Кое-как выбравшись на укатанную тележными колесами дорогу, я уселся рядом с отрешенно смотревшим в поле Ермоловым и помотал головой. Бурливший в крови адреналин пока еще делал свое дело, и ничего особенно не болело, но надолго ли это? Криво усмехнувшись, я не стал терять времени и сжал в кулаке ставшие уже привычными монетки…

Биметаллическая десятка с Гагариным. Посеченные пять рублей. Новенькие десять копеек. Липкая двухрублевка. Рубль со вмятиной. Пятирублевка. Гнутый десятчик. Потертая двухрублевка. Еще одна. Травленный кислотой полтинник. Покоцанный рубль. Пятьдесят копеек. Замятый рубль…

Каждая монетка холодом колола начавшие неметь на студеном ветру пальцы, но этот укол уносил с собой часть бурлившей во мне энергии и хоть немного гасил только-только начинавшее разгораться пламя магического отката.

— Скажи мне, Лед, дружище, — наблюдая, как срывавшиеся с кончика носа капли крови ударяются о наледь дороги и пачкают алыми кляксами и без того не самый чистый снег, задумчиво произнес Ермолов, — а какого черта мы тащились к Границе пешкодралом, если ты мог сразу перекинуть нас сюда?

— Шура, тебя в телепорте головой ни обо что не стукало случаем? — Я ссыпал мелочь обратно в карман фуфайки. — Я-то откуда мог знать, что телепорт на той стороне сработает? Так тыкнулся, на дурака.

— Вот именно, что на дурака. — Вытерев лицо пригоршней снега, Ермолов поднялся на ноги и с кряхтеньем распрямился. — Чуть не угробил нас на фиг.

— Не угробил же. — Чувствуя, как меня покачивает из стороны в сторону, я встал рядом и толкнул его в плечо. — Да расслабься ты! Смотри вон — солнышко светит, травка зеле… — тьфу ты! — снег белеет. Глаза слепит, зараза. Не жизнь, а благодать!

— Вот именно что — не жизнь. Холод собачий. — Ермолов опустил на лицо лыжную шапочку. — Пошли давай, а то отморозим себе все к чертям собачьим.

— Пошли, только куда?

— Ты че в шары долбишься? — Хмурый Шурик поправил лямки рюкзака. — Вон Форт, не видишь, что ли?

— А! — Обернувшись в указанном направлении, я уставился на торчавшие из снега узкие голубоватые листья. — А это что еще за растительность?

— Те самые пальмы и есть, — пояснил Шурик. — Видишь, прорежают их, да на подводы стаскивают? Горючку гнать будут.

— Круто, — без тени иронии пробормотал я. — Ты сейчас куда двинешь?

— В часть. — Ермолов попытался, без особого, впрочем, успеха, очистить полушубок от пыли и грязи.

— А смысл? Тебя ж время пока не поджимает?

— Предложения есть? — покосился на меня размеренно шагавший по дороге здоровяк.

— Не в лом — сгоняй в Форт, передай от меня людям весточку. — Я сунул Ермолову обещанную доплату — два рубля серебром. — Ну как?

— Сам чего не сходишь? — Шурик спрятал монеты во внутренний карман полушубка.

— Светиться не хочу, — почти честно объяснил я свое нежелание показываться в Форте. Через ворота сунусь — сразу под белые рученьки примут. Не дружинники, так патрульные. А то и Леший по мою душу пожалует. А это и вовсе ни к чему. — У меня с Патрулем свои заморочки остались.

— Кому? — тяжело вздохнул Шурик. — Весточку кому, говорю, передать?

— «Несущим свет».

— Чего?!!

— Того. Попросишь позвать отца Доминика или Мстислава, скажешь, что буду их ждать в видеосалоне… — Я в двух словах описал, как выглядят проповедник и его помощник и, запрокинув голову, уставился в безоблачное небо. Да уж, нечасто нас погода такими денечками балует. Только вот мне с этого ни холодно, ни жарко. Быстрей бы уж от записей Жана избавиться, а то они прямо-таки руки жгут. — И предупредить не забудь, что у меня пара стволов на руках, пусть проход в Форт без досмотра организуют.

— Ты с левыми стволами в Форт попрешься? Больной? — остановился на обочине дороги Шурик. — На Северную промзону захотел?

— На мне и без стволов выше крыши висит. — Прикрыв ладонью глаза от слепящих лучей заходящего солнца, я посмотрел на палатки торгового пятачка. Что-то народу многовато для зимнего вечера, не иначе обоз из Северореченска пришел. Так и есть: вон вокруг подогнанных к городским воротам телег голытьба местная так и вьется. Кто спереть чего рассчитывает, кто по дешевке мелочовку разную приобрести у охранников. Дело-то житейское: усушка, утряска, в пути чего только не случается. — Захотят утопить — даже пузыри не пойдут.

— Как знаешь, — пожал плечами Ермолов. — Передать — передам, если что, потом сам выпутывайся.

— Понятно дело. — Остановившись у крайнего торгового ряда, я сплюнул на снег и растер плевок валенком. — Дуй давай.

Шурик потер белые от изморози брови, хотел что-то сказать, но передумал и зашагал к служебной проходной в Форт. Хорошо служивым — не надо в общей очереди задницу морозить. Ну да если все удачно сложится, то и мне долго здесь куковать не придется.

В видеосалон я, разумеется, не пошел. Для начала нашел поставленный на бетонную подушку трейлер с якобы горячим питанием, вокруг которого в отличие от других закусочных не было посетителей, и долго-долго изучал написанное на засаленном листке меню. Так долго, что уныло поглядывавший в запотевшее окошко кавказец даже немного занервничал, но, поскольку никто больше отведать его чебуреков и хачапури не спешил, возмущаться моей медлительностью не стал. Да и остановившиеся поодаль охранники торгового пятачка поплелись по своим делам только после того, как я рассчитался за горячую бурду, гордо именуемую «кофе 3 в 1» — больше ничего, что можно было бы здесь приобрести безбоязненно для своего желудка, углядеть не удалось. А кофе, хоть и мерзкий на вкус, имел одно неоспоримое достоинство — он был горячий. И за это ему можно было простить даже непомерную для суррогата цену.

Попивая кофе из пластиковой кружки, я прислонился к круглому столику, торчавшему на ножке из снега, словно гриб-переросток, и огляделся по сторонам. Народ под конец дня суетится, но это обычное дело: те, кому за день не удалось срубить денег, шустрят изо всех сил; те, кому удалось, тоже не расслабляются — зернышко, как известно, к зернышку, глядишь, и на черный день что-нибудь отложить получится. Ну и люд, с торговым обозом прибывший, тоже свою долю суеты в повседневную жизнь вносит. Это летом очереди на полдня перед городскими воротами выстраиваются, зимой всяк в Форт поскорее проскочить пытается. А гарнизонные служаки этим делом обычно пользуются. Выгода получается обоюдная — и очередь движется быстрее, и на кабаки у вояк деньги не переводятся.

Выкинув скукожившуюся от горячего кофе одноразовую пластиковую кружку в большое мусорное ведро, до половины заполненное снегом, я подхватил рюкзак и решил пройтись по торговым рядам. Не то чтобы рассчитывал знакомых встретить — оно мне на самом деле сейчас вовсе ни к чему, — но среди людей потолкаться не помешает, мало ли какими слухами земля полнится. Нос по ветру держать порой весьма полезно бывает.

— Слышь, братишка, — остановил я первого попавшегося на пути паренька, который тащил под мышкой пару сигаретных блоков. — Откуда обоз приехал?

— Из Северореченска, — стрельнув взглядом по свисавшему у меня с плеча ружью, ответил тот и, бочком протиснувшись по узкому проходу, заспешил дальше.

— Сам-то откуда будешь? — Сделавшие круг по торговым рядам охранники вывернули из-за соседней палатки и настороженно уставились на меня. Один — худой, словно щепка, и с дубинкой, — совсем молодой парень, второй лет на пятнадцать его постарше и ряху отъесть успел куда более солидную. Да и одет не в кое-как залатанный и испачканный известкой пуховик, а во вполне добротную шубейку. Из оружия — обрез двустволки.

— Дак кто ж знает, где я буду? — вроде как удивившись, широко улыбнулся я. — Ищете кого или от нечего делать пропиской интересуетесь?

Молодой охранник явно хотел сказать какую-то дерзость, но его старший коллега оказался умнее и, только многозначительно кивнув, потянул паренька за собой. Идите, идите, а то выискались тут умники…

Охранников я не опасался совершенно. Им лишний шухер тоже ни к чему — вылетишь с такого хлебного места, замучаешься потом нормальную работу искать. А эти двое, видать, думали, на новичка нарвались, вот и решили денежек пощипать попробовать. Не на того напали. Сосите лапу пожилого зайца, как один раз весьма емко выразился гораздый на такие словесные закидоны Напалм.