– Хорошо.

Если бы только родители знали, как сильно мы их любим,

Как сильно хотим, чтобы они улыбались друг другу,

Чтобы любили друг друга так же сильно, как любим их мы.

– Вообще-то я хотел, чтобы получилось немного по-другому, – пояснил Ганке.

– Все хорошо, Ганке. Отличная работа. Давайте продолжим. Следующий.

Майлз повернулся к Ганке и кивнул.

Хотя на занятиях мисс Блауфусс они до конца недели проходили поэзию, мистер Чемберлен после инцидента с Алисией перешел к теме войны. Все те же сумасшедшие разговоры «о днях старого Дикси»[21] и о том, что после того, как Юг проиграл войну, им пришлось отказаться от рабства.

«В Соединенных Штатах или в каком-либо месте, подчиненном их юрисдикции, не должно существовать ни рабства, ни подневольного услужения, кроме тех случаев, когда это является наказанием за преступление, за которое лицо было надлежащим образом осуждено». Текст тринадцатой поправки. Мистер Чемберлен написал это в среду, но после всего, что произошло, он решил повторить урок в четверг. Он рассказал, как приняли поправку, про главных действующих лиц (или «новаторов», как он их называл), а в пятницу втолковывал им свои взгляды на этот счет.

– Но главная радость, – сказал мистер Чемберлен, – маленькая победа Конфедерации, вот в чем. – Он взял кусок мела и подчеркнул на доске слова «кроме тех случаев, когда это является наказанием за преступление». – И Юг снова расцвел, новой, более хитрой формой рабства – тюрьмой, – он улыбнулся, глаза его были открыты –- что было отклонением от его привычной позы слепой летучей мыши. Вообще, он держал глаза постоянно открытыми со вторника, когда Майлз разнес стол, который кстати, уже окончательно развалился. Теперь от стола осталась лишь крышка! Она лежала на полу. Мистер Чемберлен заставлял Майлза за ним работать, хотя «стол» теперь больше напоминал стул-стремянку. И мало того, что ему приходилось сидеть за этим недоразумением, так, чтобы пользоваться им, нужно было слезать со стула. Майлз сидел на корточках, чтобы сделать заметки о тринадцатой поправке и той чуши, что мистер Чемберлен плел о праотцах за день до этого. Он сидел на корточках и сегодня, когда мистер Чемберлен решил, что этого недостаточно.

– Тебе будет намного проще, если ты встанешь на колени, Моралес, – сказал мистер Чемберлен Майлзу. Произнеся это, он посмотрел и на Алисию. Она вернулась на занятия после однодневного наказания, и Чемберлен наблюдал за ней, словно боясь, что она вот-вот вскочит с места и набросится на него. – Стулом можно пользоваться, только если его высота соотносится с высотой стола, но это, похоже, не твой случай, раз ты решил сломать его. Полагаю, я мог бы написать на тебя докладную.

– Но ведь он это сделал, потому что...

– О, Алисия, – прервал ее мистер Чемберлен. – Мы же не хотим, чтобы все опять повторилось, правда? – Майлз заметил, что Алисия покачивала ногой, и хотя он не видел ее лица, он знал, что она закусила губу. – Ты ведь знаешь, что всегда можешь присоединиться к нему, если захочешь.

Алисия замолчала. Просто с отвращением опустила голову, приняв поражение. Майлз сделал то же самое. Он не мог позволить себе еще одного наказания. Нельзя, чтобы его отстранили от занятий или исключили. Эта школа была его шансом. Его возможностью. Родители напоминали ему об этом. Весь район напоминал ему об этом. Так что Майлз, полный стыда, опустился на колени и продолжил писать на своем низком безногом столе.

Майлзу пришлось приложить все усилия, чтобы снова не потерять контроль, чтобы не доломать остатки стола об голову Чемберлена, чтобы не разорвать его и посмотреть, нет ли внутри белой кошачьей шерсти или еще чего такого – потому что с учителем явно что-то было не так. Но Майлз проглотил все, дрожа от криков своего паучьего чутья; его почерк превратился в пляшущие чернильные линии. Кроме того, ему приходилось мириться со взглядами молчащих одноклассников, чувствующих себя неловко – никаких неуважительных едких шуток про Чемберлена, ничего. Майлз догадывался, что они теперь смотрели Па него как на убогого и слетевшего с катушек, выдумывали про него всякие небылицы. Парень на стипендии пал жертвой собственного характера, наверное, у него проблемы в семье.

Но прежде чем Майлз снова успел взорваться, его во второй раз спас звонок. Алисия немедленно вскочила с места, чтобы помочь Майлзу подняться. И хотя это был добрый жест, парень невольно отстранился. Расстроенный, жалкий, Майлз опустил голову, с секунду разглядывал пол, затем поднял на нее взгляд, позволяя разглядеть свое лицо. Его глаза блестели. Ее тоже. Теперь он видел, что она действительно закусила нижнюю губу и качала головой, пытаясь подобрать правильные слова.

– Я... моя семья, – выговорила она, покачав головой.

Майлз кивнул. Он понял ее.

– Да, моя тоже, – кивнул он; в горле у него словно застрял бейсбольный мяч.

Алисия повернулась к Чемберлену, пытаясь уничтожить его взглядом, но он отвернулся и принялся стирать с доски. А его спине было плевать на взгляд Алисии.

Алисия в гневе вышла из кабинета в самом разгаре шума и разговоров. Майлз последовал за ней.

– Моралес, пока ты не ушел, можно с тобой поговорить? – сказал Чемберлен, остановив Майлза на полпути. Майлз подошел к учителю, державшему в руках две испачканных мелом тряпки. Подошел достаточно близко, чтобы разглядеть седые волоски, торчащие из ноздрей, и обветренную кожу вокруг губ. Достаточно близко, чтобы отомстить ему. – Знаешь, – начал он, – если ты будешь оставаться на своем месте, месте, которое ты сам для себя сделал, ты выживешь, – затем Чемберлен хлопнул тряпками друг об друга и сказал: – Кстати, как работа? – и наконец, наблюдая, как Майлз скривился в облаке меловой пыли, Чемберлен добавил: – Какую запутанную паутину мы плетем!

После этого занятия, после такого разговора Майлзу нужно было что-то сделать со своим гневом. Он мог стать невидимым, пинать мусорные баки, проламывать дыры в стенах. Он мог бы сделать то, чем занимался несколько дней назад, – отправиться на поиски неприятностей, спасти кого-то от них. И совершить это все под маской супергероя, позволив Человеку-Пауку сделать грязную работу за Майлза, чтобы он мог хоть как-то себя очистить. Или он мог бы помириться с Алисией и придумать что-нибудь вместе с «Заступниками мечты». Придумать, как противостоять Чемберлену.

Но прежде чем он успел сделать выбор, послышалось «ж-ж-ж».

На телефон пришло сообщение. Майлз пинком открыл входную дверь в школу, петли затрещали от удара, и его тут же ослепило солнце. Он повернулся спиной, чтобы прочитать сообщение. Майлз подумал, что это Ганке спрашивал, что случилось на уроке Чемберлена, но ошибся.

14:51 1 новое сообщение от абонента Папа

ЗАВТРА УТРОМ

Тут пришло еще одно.

Ж-ж-ж.

14:53 1 новое сообщение от абонента Папа

ОСТИН

И этих трех слов оказалось достаточно, чтобы помочь Майлзу взять себя в руки и успокоиться. Этого и того, что он увидел, когда наконец вернулся в спальню.

Ганке. Который вел себя как Ганке.

Громко играла музыка – хип-хоп восьмидесятых. Старые мелодии, которые Ганке нашел онлайн. Музыка, о которой отец Майлза говорил каждый раз, когда пытался показать, что такое «настоящий хип-хоп». Ганке делал па ногами, скользил по комнате в носках, пристукивая, прихлопывая, раскачиваясь и танцуя, будто только что выиграл в лотерею.

Как только Майлз вошел в комнату, Ганке приблизился к нему, подражая роботу, с глупой ухмылкой на лице. Он поднял руку- Майлз хлопнул по его ладони, и Ганке изобразил рукой волну до плеча и обратно, словно Майлз пустил через него ток. Затем он выключил музыку.