Я сидел в парке, поедал хлеб (18 больших лавашей обошлись мне всего в 500 риалов) и ожидал течения событий. Вот подсел какой-то седой, бородатый старик с пачкой печенья.
— What are you from (откуда)?
— Russia, Россия.
— Do you speak english (вы говорите по английски)?
— Yes, — отвечал я, но словарный запас старика уже исчерпался. Чтобы продлить редкостное общение с иностранцем, он стал угощать меня печеньем. Вскоре исчерпалось и печенье, но рядом уже были другие любопытные.
— What are you from?
…
Другой человек оказался более разговорчивым, звали его Джордж. Он сказался христианином и очень сожалел, что здесь, в Иране, женщины ходят закрытые со всех сторон одеждой. А в России тоже так? — Нет, отвечал я, в России не так. — Ясное дело, христианская страна, — отвечал Джордж. (В Иране среди молодых мужиков женская тема — первый предмет разговора; сейчас наверняка спросит, могут ли люди целоваться на улице и сажают ли за это в тюрьму.) — А как насчёт исламской революции? Раньше было лучше или сейчас? — спросил я его, чтобы отвлечь от женской темы. — Ш-ш-ш! Мы не можем говорить об этом. Вокруг много полиции, — отвечал он, — а вы будете чай?
Следующий человек оказался, к моему удивлению, русскоговорящим.
— А по-русски говорить умеете?
— Yes, — отвечал я, несколько удивлённый, — то есть да.
— Откуда приехали?
— Из России, из Москвы. А вы откуда?
— А откуда я, не скажу, потому что вы восемь лет у нас воевали.
— Афганистан?
— Зачем у нас воевали?
…Человека звали Али Гусейн. Родился он в Афганистане, но потом попал с семьёй в Иран и заканчивал школу уже в городе Кум. Надо было поступать в институт, но это сложно сделать, потому что в Иране каждый год полтора миллиона человек заканчивают школу, а мест в институтах всего двести тысяч. И он поехал учиться в Баку. Но учиться в Баку оказалось неинтересно. Например, по его словам, в группе из двадцати человек двое-трое учатся, а остальные только приходят на экзамены и покупают оценки. «Вот у вас, в Москве, сколько стоит, например, пятёрку на экзамене получить, если ничего не знаешь?» Я затруднился ответить. «Ну, а в Баку всё по-другому,» — отвечал Али.
По его словам, Россия, Америка и прочие страны виноваты в том, что до сих пор в Афганистане продолжается война. «Страна бедная, ни танков, ни автоматов мы сами не производим, может где и собирают, но в основном оружие зарубежное. А им выгодно это, чтобы был спрос на оружие. Только Пакистан хочет, чтобы в Афганистане было спокойно.» Далее я узнал, что в Пакистане продукты и вещи ещё дешевле, чем в Иране, но зато там города более грязные.
Впоследствии я узнал, что из всех стран мира больше всего беженцев вышло из Афганистана — 2 миллиона 700 тысяч человек. Из них около 2 миллионов сейчас живут в Иране.
Обменявшись адресами, мы расстались, так как Али спешил по своим делам. Но тут уже появился следующий любопытный человек, звали его Саид Хусини.
Саиду было лет тридцать. Он учился в некоем «Институте английского языка», но говорил по-английски хуже моего. Однако он так хотел продлить общение на этом необычайном языке, что сначала предложил мне чай, а потом и вписку. Я, разумеется, согласился.
Иранец жил со своей женой на втором этаже небольшого домика в центре Тегерана и работал на фабрике по сбору телевизоров. Мой знакомый оказался очень любопытным, его интересовало всё: какие машины распространены в Москве? сколько у нас телепрограмм? сколько в Москве кинотеатров? почём билет? сколько квадратных метров у нас квартира? Я терпеливо удовлетворял его любопытство.
Когда основное любопытство иранца я удовлетворил, Саид предложил играть в шахматы. «Иран — Ирак,» — пошутил он; Саид был Иран, я, соответственно, Ирак. Иран выиграл 2:0 (я вообще не мудр в шахматах). Затем появилось другое развлечение. Саиду в институте задавали математические примеры. Они были примерно на уровне нашего 11 класса, но выглядели необычно: буквы были арабскими и записывались справа налево, а цифры тоже были местными и записывались слева направо. Перевели два примера в обычную, европейскую запись, и я решил их — это было несложно. Но Саид весьма подивился моей мудрости.
Из соседней комнаты вышла жена, принесла чай и фрукты и скрылась вновь. Мы перекусили, и, ещё пообщавшись, легли спать на тюфяках, которые в изобилии имелись в квартире. Иранцы спят одетыми в пижамы, меня это почему-то удивило.
Утром, покинув гостеприимного иранца, я направился к российскому посольству. Там я хотел узнать, действует ли наша виза 10 суток или же 10 дней. В первом случае мы могли спокойно ехать автостопом в сторону Горгана и Туркмении; во втором — должны были торопиться и ехать автобусом, чтобы успеть завтра пересечь границу.
Около входа в здание, где выдают визы, уже стояла большая толпа. Это были граждане Ирана (а один даже Афганистана), жаждущие получить российскую визу. Их было человек пятьдесят. Некоторые пытались говорить по-русски. Изредка железная дверь приоткрывалась, чья-то рука (можно сказать, «рука Москвы») забирала у очередного страждущего бумаги, и дверь тут же захлопывалась опять. Иногда эта рука выдавала что-то (видимо, паспорта с визой). Видишь столько желающих получить российскую визу — за державу не обидно. С трудом проник я сквозь эту толпу внутрь здания (там оказалось довольно тихо и спокойно), где в одной из комнат находился человек, способный проконсультировать меня по техническим вопросам.
Выяснилось, что срок действия нашей визы истекает завтра. Если ты просрочишь визу (что выяснится при выезде), тебя вернут в Тегеран, где придётся заплатить штраф, продлить визу и долго объяснять — как, почему и с какой целью ты просрочил визу. Денег потратишь немного, но времени — порядочно.
Узнав сии сведения, я направился прочь, желая найти посольство Индии.
С посольством Индии («Инд сафарат») получилась та же история, что и накануне с посольством Ирака. На месте, указанном в путеводителе «Middle East», посольства не было; улицу, на которой оно стояло, переименовали; новый адрес хотя и был некоторым жителям (вроде бы) известен, на карте они показать его не могли. Понятное дело: карта была на английском языке. Если бы вам показали карту Москвы на фарси, вы бы тоже испытали проблемы в нахождении нужного переулка. Когда же я зашёл в некую турфирму, где хранился большой атлас Тегерана на фарси, найти индийское посольство и там не удалось. Проведя два с половиной часа в поисках посольства, я прекратил сие бесплодное занятие. Тем более, что пора было идти на встречу с Олегом и Владом.
Встретившись, мы обсудили новости и решили покидать Исламскую Республику Иран, не дожидаясь завтрашнего вечера, когда срок действия нашей визы истечёт. Тем более, что нам всем нужно было торопиться. Влад уже давно испускал вздохи по поводу начала учебного года. Решили ночью продвинуться на восток от Тегерана на автобусе и отправились на восточный автовокзал.
Я даже и не думал, что в Тегеране имеются троллейбусы. Оказалось, к автовокзалу ведёт настоящая троллейбусная линия! В каждом направлении уходило почему-то две пары проводов — видимо, троллейбусы могут обгонять друг друга. На конечной остановке стояло две очереди — мужчин и женщин. Мужчины садились в переднюю дверь, женщины в заднюю. Пока мы оглядывались по сторонам и узнавали, идёт ли троллейбус на восточную автостанцию («Отобус тёминал»), один из прохожих подарил нам три билетика, и мы погрузились в троллейбус.
Через двадцать минут мы уже были на автостанции. На каждой автостанции, а тем более — в Тегеране, представлено несколько автобусных компаний, предлагающих автобусы в разных направлениях, в разное время и за разную цену. Автобусов на Ашхабад или Баджгиран (ближайший к Ашхабаду иранский городок) мы не нашли; зато три компании предложили нам автобусы на Горган (цена варьировалась от 5500 до 10.000 риалов), а в одной компании нам настойчиво рекомендовали билеты на Гомбад (рядом с Горганом).