Она пряталась гораздо лучше ребят, и сейчас притаившись за полуразвалившейся кирпичной стеной старого дома, она ждала. Лагир — достойный соперник. Каждый раз, когда водит он, её сердце особенно трепещет, потому что, закончив считать, он открывает глаза и просто смотрит на здание, а потом, будто мысленно представляя, куда бы пошел Сафир, а куда она, следует к цели. Он идет бесшумно, не оглядывается лишний раз. Они пытались уличить его в жульничестве и стали завязывать глаза, но он все равно находит их слишком быстро.

— Бу, — сказали над головой.

Девочка вздрогнула, поймав взгляд смеющихся глаз светло-русого паренька прямо над ней.

— Как ты это делаешь? — засмеялась она.

— Тут сверху балка, я зацепился ногами, что бы тебя удивить, — отозвался Лагир, аккуратно изворачиваясь, чтобы не упасть в финале своей выходки.

Из-за стены вышел Сафир, сказал с ехидством:

— Выпендрёжник.

— Ты просто завидуешь, — хмыкнул Лагир.

— Лазаешь как макака, чему тут завидовать?

— Ладно вам, мальчики, — сказала Эльмина, взяв обоих друзей под руки, — лучше помогите мне, я тоже хочу подняться наверх.

Сафир ответил за обоих, как делал всегда, когда дело казалось ему чересчур серьезным, чтобы делегировать полномочия:

— Нет, Эльмина, если этот шимпанзун навернется — ничего с ним не станет. А ты можешь пораниться.

— Ну, вы же будете рядом? — улыбнулась она.

— Конечно, — сразу отозвался Лагир.

Сафир сделал непроницаемое лицо, мол, я вас даже слушать не стану. Эльмина звонко чмокнула его в щеку, сказала счастливо:

— Я знала, что ты не будешь против.

Сафир от неожиданности схватился за щеку, а Лагир сразу цапнул подругу за руку:

— Пойдем, я помогу залезть.

Дом стоял на краю деревни, там, куда народ почти не ходит. Тайком от взрослых ребята были заняты там до позднего вечера, будь то играми или веселой беседой.

Лагир был свободен почти всегда, с тех пор как стал жить один, поэтому с Эльминой проводил особенно много времени, но без друга они туда не ходили. Сафир освобождался, когда все дела дома были закончены. Как третий сын в семье он принял на себя почти всю работу по дому, что устраивало как его родителей, так и старших братьев. Если к первому ребенку они готовились, то на третьего сил, видимо, уже не осталось.

Благо воспитателей у паренька было море. Каждый считал своим долгом дать подзатыльник младшенькому, ведь работа сделана еще не вся, а он, понимаешь, бездельничает.

Имя ребенку выбрала мать, отец был занят «делами, которые имеют значение, а с этим может справиться даже женщина».

Эльмина же росла с отцом, тот много пил и почти каждый день водил новых «мам» знакомиться. Пока длилось знакомство, отец запирал её в пустом чулане без окон, где девочка подолгу сидела на кровати, от скуки наматывая на палец каштановые кудри, и мечтательно прикрыв карие глаза, думала о встрече с друзьями в старом доме на краю села.

Поэтому встречались ребята охотно, и им долго не хотелось расходиться по домам. В этом месте они делились своими переживаниями и мечтами, а Лагир часто рассказывал, как замечательно жить одному. Ребята знали, что он лукавит, но всегда слушали с живейшим интересом. И тогда Лагир уговаривал друзей составить ему компанию, ведь места много, но те, конечно, не могли.

Сейчас сидя на железной балке, оставшейся от пола на втором этаже, они любовались прекрасным видом заката над полем через большую дыру в остатках стены.

— Нам пора идти, — напомнил Сафир, который всегда следил за временем.

— Давайте посидим еще немного, — попросила Эльмина, — тут так красиво.

— Твой отец не будет злиться? — спросил Лагир. — Он нас и так не переносит.

Девочка поежилась при упоминании отца, сказала тихо:

— Думаю, он сейчас с нашей новой мамой…

Сафир резко приложил палец к губам, а потом, медленно привставая на балке, кивнул на стену. Тень взрослого человека чуть качнулась, а спустя секунду грубый мужской голос разорвал тишину:

— Эльмина! Я знаю, ты здесь!

— Это отец, — испуганно воскликнула девочка, и, испугавшись еще больше собственного голоса, закрыла рот обеими ладошками.

Сафир уже был на ногах и в два прыжка оказался у одной из стен, протянул руку. Эльмина поднялась неуверенно, а Лагир перебежал на противоположную от Сафира сторону и сказал, прижимаясь к стенке:

— Иди за мной, я нас выведу!

Эльмина неуверенно посмотрела в сторону Сафира, тот нахмурился, но голос отца снова эхом заметался меж стен:

— Эльмина, я не шучу! Сейчас же выходи!

Девочка, робко ступая по узкой балке, пошла к Лагиру, а тот выдвинулся ей на встречу, но когда их руки были уже в сантиметре друг от друга, девочка оступилась.

Лагир бросился на балку, но не успел перехватить её руку, Сафир не сдвинулся с места.

Позже они часто вспоминали тот день, но Лагир так и не понял, какие чувства испытал в момент, когда отец Эльмины поймал её внизу.

Сафира дома ждал отец, и это не сулило ничего хорошего, но Лагиру повезло еще меньше. Отец Эльмины был в ярости. Маленький самодельный кнут, который Лагир сам сделал для подруги, свистел в руках её отца, оставляя красные полосы на теле мальчишки. Паренёк закрывал лицо руками, боясь, что кнут изуродуют лицо и Эльмина никогда не полюбит такого.

— Никогда! Запомни, сирый! Никогда не приближайся к ней снова! Из-за тебя она чуть не погибла, ты понимаешь это, убогий? Или предки ни черта не успели вбить в твою пустую голову? Ни-ко-гда!

Плеть ухала всё чаще, мальчик катался по земле, пытаясь уходить из-под острых ударов хоть иногда, но не произнес ни звука. Люди, стоявшие вокруг, хмуро кивали. Лагир слышал, как одна из женщин сказала:

— Совсем стал дикий… Надо было его в приют-то сдать.

— Да куда ж там? — отвечала другая. — Приют отказался, у него тетка живая где-то бродит.

— Она рази не пропала лет десять тому?

— А кто будет по судам-то бегать, чай не ты? Махнули рукой, живет босяк и ладно. Глядишь не помрёть…

Слезы навернулись на глазах мальчика, не от боли, но от обиды. Уже привык, что люди сторонятся, родители говорят детям не общаться с таким, ведь в дурной семье рос. А он никак не мог понять, как может быть плохой семья, где отец работал на двух работах, а мать была учительницей в школе. Неужели все мертвые — дурные?..

— А ну перестань, сволота! — потребовал сильный мужской голос, после которого удары вдруг прекратились.

Лагир пугливо убрал руки от заплаканного лица, чтобы узнать, что происходит.

Высокий молодой мужчина встал перед мальчиком, спрятав того от кнута. На нем была хорошая куртка, какую в деревне не достать, а на ногах чуть запылившиеся, но еще не потерявшие блеск лакированные ботинки.

— Отойди, Марек. Не твоё это дело, слышишь? Из-за этого ублюдка чуть не погибла моя дочь!

— Брось кнут, Камилл, — уже спокойнее ответил мужчина, — или клянусь, я сам высеку тебя.

— Зачем ты приехал? — чуть поостыл тот. — Тебя сюда никто не звал!

— Здесь и мой дом тоже, и в приглашениях я не нуждаюсь…

— Не лез бы ты в наши дела, а? Уезжай-ка в свою Москву подобру-поздорову…

— Ты мне угрожаешь, Камилл? — усмехнулся мужчина. — В школьные годы это для тебя плохо заканчивалось. С тех пор ничего не изменилось, учти…

Из толпы крикнула какая-то женщина, Лагир сразу узнал в ней свою соседку:

— Да правильно он все делает! Если не воспитать беспризорника, кем вырастет?

Тот, кого назвали Мареком, круто развернулся в сторону голоса, да так, что женщина поспешила спрятаться за спинами стоявших рядом мужиков.

— Это, по-вашему, воспитание? В таком случае вам его тоже недостает!

— У него дочь едва не погибла, — поддержал какой-то мужчина, добавил угрюмо, — будь это моя девочка, убил бы сосунка.