«Когда она мне улыбнулась…» В сексуальной прелюдии немалую роль играет мимика, связанная с демонстрацией зубов. Смягчить, с первого раза расположить к себе новых знакомых. Если не этим окольным путем, то как иначе распространенный в животном мире агрессивный жест мог превратиться в приветственный?

Попробую также предложить объяснение такой несомненно человеческой поведенческой черты, как плач, от которого, по Морису, произошел смех. Давайте проанализируем и это явление. Начнем с младенца, часто реагирующего плачем на происходящее.

У маленького ребенка при испуге сначала медленно опускаются вниз уголки рта. Спустя несколько секунд вы слышите плач, совсем не похожий на сигналы обиженных или чувствующих себя брошенными детенышей других приматов. Человеческое дитя кричит, «ревет» громче любых других детенышей, которые обычно издают тягучие жалобные звуки. Вот и слезы хлынули — явление, лишенное параллелей в животном мире. Нигде вы не увидите обливающегося слезами, плачущего звереныша.

Элейн Морган считает это явление аргументом в пользу предложенной Харди версии, будто полуводный образ жизни наших далеких предков был связан с морем. Она указывает, что у некоторых морских птиц, в частности у бакланов, есть своего рода слезные железы. Поскольку они ловят рыбу в соленой воде и лишены возможности пить пресную, эти железы служат для очищения крови. В специальных опытах бакланов принуждали глотать морскую воду. Тотчас из желез — своего рода наружных почек — начинала течь вдоль клюва соленая вода, которую птица стряхивала с кончика.

С незапамятных времен жизнь приспосабливалась ко всем изменяющимся условиям, однако мы знаем и примеры вполне объяснимой инерции. Так, материальные носители наследственности по-прежнему передаются сперматозоидами, сотни миллионов лет сохраняющими форму древнейших организмов — жгутиковых. Другой пример «инерции» видим в том, что соленость как морской воды, так и тканей вышедших из нее позвоночных сохраняется по сей день после всех блужданий эволюции с ее, казалось бы, бесчисленными возможностями изменить формулу.

У всех пресмыкающихся, птиц и млекопитающих кровь присолена, и чуть больше или меньше положенного — беда! Когда пациенту с помощью капельницы вводят в кровь лекарства или питательные вещества, используют физиологический раствор, содержащий также и необходимую организму соль.

Но соленость человеческих слез совсем не высока! Их задача не выносить лишнюю соль, а, скорее, сохранять нужную концентрацию — нужную для глаз.

Полуводному гоминиду было важно беречь чувствительную роговицу; неправильная концентрация соли быстро разрушила бы тонкий слой клеток. Отсюда наша способность выделять большое количество охраняющей глаза солоноватой жидкости. И возможно, я не ошибусь, предположив, что потомок икспитека подвергался серьезной опасности чаще, чем детеныши других приматов. Оступившись в воде, он громко кричал, призывая на помощь, и железы его мгновенно восстанавливали нужную соленость влаги на роговице и в чувствительном носу, через который тоже выливаются слезы.

После этого отступления вернемся к орудию разума — речи! Кем-то сказано, что речь понадобилась, в частности, для того, чтобы делиться тем, что умели делать руки. Мне же снова вспоминается одна картина; кстати, она запечатлена и на кинопленке. Из кусков дерева и веревочек индеец акурио смастерил предельно простой ткацкий станок, чтобы изготовить полоску ткани для защиты пениса. Перед ним сидит мальчуган и повторяет в воздухе пальцами все наблюдаемые им движения. Идиллическая картина — и немая. Наблюдать и копировать — лучший способ учиться для юного индейца.

Вероятно, речь, первоначально состоявшая из звукоподражаний, постепенно расширяла сферу своего применения, служа средством общения в группе, вынужденной приспосабливаться к все сильнее изменяющимся условиям. Австралопитеки afarensis, africanus, boisei, robustus (примем здесь это деление) подолгу, иные сотни тысяч лет, жили в почти однородной среде. А вот Homo erectus подвергался суровым испытаниям, когда во время ледниковых эпох менялись и среда и прочие условия. Тут для выживания нужно было не только, чтобы индивид хорошо соображал, требовалось взаимопонимание внутри группы. В беседах обобщался собранный опыт, копился «информационный банк». Важно было, например, договориться, куда переходить, оставляя прежнюю стоянку. Старшие становились «узлами памяти», пережитое ими могло пригодиться группе и как подсказка, и как предостережение. В отличие от других приматов, у которых старшие, физически более слабые особи проигрывали в борьбе за превосходство, у Homo на тысячи лет утвердился неведомый остальным приматам авторитет мудрости. Правда, у горилл заправляет самец постарше, с серебристой полосой на спине (ее хватило бы на много украшающих мужчин седых висков); так ведь он же самый крупный и сильный в стае.

Для новой системы сигналов, называемой нами речью, примечательно то, что она отнюдь не ограничена жесткими рамками передаваемой из поколения в поколение постоянной лексики. У других животных определенные звуковые сигналы одни и те же для всех представителей данного вида. Конечно, у птиц, например у зяблика и певчего дрозда, могут быть «диалекты», в разных местах они поют по-разному, и есть птенцы, которые должны услышать голос взрослой птицы, чтобы начать воспроизводить типичные для вида звучания. Но речь идет о незначительных различиях, набор сигналов невелик. У людей ребенок каждый год заучивает тысячи новых слов, и это совсем другие слова, нежели те, что заучиваются детьми в другом языковом регионе.

Мы видим, как у приматов «наследуемый интеллект» все больше заменяется «индивидуальным интеллектом» (оба термина мои), способностью в конкретной ситуации использовать весь комплекс индивидуально накопленного опыта. Чем выше по генеалогическому древу приматов, тем больше инстинктов выбраковывается. Молодой горилла, выращенный в зоопарке вне стаи с ее сложной поведенческой системой, не может даже спариваться с самкой — не знает, как это делается! Правда, говорят, что дело можно поправить, показав ему соответствующий фильм. Один из редких случаев, когда может быть прок от порнофильма…

Таким образом, в роду Homo одна из серий экспериментов природы породила чрезвычайно эффективную комбинацию! Небольшой набор инстинктивных действий, но активное накопление данных каждым индивидом и сложение общего багажа знаний группы! Больше того, в багаж входят знания, добытые усопшими членами коллектива! Начинает собираться реальное знание о давних событиях; вместе с тем, рассказываются сказки, предания и легенды. Накопление информации — вот секрет стремительного развития нашей техники и культуры по сей день. Письменное слово и основанная на нем литература направили развивающуюся линию гоминидов по пути, который ныне с помощью вычислительных машин завел нас так далеко, что даже страшно. Можно сказать, что все мировосприятие современного человека основано на такой высокой технике, что лишь очень немногим (если вообще такие есть) известна теоретическая подоплека всех наших изощренных вспомогательных средств.

А ведь если подумать, в какой мере блестящие результаты обусловлены незначительно возросшим объемом человеческого мозга? Такие, как полеты в космос или автоматические зонды. Гораздо меньше, чем нам, пожалуй, представляется. Просто вычислительная техника стала вровень со способностями мозга, а то и превзошла их.

Пожалуй, наиболее увлекательная глава в истории постепенного преображения гоминидов в современный, достаточно неоднородный вид — это жизнеописание нашего ближайшего предшественника, Homo erectus, чья эволюция направлялась изменениями среды в ходе ледниковых эпох и климатическими колебаниями от жестоких морозов до тропического зноя. Из этого вида выкристаллизовались две различные формы — наша собственная, Homo sapiens sapiens, и «неандерталец», получивший видовое, вернее подвидовое наименование Homo sapiens neanderthalensis.