…Такси, в котором он сидел, с трудом пробивалось по переполненным улицам. Близилось время закрытия магазинов, и люди торопились закупить последние рождественские подарки. Наконец машина окончательно завязла в заторе. До клуба оставалось каких-нибудь несколько кварталов, Мерт расплатился с шофером и пошел пешком.

Частью его холостяцкой стратегии было неизменное пренебрежение к рождеству и другим сентиментальным праздникам, когда его независимость подвергалась особенно яростным атакам одиночества. Но сейчас просто невозможно было не замечать легких снежинок, шумной предпраздничной толпы с пакетами в руках и Санта-Клаусов с их звонкими колокольчиками.

Мерт вдруг поймал себя на том, что заглядывает в празднично убранные витрины магазинов.

Его внимание привлекло мерцающее, едва видимое нейлоновое одеяние, в которое был облачен манекен.

Мысли его вернулись к Филлис, и по какому-то наитию он зашел в магазин и купил приглянувшуюся вещь. Продавцу пришлось наугад подобрать нужный размер. Выйдя на улицу, Мерт долго рассматривал завернутый в прозрачную бумагу сверток и неожиданно вновь почувствовал дрожь в ногах и знакомую боль в сердце.

Рецидив!

Три грязных квартала он одолел пешком, прежде чем нашел такси. Он назвал шоферу адрес Филлис Саттон и откинулся на спинку сиденья, чувствуя, как его одолевает слабость. Что, если Филлис нет дома? Ведь сегодня канун рождества. Возможно, она встречает праздник в кругу друзей или родных.

Но Филлис оказалась дома. На его нетерпеливый звонок она открыла дверь, и ее глаза засияли.

— Силвестр! — воскликнула она. — Доброго рождества! А это мне? — И она показала на пакет, который он рассеянно сжимал в руке.

— Доброго рождества, черт бы его побрал! — удрученно сказал он. — Я пришел предупредить тебя, что возможен рецидив. Я мучаюсь с самого утра.

Она втащила его в комнату, заставила снять пальто и усадила на диван, прежде чем до нее дошел смысл его слов. В комнате было уютно, возле окна стояла небольшая нарядная елка.

Повесив пальто, она вернулась из передней и села рядом с ним.

— Видишь, что я купил — по глупости, — он ткнул пальцем в пакет у нее на коленях. — Вот как оно получается.

Она развернула сверток и искоса взглянула на Мерта.

— Я увидел его в витрине, — продолжал он с горечью. — Вспомнил о тебе, и с той минуты все началось. Я пытался обмануть себя — это, мол, знак уважения к тебе, и только, но симптомы почти не оставляли сомнения, что болезнь вернулась.

Филлис, по-видимому, не собиралась принимать сказанное им всерьез. На губах ее играла улыбка — бессмысленная, как ему показалось, настолько бессмысленная, что он с трудом удержался от поцелуя.

— Ну неужели ты не понимаешь, что все это значит? — спросил он. — Какой удар для Питерсона и Фелдмана! Сульфатетрадин откладывается в железах внутренней секреции, поэтому мы не имеем права давать больному повторную дозу. Рецидив у меня означает, что придется все начинать сначала!

— Подумайте хорошенько, доктор Мерт! Прошу вас, подумайте.

Филлис умоляющими глазами смотрела на него.

— О чем?

— Если сульфатетрадин откладывается в железах, его противодействие вирусу продолжается. Каким же образом вы снова могли заболеть?

Он до боли в руках сдерживался, чтобы не обнять ее и тем самым не показать «каким образом».

— Не знаю. Единственное, в чем я уверен, это в своих чувствах. По-моему, на сей раз мне даже хуже, чем прежде, потому что…

— Знаю, — сказала Филлис и решительно шагнула к нему. — У меня рецидив начался в прошлый вторник, когда я купила тебе галстук к рождеству. Я сразу же послала кровь на анализ в Эбертскую лабораторию. И знаешь, какой результат?

— Какой? — как в тумане, спросил Мерт.

— Отрицательный! У меня не оказалось вируса Мерта. Зато у меня оказался сам Мерт.

Она обняла его и положила голову ему на плечо.

Бехтерева Н

Несколько слов о романе «Человек-компьютер»

Первая лечебная попытка, недосмотр, и на свободе пациент, в мозгу которого все начинает происходить «наоборот». Нащупана мозговая зона, стимуляция которой гасит эпилептогенный очаг, но она же вызывает чувство захлестывающего наслаждения… Мозг обучается вызывать это чувство таким образом, что эпилептогенный очаг загорается все чаще. Угроза припадков реализуется с машинным постоянством. Припадки психомоторной эпилепсии прерываются все более короткими светлыми промежутками. В припадке человек страшен, он нападает, убивает. В светлые минуты он жалуется: «Что вы со мной сделали?!»

Просчетов много. Пренебрегли психозом умного пациента. Рано замкнули контур мозг — подкожный компьютер — мозг. И самый страшный, недопустимый просчет — связь замкнута между эпилептогенным очагом и зоной удовольствия. А ведь было много экспериментов, финал такого рода связи рассчитан, кривые вычерчены…

Не только общая хирургия мозга, но и щадящая хирургия его глубоких структур, стеротаксическая хирургия, насчитывают несколько десятилетий международного опыта. Свыше двух десятилетий применяются в клинике вживленные электроды. (И свыше ста лет — в эксперименте!) Вживленные электроды используются в клинике для диагностики и лечения тяжелейших больных с хроническими заболеваниями мозга. При этом всесторонне обсуждаются не только показания, но и противопоказания к операции. Обсуждается и каждый последующий этап лечения. От первых проб до лечения проходит множество проверок. Тончайшие металлические нити позволяют очень точно нащупать область, которую предстоит разрушить, чтобы избавить больного от мучительных припадков и болей.

Но иногда электроды позволяют обойтись и без разрушения. Идет лечебная стимуляция. Как у Крайтона? Конечно, нет. Не замыкают контур эпилептогенный очаг — компьютер — зона удовольствия на автоматическую стимуляцию; «подводные камни» удивительного не только по своей безмерной сложности, но и по своим возможностям мозга человека все больше прощупываются специалистами. Лечебная электрическая стимуляция позволяет частично или полностью подавить активность больного участка мозга, вызывающую эпилептические припадки. Припадки становятся более редкими и ослабляются, причем иногда очень существенно. Сейчас лечебная электрическая стимуляция с успехом используется в некоторых случаях неукротимых болей. Благодаря лечебной электрической стимуляции так называемых модулирующих зон возможно перестроить мозг на новый режим работы и создать условия для максимального использования его резервов. Именно таким способом, без разрушения мозга, удается получить хорошие результаты в лечении тяжелейших больных с болезнями мозга.

В опытных руках врача метод вживленных электродов — один из самых щадящих в мозговой хирургии. Можно не семь, а семьдесят семь раз отмерить, прежде чем выключить или начать активировать, можно проверить стойкость эффекта и подправить его без новой операции.

К сожалению, как и во многих других областях медицины, находились специалисты, которые прибегали к не очень оправданным с позиций современных знаний попыткам лечения психических больных стимуляцией посредством вживленных электродов. Известны сенсационные сообщения о работах испанского ученого Дельгадо (много лет работавшего в США), о возможности контроля поведения… Впрочем, сам Дельгадо в своих научных статьях и книгах писал лишь о контроле поведения обезьян и о лечении больных.

И вот перед нами научно-фантастический роман американского писателя Крайтона «Человек-компьютер». Научная фантастика здесь тесно переплетена с массой порой до ненужного достоверных деталей из жизни клиники. Причем научная фантастика не о модном космосе, а о нашем с вами мозге, читатель. Роман-предостережение. Против чего? Против ошибок и увлечений медицины? Против возможного использования потенциально могучего метода в целях наживы шарлатанами от медицины? Да, бесспорно.

Это книга об ответственности ученых, об их долге перед человечеством. Вряд ли есть необходимость подчеркивать, что именно этот аспект романа в нашей стране гораздо менее актуален, чем там, где медицина служит целям обогащения. Здоровье советского человека охраняет принятый несколько лет назад Закон о здравоохранении.