Я выхватил у замешкавшегося Ермолова бинокль и, не обращая внимания на его тихие проклятия, навел окуляры на остановившийся у Лысой горы БТР. То ли рейнджеры застрять в сугробах побоялись, то ли в засаду угодить не хотели, но на склон горы въехать даже не попытались.

Или это сами горожане на Лысой горе окопались?

Ошибочность моего предположения стала очевидна буквально через несколько секунд: выпрыгнувшие в снег рейнджеры залегли вокруг БТРа, а башня боевой машины немного повернулась, и установленный на ней крупнокалиберный пулемет выплюнул короткую очередь. Прицел оказался не совсем точен, и фонтанчики снега взметнулись чуть ниже едва различимого пятна маскировочного покрытия.

Ствол пулемета дернулся и пошел вверх, но выстрелить второй раз экипаж бронетранспортера не успел: из-под натянутого полога вынырнул человек, взмахнул руками и что-то заорал. В морской бинокль было прекрасно видно оскалившееся в крике лицо — готов поклясться, лицо знакомое, — и тут сорвавшееся с руки немолодого уже мужчины ослепительное сияние стремительно метнулось вниз. Огненным шаром оно врезалось точно под башню бронетранспортера и громыхнуло так, что на нас с деревьев посыпался снег.

Напрочь сорванную башню откинуло шагов на тридцать, из всех люков БТРа вырвались языки чадящего пламени, а саму машину словно впечатала в снег невидимая рука. Почти в абсолютной тишине послышался треск рвущегося боекомплекта, мгновение — и полыхнуло топливо. Над горящим бронетранспортером начал подниматься столб густого дыма, и только-только пришедшие в себя после взрыва горожане открыли шквальный огонь из автоматов по так и стоявшему на склоне горы заклинателю.

А тот и не думал прятаться: сначала мне показалось, что с правой руки колдуна продолжают срываться искры, и лишь отрегулировав бинокль, удалось разглядеть брызги крови, хлеставшие из искореженной энергией заклятия кисти. Что самое жуткое — капли крови вспыхивали рубиновым пламенем и сгорали, еще не долетев до снега.

Все, не жилец. На слишком мощные чары, видать, замахнулся. Теперь в лучшем случае заживо сгорит, а в худшем…

Обезумевший от болевого шока заклинатель закрутился на месте, пытаясь зажать обезображенную заклятием правую кисть, но было слишком поздно. Оторванными пальцами последствия магического отката уже не ограничились и теперь на снег начала стекать горевшая негасимым пламенем плоть запястья.

То ли пожалев бедолагу, а скорее посчитав потерявшего над собой контроль заклинателя слишком большой угрозой, прятавшиеся в укрытии под маскировочным пологом люди выпустили в спину неудачнику короткую очередь. Автоматные пули прошили тело колдуна, и он покатился вниз, оставляя за собой полосу горевшего алым пламенем снега.

Рейнджеры тут же принялись короткими перебежками подниматься на гору, но почти сразу вновь залегли, попав под кинжальный огонь ударившего откуда-то со склона ручного пулемета. Чуть погодя вжавшихся в снег горожан начали обстреливать из подходившего к горе леса, а когда вдобавок к двум пулеметам застрекотали автоматы скрывавшихся под пологом людей, стало ясно — дело рейнджеров швах.

— Лед! Давай быстрее! — Медленно пятившийся в глубь леса Ермолов дернул меня за шиворот. — Здесь сейчас такое начнется! Надо ноги делать.

— Где ближайший вход в катакомбы? — развернулся я к нему и не без труда прогнал вставшее перед глазами искаженное от боли лицо колдуна. Вспомнил я его — Кречет это. Выходит, не удалось кондуктору на той стороне отсидеться. Просто хозяев сменил. Интересно, какие еще выродки из нашего мира сюда пролезть сумели? Или мне скормили дезинформацию и это коллеги Генералова перестрелку с рейнджерами устроили? Да нет, не сходится что-то…

— Какие, на хрен, катакомбы? — взвился Шурик. — Валить отсюда надо!

— Ну и вали, — совершенно спокойно ответил я и, прекрасно осознавая реакцию Шурика на такие слова, зашагал в сторону опушки.

— Да погоди ты! — без труда нагнал меня Ермолов. — Ну чего ты уперся, как баран? Под монастырь только нас подведешь!

— Нас? — притворно удивился я. — Ты-то тут при чем?

— Нет, а я тебя здесь брошу! — сплюнул Шурик. — Слушай, через пару недель все устаканится и вернемся.

— Нет у меня этой пары недель, — развернувшись лицом к приятелю, взглянул ему в глаза я. — Нет, понимаешь?

— Что за жизнь такая? — горько вздохнул Шурик и, осторожно преступив через поваленный ствол многовековой сосны, который покрывала густо разросшаяся жгучая плесень, толкнул меня в бок. — Куда прешь-то? Левее забирай. Так прямо на дорогу выйдешь.

— А хрена ли молчал? — постарался я скрыть свое облегчение и взглянул на проглядывающее меж крон деревьев небо. — Шевелись, нам еще засветло до Границы вернуться надо успеть.

— Лезь.

— Сам лезь.

— Почему это я первым лезть должен?

— А кто к этому входу привел?

— И че с того?

— А то, что, если бы ты меня послушал и мы до нормальной пещеры дошли, таких вопросов бы не возникло. — Я заглянул внутрь темного провала, не шире канализационного люка, и принялся счищать с его краев наледь. Вроде нету поблизости от входа в катакомбы никого, но колдовское зрение — это не панацея от всех бед. Да и не почувствовать мне, если через пару поворотов какая голодная тварь притаилась.

— Кому это вообще надо: тебе или мне? — Шурик тоже не горел желанием первым соваться в эту дыру. — Тем более, ты худой — не застрянешь, если что.

— Блин, за что тебе деньги плачу? — вздохнул я, понимая, что лезть первым, по-видимому, придется все же мне.

— Ну уж точно не за то, чтобы я за тебя грязную работу делал. — Ермолов забрал у меня рюкзак и лыжи.

— Да?! — удивился я и, поколебавшись, передал ему еще и «Тайгу». Взамен достал пистолет, заодно и чехол с ножом расстегнул. — А на хрена тогда?

— Совесть поимей, кто тебя с ветерком на Север доставил? — возмутился Ермолов и покачал головой. — Ты как со стволом спускаться думаешь? Нож возьми…

— Как, как… Попой об косяк, — огрызнулся я. — Только не говори, что у тебя веревки с собой нет. Давай доставай…

Ермолов быстренько соорудил петлю и, пропустив ее мне под руки, несколько раз обмотал свободный конец вокруг себя. Упираясь в стенки лаза, я пополз вперед и едва не рухнул вниз, когда вместо обледенелого камня под руками вдруг оказалась пустота. Впрочем, Шурик не сплоховал и, вовремя вытравив веревку, не дал мне рухнуть вниз. Цепляясь пальцами за выступы и упираясь в них подшитыми резиной валенками, я благополучно спустился в просторную подземную галерею. Принюхался к стылому воздуху и три раза дернул за уходившую наверх веревку.

Почти сразу же зашуршали осыпающиеся обломки льда и струйки рыхлого снега, а следом свалился мой рюкзак.

— Шур, ты совсем с головой не дружишь? — тихонько поинтересовался я, едва успев его перехватить. — Там литр спирта медицинского в стекле!

— Ну извини, не подумал, — без особого раскаяния в голосе пробурчал Шурик и спустился по закрепленной наверху веревке. — На, держи агрегат свой.

— Вылезать будем, не сорвется веревка? — поинтересовался я, забирая у приятеля ружье. — Как закрепил, кстати?

— Лыжи как распорки поставил, на них и намотал. Не ссы — выдержит, — поморгал, пытаясь привыкнуть к темноте подземелья, Ермолов. — Куда нам?

— Сам не помнишь, что ли? — Расчехляя ружье, я прислушался к тишине подземелья, которую нарушали лишь мерно падавшие с потолка где-то неподалеку капли воды.

Кап. Кап. Кап.

— Я что, Сусанин, что ли, все ходы помнить? — возмутился Шурик и едва не поскользнулся, ступив на покрытый коркой наледи камень. — Елки!

— Тут ходов-то, — усмехнулся я и попытался припомнить расположение коридоров, связывающих между собой основные катакомбы Лысой горы. — Пошли.

— Погоди. — Шурик достал из кармана чарофон и долго жал подсвеченные янтарным сиянием кнопки. — Вот теперь пошли, я режим сканирования запустил. Если что — ни одна тварь незамеченной не подберется.