Март

Капель. Весна для меня начинается тогда, когда ещё лежит снег, но всё уже тает и в воздухе стоит запах свежести, запах чего-то нового. Хочется побыстрее раздеться, избавиться от тяжёлой куртки и меховых сапог и перейти во всё изящное, летнее, пускай пока холодное, зато лёгкое.

Таких дней в году раз-два и обчёлся, и я никогда не успеваю понять, что вот он сегодня, этот самый желанный день весны. Всё обычно сводится к воспоминаниям, а самые прекрасные моменты так и гибнут под слоем бытовых неурядиц.

Но в этот раз я заметила.

«Сегодня лучший день весны», — подумала я, выходя в лёгком пальтишке и «лодочках» из подъезда. Единственное, что на мне тёплое — огромный вязаный шарф, но он скорее изящный, чем практичный. И, тем не менее, я всю дорогу в него кутаюсь.

«Так я застужу себе что-нибудь, а потом лечиться буду всю жизнь, как мамка». Пытаюсь убедить себя одеваться потеплее, но разве на меня это действует? Мне хочется быть красивой, хочется быть изящной, хочется перестать быть «бледной» молью, кутающейся в сто одёжек. Хочется, чтобы на мои ножки снова пялилось пол-института (мужская его половина).

Захожу в аудиторию, Сашки нет, как обычно. Последнее время он всё реже ходит на пары и всё больше работает с отцом. Пару раз он пытался объяснить мне, чем занимается, но разве моя тупая башка способна что-то в этом понять? Судя по всему, кроме как краситься и зубрить уроки, я ни на что особо и не годна. Даже жалко себя — такая я бесполезная, но ничего уже не поделаешь. Экстренно поумнеть мне не светит. Хотя, наверное, мне это и не надо.

Отсижу три пары, а потом поеду домой и буду до ночи сидеть в телефоне, чем я обычно и занимаюсь.

— Открывайте конспект, записывайте… — звучит усталый голос преподавателя (он и сам видать не против сейчас в интернете посидеть, а не лекцию нам читать).

Я открываю свою тетрадку, как обычно, пишу «Сашка» и обвожу розовеньким сердечком.

— Минуточку внимания! — На середину аудитории выходит Маринка, наша староста. Как всегда, будет говорить о пересдачах. Но меня это не касается: я же отличница. Я все экзамены первая сдала.

— В нашей группе новенькая, — продолжает Марина. — Она перешла к нам из другого института. Её зовут Вика. Прошу любить и жаловать!

Я продолжаю рисовать сердечки, не поднимая глаз.

— В институте, где она училась, некоторые предметы проходили по другой программе, и ей нужно немного подтянуть академразницу. Кто-нибудь из отличников может с ней позаниматься? — Маринка поворачивается к преподу и шепчет: — Простите, что отнимаю время лекции.

— Да ничего, — машет рукой профессор. И я его понимаю: сама ещё не отошла от «зимней спячки».

— Никого? Понятно, — говорит Марина. — Значит, назначим по журналу, только потом не обижайтесь.

Она берёт в руки журнал и начинает просматривать отличников.

«Только бы не меня, только бы не меня!» — думаю по инерции, а сама глаз не поднимаю, рисую сердечки.

— Саваш, — говорит Марина мою фамилию. — Юль, позанимаешься с новенькой?

«Вот чёрт!» — думаю я и поднимаю глаза. В ту же секунду за окном всходит солнце и заливает аудиторию ярким весенним светом, а я вижу перед собой стройную светловолосую девушку с милыми «хвостиками».

— Приветик! — улыбается она. — Меня зовут Вика.

— А меня — Юля. — У меня даже голос дрожит и всё внутри сжимается. — Садись рядом, буду тебе помогать. — Пытаюсь выдавить из себя улыбку, но не получается, всё внутри запнулось и дрожит.

Убираю свою сумку, и она садится возле меня.

— Юль, ты такая красивая! — совсем по-детски говорит Вика. А я чувствую прикосновение её плеча, и меня как будто в холод бросает. Я ничего не могу с собой поделать, открываю конспект и начинаю писать лекцию.

А она так непринуждённо заглядывает мне через плечо, переписывает название лекции. От её прикосновения моё тело как будто немеет. Я перестаю что — либо чувствовать, у меня кружится голова. Мне хочется сбежать. Я поднимаю руку, долго и печально смотрю на препода.

— Да, Саваш? — Наконец он реагирует на меня.

— А можно выйти?

— На перемене надо было… — вздыхает препод. — Ладно, выходи. Тебе можно.

Я прохожу мимо соседки так, чтобы не прикасаться к ней: ведь каждое прикосновение сводит меня с ума, а её волосы, улыбка, глаза, даже запах её туалетной воды. Это что-то совсем дешевое, но меня почему-то заводит. Оно действует на меня, как валерьянка на кошку. Да что со мной такое?!

Я выхожу из аудитории и хватаюсь за голову:

«Успокойся, успокойся, только не опять, только не снова». Я каждый раз вспоминаю тот случай в детском лагере. Сколько мне тогда было? Четырнадцать. Но я отлично помню, как мы с подругой учились целоваться. Наши кровати стояли впритык одна с другой, и по ночам мы гладили друг друга. Я даже один раз сосала её грудь (помню, как мне это дико нравилось). Я тогда была розовой, полностью розовой, и меня вообще не интересовали парни. Помню, мы даже сбегали из лагеря, чтобы никто не застукал, как мы целуемся. А ещё мы поклялись друг другу в верности…

А потом всё прошло. Раз — и нет, как рукой сняло, когда мы вернулись и домой. Хотя я предусмотрительно удалила её номер из телефона, а она потеряла свой ещё накануне отъезда. Я вернулась и стала нормальной, и мне опять начали нравиться парни.

Да что со мной происходит?

Дверь аудитории открывается, и выходит Маринка.

— Юль, ты чего? — смотрит она мне в глаза.

— Проснуться не могу никак, — говорю. — Вот решила кофе попить.

Подхожу к кофемату, заказываю.

— И мне закажи, — говорит она. — Слышь, ты извини, что я тебя напрягаю новенькой.

— Да забей! — отмахиваюсь. — Она, вроде, нормальная девчонка, думаю, подружимся.

— Ха-ха! — говорит Маринка. — А она решила, что ты из-за неё убежала.

— Да ну, глупость какая!

Мы спокойно допиваем кофе и возвращаемся в аудиторию. Пол-лекции как не бывало, ещё пара пар (согласна, это странно звучит) — и домой. Как же достал этот институт!

На перемене я направляюсь в другой корпус, а Вика хвостиком ходит за мной. Всеми силами не хочу поднимать глаза, но приходится. Я останавливаюсь, разворачиваюсь и смотрю на неё — принцесса, фея из моих снов, ни единого изъяна. Так не бывает. Она слишком стройная, слишком красивая, слишком естественная для девушки. Пытаюсь найти в ней хоть что — нибудь, может, воротничок блузки загнут, или юбочка слишком длинная, ниже колен или туфельки недостаточно начинены, или волосы не идеально светлые. Но как назло всё идеально.

«Чёрт, да как же ты уродилась то такой, на мою-то голову?!» — смущённо отвожуглаза.

— Чего ты хотела? — как можно жёстче спрашиваю я, чтобы скрыть своё смущение.

— Прости, Юль… Тебя ведь Юля зовут, я не ошиблась? Плохо запоминаю имена.

«А вот я твоё отлично запомнила».

— Звали с утра, — пытаюсь держаться, но, Боже мой, как же она прекрасна, её белоснежные зубы и мягкие пухлые губы, так бы их и покусала!

— Ещё раз прости. — Она перебирает руками, держится за свою сумочку, так будто её кто-то пытается обокрасть. Чёрт, как же это мило!

«Ну же, сука, перестань быть такой милой, я не хочу опять становиться розовой! Только не сейчас, когда у меня с Сашкой всё наладилось!»

— Да ничего, — иронично улыбаюсь я. — Идём тебе всё покажу.

Я беру её за руку. Я сама это сделала, а, значит, я теперь сама в ответе за всё, что будет происходить дальше. Как же приятны её прикосновения! Поглаживаю её пальцем по тыльной стороне ладони. Какая же у неё идеальная кожа! Я хочу к ней прикоснуться — чертовски хочу, буквально не могу себя контролировать!

— Стой! — говорю ей, когда до пары остаются какие — то минуты.

— Что? — смущённо спрашивает она. О-о-о, этот слегка испуганный взгляд! Да после одного такого взгляда можно влюбиться в неё до беспамятства!