И как ни старалась Элинор сдержать слёзы, они всё-таки потекли. Она сердито провела ладонью по глазам.

— По-моему, ты держишься молодцом, Элинор. — Мо всё ещё лежал лицом к стене. — Вы обе держитесь молодцами. И я готов собственноручно свернуть себе шею за то, что втравил вас в эту историю.

— Ерунда, здесь если кому-то и надо свернуть шею, то этому Каприкорну, — сказала Элинор. — И Басте. О Господи, вот уж не думала, что когда-нибудь с таким безграничным наслаждением буду расписывать себе убийство человека. Но я уверена, если бы мне удалось схватить этого Басту за горло…

Увидев изумлённые глаза Мегги, она виновато умолкла, но девочка только пожала плечами.

— Мне хочется того же, — пробормотала она и ключом от своего велосипеда стала вырезать на стене букву М. Невероятно, но этот ключ почему-то завалялся у неё в кармане. Как напоминание о какой-то иной жизни…

Элинор ощупала спущенные петли, а Мо перевернулся на спину и стал смотреть в потолок.

— Мне очень жаль, Мегги, — неожиданно сказал он. — Мне так жаль, что я позволил им отнять эту книгу…

Мегги нацарапала на стене большую букву Е.

— Ах, какая разница! — Она отошла на несколько шагов. Две буквы Г в её имени получились как две ущербные П. — Может быть, тебе никогда бы так и не удалось вернуть маму назад.

— Может быть, — пробормотал Мо и снова уставился в потолок.

— Это не твоя вина, Мо, — сказала Мегги. «Главное, ты со мной, — хотелось добавить ей. — Главное, Баста больше не приставит тебе нож к горлу. Я ведь её почти не помню, я знаю её только по фотографиям».

Но она промолчала, потому что знала: Мо всё это не утешит, наоборот, от этих слов он, наверное, загрустил бы ещё больше. Впервые Мегги поняла, как он тосковал по её матери. И на какое-то безумное мгновение в ней проснулась ревность.

Она нацарапала на штукатурке букву И и уронила ключ.

Снаружи послышались приближающиеся шаги.

Элинор прижала ладонь к губам, и тут шаги остановились. Дверь распахнулась, вошёл Баста. Позади него стояла женщина. Мегги узнала старуху, которую она видела в доме Каприкорна. С угрюмым лицом старуха протиснулась мимо Басты и поставила на пол кружку и термос.

— Будто у меня других дел мало! — проворчала она, перед тем как уйти. — Теперь нам придётся кормить ещё и этих господ. Пусть они хотя бы трудятся, раз уж вам приспичило держать их здесь.

— Скажи это Каприкорну, — сухо ответил Баста.

Он достал нож, подмигнул Элинор и вытер лезвие о куртку. На улице темнело, и его белоснежная рубашка светилась в сгущавшихся сумерках.

— Угощайся чайком, Волшебный Язык, — сказал он, наслаждаясь страхом, написанным на лице Элинор. — Мортола подмешала в него столько мёда, что первый же глоток, возможно, склеит твои губы, но твоё горло наверняка завтра будет как новенькое.

— Что вы сделали с мальчиком? — спросил Мо.

— А-а… Я думаю, он сидит где-то с вами по соседству. Кокерель устроит ему завтра небольшое испытание огнём, и тогда мы узнаем, можно ли его как-нибудь использовать.

Мо привстал с лежанки.

— Испытание огнём? — спросил он, в его голосе одновременно слышались горечь и насмешка. — Ну, ты-то, я думаю, вряд ли бы его выдержал. Ты даже спичек Сажерука боишься.

— Береги свой язык! — зашипел на него Баста. — Ещё одно слово, и я тебе его отрежу, какой бы он ни был драгоценный.

— Нет, этого ты не сделаешь, — сказал Мо и поднялся во весь рост. Он аккуратно наполнил кружку дымящимся чаем.

— Может быть, и не сделаю. — Баста заговорил тише, словно опасался, что их подслушивают. — Но у твоей дочурки тоже есть язык, а уж он-то не такой ценный, как твой.

Мо швырнул в него кружкой с горячим чаем, но Баста так быстро захлопнул дверь, что кружка разбилась об неё вдребезги.

— Желаю приятных сновидений! — крикнул он с улицы и задвинул засов. — Я велю принести тебе новую кружку. А завтра мы опять свидимся.

Когда он ушёл, никто не проронил ни слова.

— Мо, расскажи что-нибудь, — прошептала Мегги после долгого молчания.

— Что ты хочешь услышать? — Он обнял её за плечи.

— Расскажи, как мы оказались в Египте, — попросила она, — как мы ищем сокровища и боремся с пыльными бурями, со скорпионами и с ужасными духами, которые встали из могил, чтобы уберечь свои сокровища.

— Ага, ту самую историю! — сказал Мо. — Кажется, я придумал её на твой восьмой день рождения. Она, насколько я помню, довольно мрачная.

— Да, очень. Но у неё счастливый конец, и мы возвращаемся домой, нагружённые сокровищами.

— Я тоже хочу послушать эту историю, — сказала Элинор дрожащим голосом — вероятно, ей всё ещё мерещился нож Басты.

И вот Мо начал рассказывать, не шелестя страницами, не плутая в бесконечном лабиринте букв.

— Мо, когда ты просто рассказывал, никто из твоих историй не появлялся? — вдруг озабоченно спросила Мегги.

— Нет, — ответил он. — Наверное, для этого нужна типографская краска и чужая голова, сочинившая эту историю.

И он стал рассказывать дальше, а Мегги и Элинор слушали, пока его голос не унёс их далеко-далеко. Они и не заметили, как уснули.

Их разбудил знакомый шорох. Кто-то возился с дверным замком. Мегги почудилось, что за дверью еле слышно бранятся.

— О, нет! — прошептала Элинор, первой вскочив на ноги. — Сейчас они уведут меня. Старуха сумела их убедить! Зачем нас кормить? Тебя-то — понятно зачем, — сказала она, лихорадочно взглянув на Мо. — А зачем кормить меня?

— Отойди к стене, Элинор, — сказал Мо, заслоняя собой Мегги. — Держитесь подальше от двери.

Замок с глухим щелчком открылся, и кто-то приотворил дверь — ровно настолько, чтобы пролезть в неё. Сажерук! Он бросил озабоченный взгляд на улицу, а затем закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной.

— Я слышал, тебе это вновь удалось, Волшебный Язык, — сказал он, понизив голос. — Говорят, бедный мальчик до сих пор не издал ни звука. Я не могу его за это осуждать. Поверь мне, это весьма мерзкое чувство, когда вдруг попадаешь в чужую историю.

— Что вам здесь надо? — накинулась на него Элинор.

При виде Сажерука страх разом сошёл с её лица.

— Оставь его, Элинор! — Мо отстранил её и подошёл к Сажеруку. — Как твои руки? — спросил он.

Сажерук пожал плечами.

— Их натёрли какой-то мазью, но кожа до сих пор такая же красная, как огонь, который их лизал.

— Спроси его, что он здесь забыл! — прошипела Элинор. — И если он пришёл рассказать нам, что не имеет отношения к кошмару, в который мы попали, то будь так добр, заткни навсегда его лживую глотку!

Вместо ответа Сажерук бросил им связку ключей.

— Как вы думаете, зачем я здесь? — спросил он и включил свет. — Думаете, легко было стащить у Басты ключи от машины? И вообще-то, куда уместнее сказать мне спасибо. Ну да ладно, это можно сделать и позже. А сейчас вам надо не стоять столбами, а быстренько сматываться. — Он осторожно приоткрыл дверь и прислушался к звукам улицы. — Наверху, на колокольне, есть стража, — прошептал он. — Но часовой наблюдает за холмами, а не за деревней. Собаки спят в своих конурах, а если нам придётся иметь с ними дело, к счастью, они любят меня куда больше, чем Басту.

— А почему это вдруг мы должны вам доверять? — не унималась Элинор. — Что, если за этим опять кроется какая-нибудь дьявольщина?

— Вы должны взять меня с собой! Вот и всё, что за этим кроется! — злобно ответил ей Сажерук. — Мне здесь больше нечего делать! Каприкорн обманул меня. Он обратил ту капельку надежды, которая у меня ещё оставалась, в дым! Он думает, я всё стерплю. По его мнению, Сажерук — всего лишь пёс, которого можно сколько угодно пинать, а тот в ответ не станет кусаться. Но тут он ошибается. Он сжёг книгу — а я уведу у него Волшебного Языка, которого сам же к нему и привёл. А что касается вас, — он ткнул в грудь Элинор обожжённым пальцем, — вы поедете с нами, потому что у вас есть машина. Из этой деревни пешком не улизнёшь ни от людей Каприкорна, ни от змей, обитающих на окрестных холмах. Но я не умею водить, так что…