— Я ведь хотела привести полицию. — Элинор сердито высвободилась из смуглых рук Фарида. — Но Мортимер был против.

— И правильно! Каприкорн отправил бы Мегги в горы, и вы бы никогда больше её не увидели.

Волшебный Язык взглянул туда, где за холмами виднелись тёмные очертания гор.

— Подожди, пока я выкраду книгу, — сказал Сажерук. — Я сегодня же ночью снова проберусь в деревню. Я не смогу освободить твою дочь так, как в прошлый раз, потому что теперь Каприкорн поставил втрое больше часовых и вся деревня освещена по ночам, как витрина ювелирного магазина, но, может быть, мне удастся разузнать, где они её держат. И можешь делать с этой информацией что хочешь. А в благодарность за труды ты ещё раз попробуешь вернуть меня обратно. Что ты на это скажешь?

Ему казалось, что это очень разумное предложение, но Волшебный Язык после короткого раздумья покачал головой.

— Нет! — сказал он. — Нет, мне очень жаль, но я не могу больше ждать. Мегги и так, наверное, не может понять, почему меня всё ещё нет. Я ей нужен.

С этими словами он повернулся и пошёл назад к машине.

Но Сажерук преградил ему путь.

— Мне тоже очень жаль, — сказал он, щелчком открывая нож Басты. — Ты знаешь, я терпеть не могу эти штуки, но иногда приходится защищать людей от их же собственной глупости. Я не допущу, чтобы ты попал в эту деревню, как кролик в капкан, только затем, чтобы Каприкорн мог запереть тебя и твой волшебный голос. Твоей дочери это не поможет, а мне тем более.

Фарид по знаку Сажерука тоже вытащил нож, купленный у одного мальчишки в приморском селении. Ножик был до смешного маленький, но Фарид с такой силой упёр его Элинор в бок, что лицо у неё перекосилось.

— Уж не собрался ли ты меня зарезать, юный мерзавец? — закричала она на него.

Мальчик отпрянул, но нож не опустил.

— Убери машину с дороги, Волшебный Язык, — приказал Сажерук. — И не глупи! Мальчишка не отведёт нож от сердца твоей любительницы книг, пока ты к нам не вернёшься.

Волшебный Язык повиновался. А что ему оставалось делать? Их обоих накрепко привязали к деревьям прямо за сожжённым домом, в двух шагах от укрытия. Элинор верещала громче, чем Гвин, когда его за хвост вытаскивали из рюкзака.

— Прекратите! — закричал на неё Сажерук. — Если люди Каприкорна найдут нас здесь, лучше никому не будет.

Это подействовало. Она тут же замолчала. Волшебный Язык прислонился головой к стволу и закрыл глаза.

Фарид ещё раз тщательно проверил все узлы. Сажерук подозвал его.

— Ты останешься караулить этих двоих, а я проберусь сегодня ночью в деревню, — прошептал он. — И чтоб я больше не слышал про духов. На этот раз ты остаёшься не один.

Мальчик смотрел на него так обиженно, будто его заставили сунуть руку в огонь.

— Но они же привязаны, — возразил он. — Что их караулить? Мои узлы ещё никому не удавалось развязать, честное слово! Пожалуйста, возьми меня с собой! Я могу посторожить, могу отвлечь часового. Я могу даже забраться в дом Каприкорна. Я умею красться тише, чем Гвин!

Но Сажерук отрицательно покачал головой.

— Нет! — сказал он резко. — Сегодня я пойду один. А если я захочу, чтобы за мной ходили по пятам, я заведу себе собаку.

И он отошёл от оторопевшего мальчика.

День был жаркий. В голубом небе над холмами не было ни облачка. До темноты оставалось ещё много часов.

Две узкие металлические кровати друг над другом у белёной стены, шкаф, стол у окна, стул, на стене пустая полка, на ней одна-единственная свеча. Мегги надеялась, что из окна видна дорога или хотя бы автостоянка, но окно выходило во двор. Там несколько служанок Каприкорна пололи грядки, а в углу, в огороженном загоне, клевали корм куры. Двор был окружён высокой стеной, как тюрьма.

Фенолио сидел на нижней кровати и мрачно глядел на неметёный пол. Половицы скрипели при каждом шаге. За дверью бранился Плосконос:

— Почему я? Нет уж, поищи кого-нибудь другого, чёрт побери! Я лучше проберусь в соседнюю деревню, положу кому-нибудь перед дверью пропитанную бензином тряпку или повешу дохлого петуха на окно. Я даже готов скакать перед окнами, обряженный чёртом, как Кокерель месяц назад. Но отстоять себе все ноги, карауля старика и девчонку! Поищи на это мальчика, который обрадуется, что ему поручают не только машины мыть. Но Баста был непреклонен.

— После ужина тебя сменят, — сказал он и ушёл.

Мегги слышала, как его шаги удаляются по длинному коридору. До лестницы было пять дверей, а внизу, слева от лестницы, был выход… Она хорошо запомнила дорогу. Но как проскользнуть мимо Плосконоса? Она снова подошла к окну. От одного взгляда вниз голова у неё закружилась. Нет, тут не слезть. Тут только шею сломаешь.

— Не закрывай окно! — произнёс Фенолио у неё за спиной. — Здесь такая жара, что расплавиться можно.

Мегги присела на кровать рядом с ним.

— Я убегу, — шепнула она. — Как только стемнеет.

Старик недоверчиво поглядел на неё, потом энергично покачал головой.

— С ума ты сошла? Это слишком опасно.

За дверью в коридоре все ещё ворчал Плосконос, ни к кому не обращаясь.

— Я скажу, что мне нужно в туалет. — Мегги прижала к себе свой рюкзачок. — А потом убегу.

Фенолио схватил её за плечи.

— Нет! — прошептал он ещё настойчивее. — Нет, ни в коем случае. Мы что-нибудь придумаем! Придумывать — моя профессия, ты забыла?

Мегги поджала губы.

— Ладно, ладно, — пробормотала она. Потом встала и подошла к окну.

За окном уже сгущались сумерки.

«И всё-таки я попытаюсь, — думала она. (Фенолио за её спиной со вздохом вытянулся на узкой кровати.) — Они не сделают из меня наживку. Я убегу, я не допущу, чтобы они поймали ещё и Мо».

И в ожидании темноты она в сотый раз отгоняла мысль, настойчиво лезшую ей в голову: где же Мо? Почему его всё ещё нет?

Жара не спала даже с заходом солнца. Ни малейшего дуновения не чувствовалось в наступающей темноте, только светлячки плясали в пожухлой траве, когда Сажерук вновь прокрался в деревню Каприкорна.

На этот раз по автостоянке слонялись двое часовых, и ни на одном из них не было наушников. Поэтому Сажерук решил подобраться к дому Каприкорна иначе. На другой стороне деревни были улочки, более ста лет назад полностью разрушенные землетрясением и после этого заброшенные, так что Каприкорн и не пытался их восстановить. Улочки эти были засыпаны обломками обвалившихся стен, лазать там было небезопасно. Здесь до сих пор иногда что-нибудь рушилось, хотя прошло столько лет, и люди Каприкорна старались не ходить в эту часть деревни, где за проржавевшими дверьми на столах стояла грязная посуда исчезнувших жителей. Прожекторов здесь не было, и даже часовые редко сюда заглядывали.

На улочке, по которой крался Сажерук, по колено лежали обломки кровельной дранки и камни. Они скользили у него из-под ног. Он напряжённо вглядывался в темноту, опасаясь, что этот шум привлечёт внимание, и вдруг увидел между развалинами часового. Он спрятался за ближайшую стену, во рту у него пересохло от страха. На стене лепились одно к другому ласточкины гнёзда. Часовой приближался, что-то напевая. Сажерук его знал, он уже четыре года служил у Каприкорна. Баста завербовал его в другой деревне, в другой стране. Каприкорн не всегда жил среди этих холмов. Были и другие места, деревни на отшибе, вроде этой, дома, заброшенные усадьбы, один раз даже замок. Но всегда наступал день, когда сеть страха, которую так умело плёл Каприкорн, рвалась и полиция проявляла к нему интерес. Однажды это случится и здесь.