– Вы спрашиваете об этом угрожающим тоном! – заметила баронесса обессиленным голосом.

– Угрожаю не я, угрожают факты. У вас была причина явиться сюда. Если бы вы не пришли, я сам бы нагрянул в ваш замок этой ночью.

– Этой ночью? Зачем?

– Затем, что надо брать быка за рога.

Он поглядел на часы и встал. Трехлапый, позабыв о своем убожестве, тоже дернулся, словно собираясь вскочить на ноги.

– Приготовьтесь, – холодно произнес Лекок. – Вам предстоит пережить большой удар, дорогая мадам. Возьмите себя в руки. Обмороками делу не поможешь.

Он взял в руки призывно посвистывающий рожок.

– Барон уходит, – сообщили ему, – он в бешенстве. Позволить ему уйти?

Известно, что звук застревает в жерле таких слуховых аппаратов. Ничего не доходило до ушей баронессы, хотя она, испуганная и выжидающая, напряженно старалась хоть что-нибудь уловить. Лекок ответил:

– Попросите его успокоиться и пройти ко мне. Я жду! Баронессе удалось расслышать ответ, и она затревожилась.

– Вы собираетесь принять постороннего? Я ухожу!

– Это не посторонний, – жестко отрезал Лекок. – Сейчас здесь пойдет большая игра. Держитесь!

Госпожа Шварц, уже приподнявшаяся в кресле, снова погрузилась в него. В этот момент дверь отворилась, и в комнату вступил барон Шварц. Баронесса с трудом удержалась от крика и беспомощно сжалась в кресле под ненадежной защитой своей вуали.

Трехлапый припал взглядом к окошку.

– Время! Потеряно! – возмущенно выкрикнул барон, переступая порог. – Утомительно и… бестактно.

Последняя фраза, произнесенная обычным тоном, устанавливала дистанцию. Лекок двинулся ему навстречу, прикрывая собой гостью.

– Всего-то! Два слова! – снова заговорил барон в своей усеченной манере. – Время! Потеряно! Неизвинительно!

– А я и не собираюсь извиняться, господин барон, – развязно объявил Лекок. – Я действовал по своему усмотрению, но в ваших интересах.

– В моих интересах! – возмущенно повторил миллионер, выпрямляясь во весь свой рост.

Лекок отскочил в сторону со свойственной ему живостью, составлявшей один из секретов его удивительной моложавости.

При виде баронессы, неподвижной и вжавшейся в кресло, господин Шварц попятился назад. Зубы его сухо щелкнули. Вуаль не помогла – он сразу узнал жену.

– Вот как! – вскричал банкир, не ожидавший удара столь жестокого и внезапного, несмотря на свои давние подозрения. – Значит, это была она!

– Черт возьми! – разразился смехом Лекок. – Хорошо сказано, тестюшка! Это была она!

Барон словно окаменел. Наглость Лекока то ли не задевала его, то ли увеличивала его ужас.

В соседней комнатушке смотрел и слушал Трехлапый. Он задержал дыхание, сердце его готово было остановиться. Поведение Лекока было для него загадкой, наполовину отгаданной, но бывают драмы с известной развязкой, которые тем не менее вызывают жгучее волнение у зрителей.

– Надо прояснить ситуацию, – в третий раз повторил Лекок свою пресловутую фразу, без надобности затягивая вступительную часть, во-первых, чтобы увеличить тяжесть удара, припасенного для гостей, и во-вторых, чтобы самого себя показать в заранее намеченном масштабе. – Пора брать быка за рога! Вы попали в аховое положение, из которого трудно выбраться, можете мне поверить. Трудно, но можно, и я готов вам помочь, потому что сам заинтересован в этом.

– Мадам, – заговорил господин Шварц, обращаясь к супруге.

– Тихо, Жан-Батист, молчать! – грубо оборвал его Лекок.

Давнее, оставленное в прошлом имя, выплывшее столь неожиданно, произвело странное впечатление – миллионер, крайне озадаченный, послушно замолчал.

Именно в этот момент Трехлапый не смог удержаться от улыбки. Он окунул перо в чернила и поспешно нанес на бумагу несколько строчек.

– Есть вещи, о которых нам надо поговорить, всем троим, – продолжал Лекок, пододвигая барону кресло, – вещи столь удивительные, что их опасно выслушивать стоя, можно грохнуться со всего роста на пол. Садитесь, прошу вас.

– Ну и тон вы себе позволяете! – вполне связно произнес барон, отказавшись от своей излюбленной рубленой речи.

Однако уселся, стараясь не глядеть на баронессу, которая казалась мертвой.

– А вам хочется, чтобы я позолотил пилюлю? – спросил Лекок, грубостью и многословием прикрывая поиски наиболее уязвимого места противника для нанесения удара. – В моем возрасте себя переделать трудно. Нам уже не по двадцать лет, Жан-Батист. Я человек прямой и двигаюсь прямо к цели: по мне лучше обидеть, чем обмануть. Так вот, господин барон и госпожа баронесса: несмотря на миллионы, которыми вы владеете, не желал бы я быть в вашей шкуре.

– Нельзя ли выражаться яснее? – воскликнул банкир, пытаясь вернуть себе прежний апломб.

– Выражаться я буду, как мне захочется, мой мальчик, понял? Полагаю, вы оба сюда явились не за пустяками! Иезуит наговорил бы вам всяких любезных глупостей, но у меня для этого слишком мало времени: ваша жена обманула вас, дорогуша.

Баронесса не шевельнулась. Господин Шварц, сжав кулаки, прорычал:

– Так я и знал!

В искаженном лице его страдания было больше, чем гнева, и даже самый заядлый насмешник навряд ли смог бы посчитать эту ситуацию комической. Глаза Трехлапого, наблюдавшие за бароном из укрытия, выражали крайнюю степень любопытства.

– Советую вам, – продолжал Лекок с высокомерным презрением, – воздержаться от старомодных сцен ревности, хватит шпионить, выискивать и вынюхивать… красть ключи от секретера жены, вы же не мошенник!

– Как вы смеете… – вскипая, перебил его барон.

– Как я смею, черт возьми? Неужели вы станете отрицать, что у вас в кармане кусок воска? Могу вас успокоить: в секретере ничего любопытного не осталось. Зато здесь вы услышите много интересных вещей, способных насытить саму неуемную любознательность. О чем вам мог рассказать секретер жены? О том, что она вас обманула. Пришло время с ложью покончить: перед вами ваша жена, она может попотчевать вас множеством чистых правд!

– За что вы нанесли мне такое оскорбление, мадам? – спросил барон с глубокой печалью, придавшей его словам достоинство.

– Вы опять за свое! – воскликнул Лекок. – Неужели вам все еще непонятно, что речь пойдет вовсе не о супружеской измене? Я не настолько низок, чтобы поставить вас лицом к лицу ради такого дела! Но ложь началась с вас, господин Шварц, вы ввели в заблуждение свою жену: вы знали, что ее первый муж пребывает в живых!

– Уверяю… – начал было банкир.

– Напрасно вы станете уверять!

– Клянусь…

– Не клянитесь! – вымолвила молчавшая до сих пор баронесса.

– Слава Богу! – обрадовался Лекок. – Наконец-то наша прекрасная дама обрела дар речи. Позвольте вам сообщить, господин барон, что госпожа баронесса удивлена не менее вас. Обоюдное изумление! Я большой чудак, не правда ли? Вы увидите, как я блистательно проведу дискуссию – я готовился к ней целый вечер. Вы знаете маркиза де Гайарбуа?

Барон распустил узел галстука.

– Да, апоплексический удар был бы в данный момент нежелателен, старина, – с юмором заметил Лекок, – если, конечно, вы не выбрали для себя именно этот род смерти. Однако не надо отчаиваться, черт возьми! Соберем наше мужество и выйдем из положения. Что касается маркиза де Гайарбуа, он готов вылезти из кожи, чтобы получить место префекта полиции. Высокопоставленный человек, решивший поохотиться за Черными Мантиями… Как велика сумма комиссионных, выплаченных полковником Боццо за ведение его финансовых дел, господин банкир?

Вопрос был задан вскользь и нарочито небрежным тоном. Из всех присутствующих только Трехлапый догадался о его подоплеке. Барон устало ответил:

– У меня все счета в порядке. Можете проверить в моих конторах.

– Это ваш просчет, дорогой банкир, – сказал Лекок, понижая голос. – Огромный просчет. Финансовые дела подобных клиентов нельзя доверять конторам, если вы желаете спать спокойно. Этот чертов маркиз прекрасно осведомлен. Он мне сказал напрямик: «В банкирах у Черных Мантий подвизается барон Шварц».