— Харрахайя, Харрахайя, Харрахайя, — орал вместе со всеми Максимов, хотя ни слова не понял.

Сидевший по правую руку крепкого телосложения мужчина неожиданно захлебнулся, уткнулся лицом в землю. Максимов сначала подумал, что это часть обряда, и уже было изготовился так же нырнуть носом в землю, но, увидев, как забилось в судорогах тело соседа, остановился, до припадка ему еще было далеко. Тренированная психика продолжала сопротивляться магии обряда, но Максимов отлично сознавал, бесконечно длиться это не будет, рано или поздно общая психопатия скажется и на нем.

А люди вокруг уже зашлись в экстазе, хрипя, брызгая слюной, орали свое: «Харрахайя, Харрахайя», подстегиваемые ударами барабана.

Кто-то невидимый вновь бросил в огонь охапку свежей травы, на секунду огонь опал, и Великая как по настилу вошла по тлеющему снопу в костер. Максимов онемел, когда, заревев, взметнулся в небо яркий язык пламени, жар был такой силы, что все, кто еще хоть чуточку соображал, откатились от костра. Удар ветра выбил из костра миллион ярких искр, горящие светлячки закружились в диком хороводе, спиралью уходя в небо.

Максимов невольно закрыл лицо рукой, а когда открыл глаза, через огонь вышла Великая. Голову по-прежнему украшала маска, зло сверкали желтые глаза зверя, но теперь нагота Великой слепила совершенством, молодое сильное тело изгибалось в такт ритму барабана и крикам, пластика была завораживающей, змеиной. Она плавными призывными движениями руки поманила к себе молодых ведьм, те как завороженные встали, пританцовывая, пошли вслед за ней. Цепочка обнаженных ведьм зазмеилась вокруг вскочивших на ноги мужчин. Максимов, подражая другим, широко расставил ноги, разбросав руки крестом. Ведьмы скользили мимо, обжигая прикосновениями горячих тел, кружась, хлестали его по плечам разлетающимися волосами, все чаще и чаще их руки прикасались к его телу, все настойчивее и сильнее пальцы впивались в кожу. От круговорота лиц, горящих глаз, обнаженных тел в голове помутилось, он с трудом боролся с нарастающим возбуждением, уже понимая, чем закончится эта безумная пляска.

— Она пришла, она пришла! — Чей-то громкий голос перекричал гул барабана, вскрики и безумный хохот танцующих.

Великая Крыса замерла, вскинув руки к небу, вокруг нее на колени упали ведьмы. Максимов сумел разглядеть темное пятно на ее бедре и маленький крест родимого пятна под левой лопаткой. Словно почувствовав его взгляд. Великая Крыса повернула к нему острую морду. Маска закрывала лишь верхнюю половину лица, и Максимов увидел, что на губах Лилит играет улыбка победительницы. Она ткнула в него пальцем и дико захохотала.

Максимов выплюнул на ладонь металлический цилиндрик, сплющил в пальцах. Сигнал микропередатчика должны были засечь в радиусе пяти километров. Лишь после этого рванулся вперед, но тут грохнул барабан, еще ярче вспыхнул костер, а из темноты послышался топот десятка бегущих ног. Максимов невольно оглянулся. Все, кто метрах в двадцати ждал сигнала, с криками и воем бросились к костру. По первым ворвавшимся в освещенный круг Максимов понял, психоз распространился и на них, люди совершенно обезумели. А у костра уже вцепились друг в друга две ведьмы, со стоном завалились на землю. Чьи-то руки вцепились в шею Максимову, кто-то горячим телом прижался к спине, он среагировал моментально, захватил кисти противника, согнулся, перебросив через плечо. Силу не рассчитал, и худосочная девица почти плашмя грохнулась на землю, Максимов по инерции нанес парализующий удар в солнечное сплетение, перекатился через девицу, безжизненно разбросавшую руки, вскочил на ноги.

«Или грохнут, или трахнут», — оценил он обстановку. Свальный грех и орфийские оргии — термины слишком нейтральные, чтобы описать то, что происходило вокруг. Стоны, хрипы, возбужденные вскрики спаривающихся в самых невероятных позах, измазанные землей и сажей тела, горящие безумием глаза и искривленные возбуждением рты. Кто-то вновь попытался схватить его, Максимов осадил озабоченного жестким ударом в ребра, молодой субтильного вида парень закатил глаза, плавно опустился на колени, его тут же подмял под себя катящийся клубок слипшихся тел.

В отсвете костра мелькнуло знакомое лицо. Максимов бросился вперед, перепрыгивая через копошащихся на земле, расталкивая стоящих. Какой-то козломордый, густо поросший шерстью, с отвислым тугим брюхом, схватив вырывающуюся Вику за грудь, усаживал ее на кого-то лежащего на земле, мужчина или женщина внизу, Максимов не разглядел. Прицельным ударом в копчик отправил козломордого в нокаут, тот взревел от боли, на что никто не обратил внимание, захлебнулся криком. Вторым ударом в затылок Максимов закрепил результат, козломордый разжал захват и кулем рухнул набок. Максимов подхватил Вику, сорвал с ее плеча руку лежащего внизу, до хруста вывернул кисть и жестко врезал пяткой в грудь. Мельком взглянул на результат: судя по закатившимся глазам, оргия лишилась еще одного фаллоса.

Максимов подхватил Вику на руки и понес подальше от костра, в темноту. Надеялся, что никто на их уход не обратит внимание.

— Стой! Назад! — раздался резкий окрик. В темноте вспыхнул клинок меча.

— Ей плохо. — Максимов прислушался, кроме стражника, нацелившего на него меч, вокруг никто признаков жизни не подал.

— Уходить нельзя.

— Сказал же, плохо ей стало.

— Разрывать круг нельзя, — снизошел до объяснения стражник.

— А-а, — протянул Максимов.

Подбросил Вику, чтобы поудобнее подхватить ее безжизненное тело, не удержал, прошипел что-то нечленораздельное, опустил на землю.

Стражник молча ждал, держа меч на изготовку у правого плеча. В бездумных глазах играли отсветы костра.

«Ну и черт с тобой», — решил Максимов.

Левой ладонью, отвлекая внимание, шлепнул по щеке Вики, правая незаметно вырвала из ножен стилет и отправила его в полет. Максимов метнул нож без проворота, как стрелу. Удар получился неожиданным и мощным. Стражник охнул, отступил на шаг назад, меч соскользнул с плеча. Максимов кувырком рванулся вперед, поддел ногой стражника под стопы, второй до хруста ударил в колени. Стражник потерял равновесие, выронил меч и как подрубленный рухнул навзничь. Закричать не успел, удар сверху вниз запечатал крик в горле. Максимов вытащил стилет из плеча стражника, парень был молодой, хоть и отмороженный, убивать его сразу Максимов не захотел, хватило болевого шока.

Вика застонала, попыталась встать, но безвольно откинулась на траву. Максимов вспорол рясу стражника, вытряхнул из нее расслабленное тело, веревкой, служившей поясом, умело связал руки и ноги стражнику, оторвал кусок от рясы, сунул стражнику в рот, проверил, хорошо ли сидит кляп.

— Так, с одним все ясно.

Максимова не обрадовало то, что на груди у стражника никакой татуировки не было. Это означало, что худшее еще впереди.

Присел рядом Викой, принялся надавливать и пощипывать нужные точки на теле, через минуту она застонала и открыла глаза.

— Где я? — слабым голосом прошептала она.

— Порядок, Вика, это я, Максим.

— Что со мной?

— Ничего страшного. — Максимов укрыл ее рясой стражника. — Лежи тихо, не вставай. Я скоро вернусь.

— Максимчик, не оставляй меня!

— Тихо. — Он ладонью зажал ей рот. — То, что мы пока живы, еще ничего не значит. Лежи, не вздумай уйти. Я вернусь. — Он, как ребенку, подоткнул ей со всех сторон накидку. На самом деле старался замаскировать как можно лучше. Вот так. Не шевелись. Да, вот еще. — Максимов вложил ей в руку стилет.

— Зачем? — Она вздрогнула от прикосновения холодного лезвия.

— На всякий случай. Помни, лучше плохо сидеть, чем хорошо лежать в могиле.

Над холмом столбом поднялся в небо огненный вихрь. Дикие крики разлетелись до самого дальнего края пустоши, вернулись назад разноголосым эхом.

Максимов вскочил на ноги, закрывшись ладонью от света костра, всмотрелся в темноту впереди. В середине пустоши дрожал огонек.

— Вот и еще работа подвалила, — пробормотал Максимов.