались па улицах. Прокрутив в голове эти имена, он понял, что знатные любовники Рэйчел Йорк сходились в одном – они обладали информацией, которая может оказаться весьма опасной, попади она не в те руки.

– Вы не скрывали, что разделяете республиканские убеждения Рэйчел, – сказал Себастьян. – А к вам французы никогда не подъезжали?

Он ожидал гневных отрицаний, патриотической риторики. Но Гордон спокойно выдержал вопросительный взгляд Себастьяна и просто ответил:

– Сколько бы я ни жаждал перемен в этом государстве, я все же англичанин и никогда не предам свою страну.

– Но Рэйчел, по вашей мысли, могла?

Гордон дернул плечом.

– В ней было слишком много злости и ненависти. Все из-за того, как с ней обходилась жизнь и что происходило с другими людьми рядом с ней. Она один день в неделю добровольно служила в приюте Сент-Джуд. Вы знали об этом? И часто говорила, что, хотя Наполеон и предал революцию, французам все равно живется лучше, чем большинству народа здесь.

Себастьян смотрел на красивое лицо актера. Хью Гордон зарабатывал себе на жизнь, заставляя людей поверить в вымысел. Себастьян ни на секунду не забывал об этом. Но, несмотря на всю театральность, в его словах все же сквозили искренность и та ужасная правдивость, что вдруг проявляется, когда непрошеная истина вырывается наружу.

Порыв ветра бросил в окно горсть снега с такой силой, что стекло неестественно громко задребезжало в тишине комнаты. Себастьян вдруг осознал, что Гордон смотрит на него сузившимися, оценивающими глазами.

– Вы ведь не верите мне, да? Но сейчас-то вы уже точно успели проверить, что тогда я рассказал вам правду насчет того, что за квартиру Рэйчел платит Лео Пьерпонт.

– А в чем вы пытаетесь меня уверить? Что Лео Пьерпонт работает на Наполеона?

– Ну, это уж слишком просто. Лео Пьерпонт, как я думаю, руководитель шпионской сети, как это принято называть.

Себастьян встал.

– Семейство Пьерпонтов потеряло всё двадцать лет назад во время революции.

Гордон еле заметно улыбнулся.

– Пьерпонт сбежал от революции и республики. Но ведь Франция больше не республика.

Гордон попал в точку. Кровавые, безумные дни республики и девяносто второго года ушли в прошлое. В последнее время все больше и больше эмигрантов примирялись с новым французским императором, давали клятву верности новому правительству и требовали вернуть себе прежние имения. Себастьян оценивающе смотрел на актера.