Я припоминаю одного преподавателя философии, пришедшего ко мне за консультацией по поводу своей канцерофобии. Он был убежден, что у него злокачественная опухоль, несмотря на то, что десятки рентгенограмм не показывали ничего подобного. «О, я знаю, что на снимках пусто, — говорил он обычно, — но ведь могло бы и появиться?» Что привело его к этой идее? Очевидно, страх, возникший не от зрелого размышления. Неожиданно пришедшая мысль о смерти поборола все доводы рассудка и овладела им, и сила ее была такова, что он не смог воспротивиться.
Этому образованному человеку было гораздо сложнее признать, что произошло, чем, например, дикарю решить, что его преследует дух умершего. Вредоносное воздействие сил зла в первобытном обществе допускается хотя бы как гипотеза. Человеку же нынешней цивилизации допустить, что его проблемы вызваны всего-навсего шалостями воображения—это на грани инфаркта. Первобытная «одержимость» не исчезла — она такая же, как всегда, лишь трактуется более разнообразно и непримиримо.
Я сравнил современного и первобытного человека по нескольким подобным показателям. Как будет показано далее, такие сравнения очень важны для понимания как способности человека к генерированию символов, так и роли сновидений в их изъявлении. Оказывается, многие сны являют образы и ассоциации, аналогичные первобытным идеям, мифам и ритуалам. Фрейд назвал такие образы, встречающиеся в сновидениях, «останками древности». По Фрейду, получается, что это элементы психики, веками сохраняющиеся в человеческом разуме. Описанный подход характерен для тех, кто считает подсознание эдаким аппендиксом сознания (или, образнее, бачком-накопителем для отходов, вырабатываемых сознанием).
Последующие исследования привели меня к мысли, что описанный подход лишен оснований и должен быть отвергнут. Я обнаружил, что ассоциации и образы такого рода составляют неотъемлемую часть подсознания и присутствуют в сновидениях любого человека, будь он образован или безграмотен, умен или глуп. Их вовсе нельзя отнести к не имеющим жизни и смысла «останкам». Они до сих пор действуют и имеют особую ценность как раз из-за своей долгой «истории» (эта тема раскрыта д-ром Хендерсоном в следующей главе). Они образуют мост между присущими нам сознательными способами выражения мыслей и более примитивными, но и более яркими и образными, формами самовыражения. Эта промежуточная форма воздействует непосредственно на чувства и эмоции. «Исторические» ассоциации свяэуют таким образом рациональный мир сознательного и первобытный мир инстинктивного.
Я уже обращал внимание на интересный контраст между «контролируемыми» нами мыслями в бодрствующем состоянии и изобилием образов в сновидениях. Имеетсяеще одна причина такого различия: многие идеи, используемыенами в цивилизованной жизни, утратили свою эмоциональную энергию. Мы ими пользуемся в разговоре, сдержанно реагируем наих употребление другими — но особенно глубокого впечатления они не производят. Нужен другой подход, чтобы они «дошли» до нас с силой, достаточной для изменения наших взглядов и поведения. Этим и занимается «язык сновидений», символика которого настолько заряжена психической энергией, что мы не можем не обратить на нее внимания.
Одна дама, например, славилась своей глупостью, предрассудками, упрямством и неприятием логических рассуждении. Ей можно было доказывать что-нибудь весь вечер без малейшего результата. Ее сновидения, однако, использовали другой подход, чтобы овладеть ее вниманием. Однажды ей приснилось, что ее пригласили на важный прием. Хозяйка дома приветствовала ее словами: «Как приятно, что вы смогли прийти. Все ваши друзья уже собрались и ждут вас». Затем ее подвели к дверям, но открыв их, она вошла в... коровник!
Язык этого сна достаточно прост, чтобы быть понятным и тупице. Хотя сначала пациентка, увидевшая сон, не восприняла его «соль», ибо она слишком задевала ее самолюбие, впоследствии «посыл» сновидения дошел-таки по назначению и был понят, поскольку не оставалось сомнений, что сон высмеивал ее собственные недостатки.
Подобные послания от подсознания имеют большее значение, чем мы предполагаем. В нашей сознательной жизни мы подвергаемся различного рода влияниям. Другие люди стимулируют или подавляют нас, события на работе или в гостях нас отвлекают. Вещи такого рода толкают нас на не свойственные нам действия. Отдаем ли мы себе в этом отчет или нет, но они безусловно воздействуют на наше сознание, практически беззащитное от их влияния. Это особенно актуально для людей с экстравертной психикой, чье восприятие мира направлено по преимуществу на внешние объекты, а также для тех, кто мучается от чувства собственной неполноценности.
Чем сильнее сознание подвергается влиянию предрассудков, ошибочных мнений, фантазий и инфантильных желаний, тем шире имеющаяся в нем пропасть, ведущая к невротической диссоциации и к большей или меньшей неестественности жизни, далекой от здоровых инстинктов, от природы и истины.
Общая функция сновидений заключается в восстановлении нашего душевного равновесия. Нам снится именно то, что требуется для тонкой регулировки психического баланса. Я называю это вспомогательной или компенсаторной функцией сновидений в нашей психической самонастройке. Теперь понятно, почему людям, мыслящим нереально, имеющим завышенное самомнение или планирующим грандиозные прожекты без опоры на реальные возможности, снятся полеты или падения. Такие сны компенсируют ущербность их личности, предупреждая в то же время об опасности следования такой практике. Если предупреждения сна не принять во внимание, может произойти реальный несчастный случай: падение с лестницы, например, или авария на дороге.
Помню один случай с мужчиной, безнадежно запутавшимся в каких-то темных делах. Как своего рода отдушина, у него выработалась почти болезненная страсть к опасным альпинистским восхождениям. Он пытался тем самым «подняться выше самого себя». Однажды ему приснилось, что с вершины горы он делает шаг в пустоту. Услышав его рассказ, я сразу же увидел грозившую ему опасность и постарался довести это предупреждение до пациента, убеждая его поберечь себя. Я даже сказал, что этот сон предвещает ему гибель в горах. Он не послушался. Через полгода он «шагнул в пустоту». Гид-проводник видел, как они с другом спускались по веревке через трудное место. Друг нашел выступ для ноги на краю скалы, мой пациент спускался следом за ним. Неожиданно он отпустил веревку, рассказывал проводник, и как будто прыгнул. При этом он упал на друга, оба сорвались и разбились насмерть.
Другой типичный случай связан с женщиной, самодовольство которой не знало границ. Она буквально лопалась от спеси в повседневной жизни, однако сны ее были шокирующими и напоминали о различных неблаговидных ситуациях в прошлом. Когда они были мной обнаружены, пациентка с негодованием отказалась признать что-либо подобное. Тогда ее сны стали наполнять намеки на опасность, подстерегающую ее во время прогулок по лесу. (Обычно она гуляла там одна, предаваясь сентиментальным воспоминаниям). Я понял, что ей угрожает, и неоднократно предупреждал, но безрезультатно. Вскоре во время одной из таких прогулок на эту женщину набросился сексуальный маньяк. Если бы не помощь услышавших ее крик прохожих, она бы не осталась в живых.
Никакого волшебства здесь нет. Сны женщины подсказали мне, что она втайне жаждала испытать нечто подобное —так же, как и альпинист, подсознательно искавший окончательного решения своих сложных проблем. Разумеется, никто из них не ожидал, что цена за это окажется непомерно высока: несколько переломов у одной, жизнь—у другого.
Таким образом, сны могут иногда предвосхищать определенные ситуации задолго до того, как они произойдут. Это не обязательно чудо или некая форма предзнания. Многие кризисы в нашей жизни имели долгую неосознанную предысторию. Мы приближаемся к ним шаг за шагом, не ведая о накапливающихся опасностях. Однако то, что мы упускаем из виду, часто воспринимается подсознанием, которое может передать информацию посредством сновидений.
