Стоило Ульну отступить на шаг, как старик, вдруг свалив зверя на землю, принялся трепать его за загривок, приговаривая:

— Лишь бы озоровать тебе, скамейка ты блохастая! Вон, какой вымахал, а все дурачок! Чего пасть разинул, да язык свой вывалил — а?!

 По поведению и доброй улыбке Тара, пилигрим понял, что, несмотря на постоянные упреки и недовольство, старик привязался к волку не меньше, чем его сын и животное отзывается человеку взаимностью.

 Ар вырвался, встал и доверительно ткнулся мордой в плечо мужчины.

— Ладно, будет тебе, — старик снисходительно потрепал зверя по холке. — Дам я тебе еды, но только когда все сядем, так что жди!

 Ар несколько мгновений смотрел человеку в глаза, словно проверяя, не врет ли он. Затем, видимо удовлетворившись обещанием, волк забрался под телегу, скрываясь от усилившегося дождя и, свернувшись там калачиком, закрыл глаза.

 Когда Тар, вытирая руку о штаны, селя рядом с аккуратно сложенным хворостом, Ульн уже щелкал огнивом, высекая искры. Через несколько ударов сердца разгорающееся пламя аппетитно захрустело предложенным угощением, сначала облизывая, а затем и жадно пожирая сухие ветки. Сгущающийся мрак неохотно отступил перед светом огня — вокруг костра стало ощутимо светлее.

— Что-то Тенро долго нет, — рассеянно шевеля хворост обуглившейся палкой, Ульн в очередной раз осмотрелся.  — Как бы ни случилось чего…

— Мой сын, как-никак, из «Черных стрел» и не первый день в лесах. Обычным бродягам с ним не тягаться, — Тар говорил с гордостью и вовсе  не выглядел взволнованным.  Культей прижав к груди краюху хлеба, он отламывал от нее куски уцелевшей рукой. — Да и дотошный он — пока все не обойдет — не вернется. Служба на границе делает очень осторожным, по себе знаю.

— А вы, тоже, в «Черных стрелах» были?

— Куда там, — Тар усмехнулся. Он встал и, дойдя до телеги, достал оттуда взведенный арбале.

 Вернувшись на прежнее место, старик положил оружие рядом с собой.

— Сынок-то, толковее меня будет. Я служил в пехотном полку… эх, были же времена!.. — Тар взглянул на обрубок руки и поморщился. Морщинистое лицо старика вдруг изменилось, и он потянулся к рукояти арбалета, но, помешкав, убрал ладонь:

— Сын возвращается.

— Уверены?

 Как Ульн не напрягал слух и зрение, но так и не смог разобрать в усилившемся шуме дождя звуки шагов, а среди темноты не увидел ничего, кроме неясных теней — очертаний высоких деревьев.

 Где-то вдалеке запела какая-то ночная птица, но, как показалось пилигриму, этот звук доносился с другой стороны моста, откуда они приехали.

— Я ничего не могу разобрать, — вздохнул Ульн.

— Просто ты — жрец, а не разведчик или охотник. Вы привыкли слушать молитвы и песнопения, а не лес. — Хмыкнул Тар, погладив арбалет. — Да и Тенро знает, как нужно ходить, чтобы остаться незамеченным.

— Но вы-то его слышите, — не унимался Ульн.

— Потому что он мне позволяет, — пояснил старый охотник. — Специально шумит, чтобы я понял, что это он и не выстрелил. Я, пусть и старый калека, но кое-что все еще помню. — Он опять провел сухой ладонью по прикладу арбалета, скользнув пальцами по холодному древку болта.

— Специально шумит, — с горькой иронией произнес Ульн, продолжая свои попытки услышать или увидеть молодого охотника, по словам его отца, приближающегося к костру.

 В тщетности своих попыток пилигрим убедился еще раз, когда Тенро совершенно бесшумно выскользнул из мрака, ступая в освещенный костром круг.

— Были здесь, но ушли, — как ни в чем не бывало, молодой охотник сел рядом с отцом и вылезший из-под телеги Ар сразу же положил голову на плечо хозяину.

 Тенро улыбнулся и ласково погладил зверя по голове.

— Как это ушли? — не понял Ульн. — То есть бандиты, действительно ждали нас?

— Не обязательно нас. Скорее любых путников, что по каким-то причинам пренебрегли трактом, — Тар разделил еду поровну, убрав остатки обратно в сумку, подальше от плотоядного взгляда волка. — Сынок, думаешь, они вернуться?

— Возможно, — подождав, пока его отец начнет есть первым, Тенро взял кусок хлеба и вяленного мяса, сразу же отдав Ару его порцию. — Я ранил одного. Видел кровь на кустах и земле.

— Значит, будем сторожить по очереди, — предложил Ульн, которому кусок не лез в горло.

 Несмотря на то, что пилигрим много путешествовал, Альтос всегда хранил его и, как верил жрец, исключительно по его провидению, Ульн никогда не сталкивался с опасностью.

— Незачем, — Тенро покачал головой. — Я видел следы. Они не умеют ходить по лесу и если не я, то Ар почует их издалека. Да, дружище? — Он бросил волку кусок хлеба и тот ловко поймал его, клацнув зубастой пастью.

— Тогда я помолюсь, — Ульн поспешно отряхнул руки о свои серые одежды и, отойдя чуть в сторону, опустился на колени.

 Сложив руки на груди, пилигрим закрыл глаза и зашептал слова молитвы.

 Доедая, Тенро наблюдал, как его отец встал рядом со жрецом и, преклонив колени, зашевелил губами. Пилигрим не отказал в помощи старику и начал обучать его молитвам Альтосу, чтобы тот сам мог попросить у бога покоя для души покойной супруги.

 Покоя и той безмятежности, которой лишены бренные тела ныне живущих.

 Позже, когда Тар и Ульн уснули, Тенро, тоже закрыл глаза, устроившись меж ветвей высокого дерева, чуть в стороне от костра. Он не знал точно, вернутся ли бандиты или нет, но что-то подсказывало ему, что разбойники просто так не простят пролитой крови товарища.

 Решив лишний раз не рисковать, бывший разведчик «черных стрел» сделал то, что у него получалось лучше всего — затаился на раскидистом дереве и принялся ждать. Слабый дождь не причинял охотнику никакого беспокойства и тот прикрыл глаза, набросив на лук свой плащ.

 Тенро успел немного подремать, слушая беспокойное уханье филина, видимо решившего поохотиться за мелкими грызунами, ночью покинувшими свои глубокие норы. Наступило время, когда хищная птица замолчала и вскоре, в хлопанье сильных крыльев проскользнул сдавленный писк — охота увенчалась успехом. Насытившийся филин затих.

 Тенро хорошо знал привычки обитающей в лесах живности, знал он и что филин делает перерыв, примерно в полночь, чтобы позже снова выйти на охоту и продолжать ее до самого рассвета. Мужчина не ошибся и позже его чуткий слух распознал шелест перьев где-то совсем рядом, после чего хищник продолжил охоту в полной тишине, отдалившись от места стоянки людей.

 Ближе к утру неподалеку взмыла в воздух стайка встревоженных птиц, и Тенро мгновенно открыл глаза.

  Было еще темно и солнце пока не показалось над верхушками деревьев — как и предполагал охотник, к ним решили подкрасться в самое удобное для этого время, когда сон людей наиболее крепок.

 Очень медленно Тенро встал среди густых ветвей, сокрытый зеленой листвой от посторонних взглядов. Разведчик все делал неспешно, чтобы ни одно неосторожное движение не выдало его позиции.

 Закрыв глаза, Тенро прислушался. Он слушал, как прервавшийся ранее дождь снова застучал по листьям, скатываясь на буйные кустарники и омывая зеленую траву, тихо шуршащую от чьих-то аккуратных шагов. Три или четыре человека сейчас обходили стоянку путников по широкой дуге, заходя с подветренной стороны.

 Охотник позволил себе сухую улыбку — как же все это было предсказуемо.

 По-прежнему не спеша, Тенро поднял свой лук, положил на тетиву стрелу и замер. Слабо шевелящиеся ветки уже выдали троих крадущихся людей и еще один, с обмотанным грязными тряпками плечом, показался из-за дерева.

 Охотник позволил бандитам приблизиться, чтобы убедиться, что их всего четверо. Так оно и оказалось. Четверо оборванных, грязных и заросших бородами проходимцев, вооружившись сучковатыми дубинами да ржавым мечом, сейчас радостно скалились, предчувствуя долгожданную добычу.

— Проголодалась, сестренка? — медленно натягивая лук, Тенро обратился к стреле, чье оперение слабо коснулось его щеки, в скупом жесте молчаливой ласки. Он прицелился в самого дальнего разбойника. — Так поешь. Лети вперед, поищи свежей крови, а как найдешь — кричи, я пошлю сестер на твой голос.