Аэропорт Кай Так располагался на Китайском побережье, в районе Коулун. Трейси впервые побывал здесь во время войны, здесь он проводил свой первый отпуск – тогда ему объяснили, что Коулун в вольном переводе с китайского означает «Девять драконов»: так местные жители окрестили девять холмов, на которых была построена эта часть города. С тех пор Трейси не только научился говорить на кантонском диалекте, который был здесь самым употребимым, но и на наречии мандарин, которое было официальным языком Китая, и на странном диалекте танка, непохожим вообще ни на один язык азиатской группы.
Трейси прошел иммиграционный контроль, выудил со скрипящей карусели свой багаж. Таможня тоже оказалась делом одной минуты: служащие вообще ни на что не смотрели и лишь махали пассажирам – проходите, мол, не задерживайтесь.
«Принцесса» был одним из самых старых и почтенных отелей в Гонконге. К тому же с самой лучшей обслугой. В отеле царила атмосфера Британской империи времен колониализма, дух великой монархии струился под высоченными потолками с лепниной, стекал через невероятно широкие двери коридоров и величественно вплывал в роскошные номера с отделанными ценным деревом стенами и мраморными ваннами.
И хотя в городе давно уже выросли более современные отели в американском стиле, Трейси по-прежнему предпочитал «Принцессу». Он наскоро обмылся под душем и сменил промокшую рубашку на просторный апаш, более подходивший к такому климату.
«Принцессу» построили лет шестьдесят назад, выбрав для этого очаровательное место – несмотря на то, что Гонконг стремительно разрастался во всех направлениях, «Принцесса» по-прежнему украшала этот квартал. С видом на залив и остров Гонконг, в нескольких минутах ходьбы от железнодорожного вокзала. Правда, теперь на северо-западе построили еще один вокзал, новый. А старый, с его знаменитой башенкой и часами, стал еще одной достопримечательностью города, правда, достопримечательностью действующей.
Путешествие длиною в сутки и разница во времени в одиннадцать часов подействовали на Трейси как бокал шампанского натощак: голова кружилась, но внутренние часы уже начали подстраиваться под местное время.
Очень полезной оказалась и короткая прогулка. По улицам деловито сновали двухэтажные автобусы, в витринах магазинов пылало солнце. Трейси миновал здание морского вокзала, бесконечные балюстрады и аркады которого были напичканы всевозможными лавочками, торгующими антиквариатом, ювелирными изделиями, тканями, продуктами, часами и бытовой электроникой. Подобно Лас-Вегасу, построенному на концепции ни на миг не прекращающейся игры, фундаментом этого города была замкнутая в огромный круг купля-продажа.
Трейси купил китайскую газету, и продавец дал ему сдачу гонконгскими долларами. За сорок центов он взял билет второго класса и поднялся на палубу прогулочного теплохода. Надо было слиться с местной публикой, вернуться к образам, запахам и звукам Азии – он хотел оказаться среди китайцев и самому почувствовать себя немного китайцем. Вверху, на палубе первого класса, расположились туристы и бизнесмены. Здесь же, на нижней палубе, он был гораздо ближе к дурно пахнущей, покрытой мазутными пятнами воде, здесь он был совсем рядом с жителями города.
И, прислонившись к поручню, он думал о Нью-Йорке и Вашингтоне, о вечной спешке, в которой проходит жизнь человека на Западе. Вдоль борта «Вечерней звезды» плавно скользила рыбацкая джонка, ее хозяин равнодушно взирал на горизонт.
И вот где-то посередине залива Виктория, когда Коулун с его шумом и гвалтом остался позади, а впереди замаячил остров Гонконг с его почти тремя миллионами жителей и толпящимися в громадных скальных ступенях сонными небоскребами, Трейси вновь почувствовал себя живым. Ощущение мира и безмятежности наполнило его, словно мягкая волна. Заходящее солнце окрасило растопыренные пальцы многоэтажных зданий в розовый цвет, они четко пропечатались на темнеющем небе, как на снимке фотографа-профессионала.
Может, подумал Трейси, это всего лишь вопрос времени. Здесь история сама по себе ничего не значила, колония оказалась сложнейшим переплетением культур Востока и Запада, которые взаимодействовали одна с другой и реагировали друг на друга. И ни одна из них не смогла бы существовать автономно, без связи с другой. Однако странно, что их слияние не родило ничего принципиально нового: возникший бесформенный гибрид не принадлежал ни к одной из этих культур и в то же время был характерен для каждой из них. Словно по какому-то неофициальному соглашению Гонконг превратился в торговый перекресток, в страну, где нет ни граждан, ни правителей, где полным-полно удовольствий и развлечений и где с ними соседствует нищета и голод, а у подножья восхитительных небоскребов в море ходят косяки акул.
Словно указательный палец великана за огнями города темнела почти километровая громадина пика Виктории. С правого борта открывался вид на остров Стоункаттер, где с девятнадцатого века размещалась тюрьма. А далеко на западе покоились останки сгоревшей и затонувшей в 1972 году «Королевы Елизаветы». Чуть южнее маячил американский авианосец, ставший на долгую якорную стоянку в глубоком канале у маяка Грин-Айленд.
Гонконг стремительно приближался, и Трейси спустился на пассажирскую палубу, где сбившиеся в кучу китайцы пронзительно орали друг на друга, что, впрочем, здесь считалось нормой общения. Прежде чем ступить на остров, Трейси хотел привыкнуть к живому звуку разговорной речи и почувствовать собственную артикуляцию – после длительного отсутствия в языковой среде входить в нее было невероятно трудно.
Трейси очень быстро понял, что на день рождения дядюшки Пея была куплена прекрасная жирная утка. Праздничный обед обещает быть фантастическим!
Мысленно пожелав попутчикам хорошего аппетита, Трейси отошел в сторону. Сидящие почти по самые борта в воде парусные джонки мчались в порывах ночного ветра, подрезая корму медленно швартующемуся теплоходу. В порту под разгрузкой томились бразильский, французский и английские сухогрузы, между неповоротливыми судами нервно трепетали на рейде двухмачтовые парусные кечи с грузом тростника, тускло вспыхивала латунная обшивка на палубе «купца» с конгломератом. И, как всегда, по глади залива сновали полицейские и таможенные катера. Не было дня, чтобы в гонконгском порту не задерживали контрабанду и наркотики. Вялотекущая война контрабандистов и полиции продолжалась более века, чрезвычайно раздражая тех, кто не принимал в ней непосредственного участия.
Воздух над заливом был наполнен громкими сигналами валла-валла, так здесь назывались морские такси, которыми очень любят пользоваться богатые бизнесмены: после одиннадцати часов вечера, когда рейсовые и прогулочные теплоходы заканчивают свою работу, пересечь залив можно только на валла-валла. Жалобные причитания такси отвлекли Трейси от раздумий. Рядом с ним трое коротко стриженых японцев обсуждали цены на будущий год и вполголоса проклинали резкий рост стоимости аренды складских помещений.
Теплоход наконец пришвартовался, затихли его двигатели.
Автомобильные покрышки, прикрепленные к борту, тихо скрипнули, когда судно коснулось причала. Волны негромко хлопали в борт, но вскоре их аплодисменты стихли.
Гонконг.
На посадочной площадке толпились желающие попасть на обратный рейс. Стены пассажирской галереи были сплошь заклеены рекламой французской косметики, американских часов, японской видеоаппаратуры и афишами сомнительных фильмов, вроде «Секс-рейс» и «Братья смерти из Шаолиня».
Центр был пронизан переплетением пешеходных дорожек, и Трейси воспользовался той, которая текла в сторону Коннот-роуд-централ и в глубь острова. Вскоре он сошел с нее и двинулся к старому Западному кварталу. Первые этажи всех без исключения домов сверкали витринами, во всех проулках стояли передвижные стойки с образцами одежды, а в фойе и холлах административных зданий разместились ларьки, торгующие поддельными калькуляторами «Кассио» и подержанными фотоаппаратами «Кэнон», которые продавцы ничуть не стесняясь выдавали за новые.
