— А ты и раньше… ну, с девочками… ну ты меня поняла, — мнётся Вика, не зная, как спросить.

— Да, — киваю я. — Мне было четырнадцать, это было в детском лагере. Мы гладили друг друга и целовались. — «Чёрт как же приятно вспоминать!» — Но ничего такого не было, клянусь.

— То есть ты не лесби? — всё ещё не совсем уверенно говорит Вика.

— Что ты, нет, не-ет, — откровенно вру я. — Всё это было шоу, для Сашки. Просто он обожает лесби, хотела сделать ему сюрприз. Я его так люблю!

— У тебя получилось. Ты бы видела его глаза, когда ты впервые мне лизала! Такое не подделаешь. Похоже, этот был лучший день в его жизни.

— Спасибо, что подыграла, подруга. — А про себя кричу: «Я люблю тебя, дурочка глупенькая! Неужели ты не видишь?»

— Знаешь, ты такая раскованная, ты… вы — самая красивая пара на свете. Я так за тебя счастлива! — говорит она, и у неё слёзы на глазах блестят. — И как бы он мне ни нравился, я никогда не стану между вами, никогда! Такая красота должна быть вместе…

— Ну, ты прям поэтесса! — говорю я, запихивая себе в рот жирный кусок пиццы. Я не наелась сушами, я реально не наелась. Я всё ещё голодна. Сколько же я вчера калорий сожгла?

— А есть что — то сладкое? — спрашиваю я.

— Ага, — отвечает Вика и приносит из кухни коробку конфет.

— Шоколад, — смущённо смотрю на неё. — Шоколад — это моя слабость. Я же только похудела.

— А мне это не грозит, — улыбается Вика. — Я, даже если очень захочу, не смогу набрать вес.

Я сижу и поглощаю конфеты, одну за другой, так что всё вокруг засыпано фантиками. Мне так жутко сладкого захотелось, прям не могу! А Вика смотрит на то, как я ем, и умиляется… И мне так хорошо от того, что она рядом!

Слышу звук открывающейся калитки. Вика испуганно на меня смотрит и хватается за голову.

— Что ещё? — спрашиваю.

— Бли-и-ин, Сашка ж за родаками поехал, они сейчас здесь. Он просил меня разбудить тебя и кровать убрать. — Я вскакиваю с кровати и бегло начинаю одеваться. Она одной рукой заправляет постель, другой помогает мне застёгиваться.

«Колготки, трусики… ничего не забыть, а то будет, как в прошлый раз», — подгоняю себя. Натягиваю колготки, пока Вика застёгивает на моей блузке пуговички, она такая заботливая. Так аккуратно это делает, я даже возбуждаюсь. Стоп, сейчас не об этом думать надо.

Разбросанные фантики… куда их? Рассовываем по карманам, я набиваю ими сумочку. Мы вбегаем на кухню. Я хватаю чайник с чуть тёплой водой два пакетика чая, кладу нам по две конфеты. Сразу беру одну и запихиваю себе в рот — как же мне хочется сладкого, это ужас какой-то. А это значит, скоро снова придётся худеть, но я готова сейчас убить ради шоколада.

Вика берёт в руки холодную чашку чая и давится от смеха. Открывается дверь, и в дом входят родителя Сашки, а за ними следом и он сам.

— Девчонки, познакомьтесь, это мои родители, — говорит нам Сашка, а после поворачивается к ним, как будто оправдывается. — Мою Юльку вы знаете, а это её подруга Вика.

— Очень приятно! — улыбается Вика.

— Здравствуйте! — здороваюсь я.

Дядя Вадик недовольно оглядывает свой дом, но придраться действительно не к чему: всё чистенько и аккуратненько. Здорово они тут с Викой тут всё отмыли!

— Привет, Юль! — здоровается со мной мама Сашки. — Очень приятно, Вик! — кивает она.

— Да, привет! — по-деловому говорит дядя Вадик. Он такой крутой! — И чем вы тут два дня занимались? — по-доброму улыбается он.

«Лесбос, орал, гангбанг, тройничок, футфетиш». — Я скорее под землю провалюсь, чем скажу это вслух.

— Да вот сидим тут, чай пьём, — с улыбкой отвечаю я и даже краснею от смущения.

— Надеюсь, только чай и ничего покрепче, — неудачно шутит мама Сашки, ещё сильнее вгоняя меня в краску. У меня такое чувство, что меня отчитывают. Чёрт, как же я не люблю вот так сидеть и краснеть! В такие моменты хочется провалиться под землю. С ужасом представляю, что будет, если нам придётся жить в одном доме с его родителями — это же не моя мамка. Меня съедят заживо!

Трясущимися руками беру чашку и делаю безвкусный глоток холодной воды с мокрой, не заварившейся заваркой. Слава Богу, в пакетики добавляют красители, и вода хоть чуточку окрасилась, но по вкусу это всё та же вода из крана, только с земляничным ароматизатором. Вика смотрит на меня и едва сдерживается от смеха, ей весело, а я, видать, уже красная, как светофор, дальше краснеть некуда.

Нужно срочно накраситься. Где моя тоналка? Тянусь к сумочке и в ворохе конфетных обёрток нахожу свою косметику, но не могу заставить себя начать сейчас краситься. Меня буквально сковывает обстановка.

— А что, больше никого не было? Вы втроём тут были? — интересуется дядя Вадик. Мне кажется, он что-то заподозрил, но виду не подаёт.

Сашкин отец подходит к холодильнику, ставит свою сумку на стол и разгружает из неё продукты.

— Пап, мам, — говорит Сашка. — Девчонкам уже домой пора, нужно к завтрашним урокам готовиться.

— Да что, вы! — одёргивает его мать. — Подсидите ещё немного, пообщайтесь. Вечером их домой отвезёшь.

— Нам, правда, пора, — дрожащим голосом говорю я. Во рту от этой брехни пересохло. Я всё время вынуждена улыбаться и врать.

— Вот видишь, Вадик, — говорит мама Сашки своему мужу. — Не надо было нам приезжать, пускай бы молодёжь пообщалась.

— Да вы здесь ни при чём, — говорю я. — Мы уже и так собирались… — Надеюсь, я опять не сказанула какую-то глупость. Просто под этими взглядами я ничего умного сказать не способна. Чувствую себя провинившейся.

— Па-ап, а можно, я машину возьму, до города их докину… А то отсюда выбираться.

— Конечно, Саш, развези их по домам, — ухмыляется дядя Вадик. — Эх, везунчик ты! Такие красотки тебя окружают! Мне бы твои годы!

— Спасибо, — умиляюсь я и смотрю на Вику. Отец Сашки по-доброму подмигивает нам в ответ.

Мы быстренько одеваемся. На всякий случай я выливаю чай в раковину и выбрасываю в мусор холодные пакетики. Мы выходим во двор и садимся в машину, и тут Вику прорывает, и она начинает ржать.

— Ну, ты даёшь, Мелкая! — у меня уже нет сил просить их не называть меня «Мелкая». Так обидно, что они меня не слушают, и всё время повторять приходится.

А Вика продолжает:

— Саш, ты видел? Она налила холодной воды в кружки и поставила туда пакетики чая — типа, мы чай пьём. Она его даже пила.

Я краснею, не знаю что сказать, пока Вика и Сашка надо мной смеются. Мне так обидно, я хотела как лучше, а это уже какой-то злой смех с обзывательствами.

— Ну, прости, прости Юлечка, — вдруг начинает сюсюкать со мной Вика.

— Мне обидно, что вы надо мной смеётесь, — надуваю губки я. — Называете меня «Мелкой».

— Так ты Мелкая и есть, — говорит Саша. — Ниже меня, ниже Вики.

— Я почти метр семьдесят. На каблуках я не намного ниже тебя.

— А я на каблуках выше, — улыбается Вика. — Ну-у, не обижайся. — Она обнимает меня и целует в щёку. — Это же безобидная шутка.

Делаю вид, что всё ещё обижаюсь на неё, лишь бы и дальше оставаться в её объятиях. Мне так приятно через одежду чувствовать прикосновения её груди, её идеального тела! Смотрю на Вику, на её лицо и скулы, подбородок, разрез глаз и ресницы, и лоб и линию волос, ушки. У неё такие ушки! Это, наверное, не понять тому, кто не влюблён.

А я люблю каждый миллиметр её тела, каждый волосок, каждую морщинку (если у неё, конечно, есть морщины; просто я пока не замечала). Люблю её руки и длинные пальцы с простеньким маникюром. Вспоминаю, как делала ей педикюр, и внизу становится горячее. Я влюбляюсь в неё с каждой секундой всё сильнее, я хочу её прямо сейчас. Любуюсь её губами. Они не такие пухлые, как мои собственные, но такие чувственные и слегка приоткрытые. Обожаю её язычок, мне нравится чувствовать его у себя во рту. Мысли об оральном сексе и поцелуях заставляют меня постоянно сглатывать. Не хочу расставаться с ней даже на пару часов, хочу постоянно быть рядом. Просто быть, ничего не надо — ни поцелуев ни секса, просто сидеть рядом с ней и держать её за руку. Хочу, наконец, насытиться ею.