– Еще пять кварталов, – сказал Фрэнк.
– У тебя найдется сигарета с марихуаной? – спросил Эд. – Надо бы малость успокоиться.
Фрэнк протянул ему пачку сигарет «Небесная музыка», к которым пристрастился в «Корпорации У-М».
«Да, наверняка она с кем-нибудь живет, – со вздохом сказал себе Фрэнк. – Спит с ним, как жена. Я ее знаю. Джулиана никак не может по-другому. С наступлением сумерек, когда на улице темно и холодно и все порядочные люди сидят в кругу семьи у камина, она просто чокнутая становится… Она не рождена для одиночества. Да и я тоже. Может, ее парень и неплохой, – думал он. – Джулиане ничего не стоит подцепить какого-нибудь студентика. Этакого маменькиного сынка, которому и невдомек, как к бабе подойти. Она не жестокая и не циничная, она может дать парнишке много хорошего. Чертовски хочется верить, что она не нашла себе кого постарше, какого-нибудь „супермена“ с вечно торчащей изо рта зубочисткой…»
Фрэнк заметил, что стал тяжело дышать, вообразив мясистого, волосатого мужика, который обращается с Джулианой как с вещью, всячески унижает и оскорбляет ее…
«Я знаю – рано или поздно она покончит с собой, – подумал он. – Это у нее на роду написано. Если только не найдет себе настоящего друга, то есть нежного, внимательного, доброго, способного понять и оценить ее. Я был слишком груб с ней. – Фрэнк печально вздохнул. – Хотя я не такой уж плохой, бывают хуже. Я всегда понимал, о чем она мечтает, чего хочет, когда ей одиноко, тоскливо… И нянчился, и успокаивал… Но этого мало. Она заслуживала большего».
– Я тут остановлюсь. – Маккарти высмотрел свободное место, развернул грузовик и, оглядываясь, дал задний ход.
– Послушай, – сказал Фрэнк, – можно, я пошлю одну-две вещицы своей жене?
– Я и не знал, что ты женат, – рассеянно произнес Маккарти. – Пожалуйста, только не серебряные. Приехали. – Затянувшись напоследок, он раздавил сигарету в пепельнице. – Пожелай мне удачи.
– Удачи, – сказал Фрэнк Фринк.
– Гляди, тут на пачке вака – японское стихотворение. – Маккарти прочитал вслух:
Только бледную луну в рассветном небе.
Он хлопнул Фрэнка по спине, ухмыльнулся, открыл дверцу и, подхватив корзину, вышел.
– Не забудь бросить в счетчик десятицентовик. – Через секунду он затерялся среди пешеходов.
«Джулиана! – мысленно воззвал Фрэнк. – Может быть, тебе сейчас так же одиноко, как и мне?»
Он вылез из пикапа и бросил монетку – плату за стоянку – в счетчик.
«Боюсь, – подумал Фрэнк. – Боюсь за наше дело. А вдруг – неудача? Вдруг Эд ничего не сумеет продать? А если над нами посмеются… Что тогда?»
Джулиана лежала на простыне, на полу гостиной, в объятиях Джо Чиннаделлы. В комнате, залитой лучами послеполуденного солнца, было душно. Тела Джулианы и лежащего на ней мужчины были скользкими от пота. Со лба Джо скатилась капля, задержалась на скуле и упала Джулиане на шею.
– С тебя капает, – прошептала она.
Джо промолчал. Он ровно, глубоко дышал. «Как океан», – подумала Джулиана.
– У нас внутри нет ничего, кроме воды. И теперь придется отлипать друг от друга.
Джо пошевелился.
– Уже встаешь? – Она прижала его к себе. – Погоди.
– Тебе не пора в спортзал?
«Не пойду в спортзал, – решила Джулиана. – Неужели ты еще не понял? Мы не останемся здесь, мы куда-нибудь уедем. Куда-нибудь, где не были прежде».
Она чувствовала, как Джо поднимается на колени. Ладони Джулианы скользнули по его влажным бокам. Джо отошел, шлепая по полу босыми ногами. В ванную, конечно.
«Все кончилось, – вздохнула Джулиана. – Ну и ладно».
– Слышу, слышу, – сказал Джо из ванной. – Опять стонешь. Постоянная депрессия, верно? Тревога, страх и подозрительность. По отношению ко мне и ко всему миру… – Он появился в дверях весь в мыле, улыбающийся. – Как насчет путешествия?
У нее быстрее забилось сердце.
– Куда?
– В какой-нибудь большой город. Можно махнуть на север, в Денвер. Гульнем на всю катушку. Будет тебе и концерт, и ресторан, и такси, и вечернее платье – все, что захочешь. О’кей?
В это было трудно поверить. Но поверить очень хотелось.
– Твой «студик» не развалится по дороге?
– Еще чего! – возмутилась она.
– Купим приличную одежду и кутнем, может, впервые за всю жизнь. Тебе надо хорошенько отдохнуть, не то сломаешься.
– А где мы денег возьмем?
– У меня есть, – улыбнулся Джо. – Погляди в саквояже.
Джо затворил дверь в ванную. Он что-то еще говорил, но Джулиана за шумом воды не слышала.
Отворив дверцу платяного шкафа, она достала обшарпанный, засаленный саквояж. Запустив в него руку, почти сразу наткнулась на конверт с крупными банкнотами Рейхсбанка, имеющими хождение практически везде.
«Да, на это можно кутнуть, – подумала она, считая деньги. – А мне казалось, он просто лапшу на уши вешает. Вот бы забраться к нему в башку, поглядеть, что там творится».
Под конвертом лежала огромная поршневая авторучка цилиндрической формы. Во всяком случае, внешне предмет походил на авторучку. Но был непривычно тяжелым. Джулиана поспешно отвинтила колпачок. Да, с золотым пером. Но…
– Что это? – спросила она, когда Джо вышел из ванной.
Он забрал авторучку и положил в саквояж. «Как бережно он с ней обращается!» – мелькнула мысль.
– Опять болезненная мнительность? – спросил Джо.
Таким беззаботным она его еще не видела. С громким возгласом он схватил ее за талию, поднял и закружил по комнате. Потом поставил на ноги и прижимал к себе, пристально глядя в глаза и обдавая теплым дыханием, пока она не ответила:
– Нет. Просто я тяжелая на подъем.
«Все-таки я тебя побаиваюсь, – подумала Джулиана. – Так побаиваюсь, что даже признаться тебе в этом не могу».
– В окно! – воскликнул Джо, неся ее на руках через всю гостиную. – Вот куда мы выйдем!
– Ну пожалуйста! – взмолилась она.
– Шучу, – хмыкнул он. – Слушай, а давай отправимся в поход, вроде марша на Рим! Помнишь? Их вел сам дуче, моего дядю Карло в том числе… А теперь у нас будет маленький марш, но не такой знаменитый, не для учебников истории. – Наклонившись, он так крепко поцеловал Джулиану, что они стукнулись зубами. – Как шикарно мы будем смотреться в обновках! И ты мне объяснишь, как надо себя вести в обществе, ладно? Научишь хорошим манерам.
– Ты нормально держишься, – сказала Джулиана. – Даже лучше, чем я.
– Нет! – Он сразу помрачнел. – Я паршиво говорю. За версту слыхать макаронника. Разве не заметила акцента еще в кафе?
– Вроде есть немножко. – Для нее это не имело значения.
– Только женщины разбираются в светских условностях. – Джо отнес Джулиану назад и с шумом уронил на диван. – Не будь женщин, мы бы только и говорили о лошадях и гоночных машинах да несли похабщину.
«Что это на тебя нашло? – размышляла Джулиана. – Пока не придумал этот „марш“, ходил как неприкаянный. А теперь прыгаешь по комнате, ошалев от радости. Что в самом деле тебе нужно? Ты бы мог спокойно смыться, бросив меня здесь. Да я и не стала бы тебя удерживать, мне не впервой».
– Это твой заработок? – Она кивнула на конверт. – Сбережения? – Денег в конверте было слишком много. Впрочем, говорят, на востоке их куры не клюют. – Мне случалось разговаривать с водителями грузовиков. Им…
– С чего ты взяла, что я водитель? – перебил ее Джо, одеваясь. – У меня в этом рейсе другая работа. Я охраняю груз от бандитов, а прикидываюсь вторым водителем, дрыхнущем в кабине. – Он рухнул в кресло, откинул голову, приоткрыл рот и захрапел. – Понятно?
Вдруг она увидела в его руке нож – тонкий, вроде кухонного для чистки картофеля.
«О Господи! – испугалась Джулиана. – Откуда он взялся? Из рукава? Из воздуха?»
– Вот почему меня приняли в «Фольксваген». Служебная анкета помогла. Во время войны мы столкнулись с Хазельденом и его коммандос. – Черные глаза Джо заблестели. – Угадай, кто в конце концов прикончил полковника? Как-то ночью, спустя несколько месяцев после каирской битвы, мы встретились с англичанами на Ниле. У них кончился бензин, и Хазельден с четырьмя людьми из «дезерт груп» напал на нас. Я стоял часовым. Хазельден подполз, как змея, весь в черной краске, даже руки. В этот раз у них не было проволоки, только гранаты и автоматы. Слишком шумное оружие. Он попытался сломать мне шею, да не вышло. – Джо вскочил и, хохоча, бросился к Джулиане. – Давай собирайся. Позвони в спортзал, скажи, что берешь отпуск на несколько дней.