Наследник подсуетился и протолкнул Высочайшее утверждение «Об устройстве городских телефонов». Его направили в Кабинет Министров. Фактически в России появилось новое ведомство.

Прямо сейчас аппараты «Державные» могли себе позволить исключительно состоятельные граждане. Само устройство стоило 60 рублей, а абонентская плата в год составляла 250. И это при том, что дорогая шуба в престижном магазине в центре Петербурга обходилась в 65 рублей.

Баранов перенес контору на Большую Конюшенную, в четырехэтажный дом Жадимировского. Место считалось одним из фешенебельных районов столицы. «Державе» сдали в аренду несколько просторных комнат, а нанятый художник нарисовал внушительную и в чем-то даже симпатичную вывеску. В газетах появились объявления об оказании услуг по установки телефонов. Желающих оказалось так много, что пришлось срочно расширять штат — набирать рабочих, бухгалтеров, девушек, которые сидели на коммутаторах и соединяли клиентов, и всех прочих.

Наметился дефицит материалов. Баранов отправился в Германию оформлять новый заказ, но мы с ним понимали, что переплачиваем лишние деньги. По уму требовалось заложить небольшой заводик по производству хотя бы некоторых из необходимых деталей.

Номера пока присваивались четырехзначные. Кроме царской семьи, «Державный» телефон захотели поставить себе министры и главы ведомств, руководители правления банков и железных дорог, а также самые влиятельные и богатые люди. Хмелёв получил его одним из первых и очень гордился этим фактом. Я хотел «осчастливить» и Крицких, но затем передумал — моего бы жеста не поняли, он поставил бы их семью в неловкое положение.

Иметь такой телефон дома стало модно и престижно, он стал синонимом преуспевающей и уважаемой семьи.

Полпуда* — восемь килограмм.

Дополнительный курс закончился перед Рождеством. По сравнению с летними экзаменами, особых трудностей он не вызвал. И теперь я облегченно вздохнул. Учеба в Академии закончилась. На сей раз окончательно.

Вместе с Полиной мы направились в гости к Крицким. Я хотел помочь сестре немного развлечься, тем более, рассчитывал, что две девушки могут подружиться. Таким образом, у меня появится возможность знать, что происходит вокруг Кати.

— Право, Миша, удобно ли принять их приглашение? — сомневалась Полина, пока мы усаживались в ландо. Сестра выглядела мило — шубка, изящная меховая шапочка, манто и сапожки делали ее похожей на какую-то иностранку.

— Конечно, удобно. Крицкие — прекрасные люди, а я неравнодушен к Екатерине Олеговне. Думаю, она тебе понравится.

Полина знала о моем увлечении. И если я к нему относился серьезно, то и она заняла схожую позицию.

В доме Крицких было шумно и весело. Гостей собралось человек тридцать, не меньше. Здесь же находился и Евгений, и Петр Брызгунов, и Ростислав Достацкий. Его сильный голос доносился через две комнаты.

— Михаил Сергеевич, мы рады вас видеть, — нас встречала хозяйка дома, Елена Федоровна. Я быстро представил Полину. Сестра произвела приятное впечатление. Парочка офицеров, включая Евгения, так и вовсе, явно ей заинтересовались.

Главное, что нашему визиту обрадовалась Катя. На праздник девушка надела замечательное бежевое платье, которое удачно сочетались с ее волосами и глазами.

— Моя сестра, Полина Сергеевна. Надеюсь, вы подружитесь, — со значением добавил я, представляя их друг другу.

Поначалу девушки чувствовали себе скованно. Да и мой тон казался несколько фамильярным, подразумевая основания, которые Крицкая мне еще не дала.

Около часа продолжалась обычная светская беседа. Говорили гладко, красиво, но глубокие и важные темы не поднимались. Мне подобное не особо нравилось, такие разговоры казались пустым времяпровождением. То ли дело наши офицерские пирушки! Там веселье, и шутки, и забавные рассказы. Да и пари иной раз заключались совершенно дикие.

Но зато во время таких разговоров я мог любоваться Катей и её игрой на рояле. Она часто зачесывала назад свои гладкие волосы, а приподнятые уголки губ придавали ее лицу слегка высокомерное выражение — так она показывала недовольство. В те же моменты, когда она задумывалась, то становилась отстраненной и напоминала суровую римскую богиню. Но в остальное время Крицкая и выглядела милой, и являлась такой на самом деле. Играть на публику она не любила.

Вечер прошел хорошо. Не считая Достацкого, конечно. Когда он начал петь какую-то арию, я сумел увести Катю и поговорить с ней в одной из свободных комнат.

— Через четыре дня я уезжаю в Москву, а оттуда направлюсь в Ташкент, Екатерина Олеговна, — напомнил я. — Мне очень жаль вас покидать.

Она стояла молча, наклонив голову, перекручивая на пальчике перстень и не поднимая глаз. От нее тонкой нотой пахло цветочными духами.

— За прошедшее время вы стали мне дороги. Могу ли я рассчитывать на вашу симпатию? — мой вопрос звучал не только настойчиво, но и преждевременно. Но как сказал Илья Репин — военные быстро и храбро женятся. Прямо сейчас жениться я не собирался, просто хотел внести некоторую ясность. Стоило ли мне изводить себя, находясь за тысячи верст? Лучше сейчас услышать твердое «нет», чем потом мучатся несколько месяцев без всякого толка. К тому же и Катя не была полностью свободна. Ее бабка, несносная старуха-княгиня, обладала внушительным личным состоянием и могла завещать его кому угодно. Она завещала его внучки, но с тем условием, что та не выйдет замуж до 21 года. Так вредная старуха пыталась удержать рядом с собой хоть кого-то, кто мог ее терпеть.

— Можете… — ее ответ прозвучал еле слышно, она говорила шепотом и густо покраснела.

— Катя! — я наклонился и поцеловал ее в щеку. Глаза девушки испуганно расширились, она перевела взгляд на закрытую пока дверь комнаты. Но меня не оттолкнули. Следовало продолжать атаку. Приподняв её подбородок, я поцеловал княжну в губы. Она ответила нежно, но неумело, и сразу же отстранилась, глубоко вздохнув.

— Сюда могут войти, — напомнила она.

— Верно. Но теперь я поеду в Азию, зная, что меня здесь ждут, — я не удержался и еще раз быстро поцеловал ее в щеку. — Я буду тебе писать.

В залу я вернулся один, Катя пришла чуть позже, предварительно заглянув к себе в комнату и немного успокоившись. Тот Рождественский ужин я запомнил надолго. Мне все казалось каким-то волшебным, сияющим, чистым.

В России в те времена было не принято делать девушкам слишком дорогие или личные подарки. Так что мои бухарские безделушки остались дожидаться лучшего часа. Я не постеснялся бы преподнести ей колье или кольцо, но подобный жест скомпрометировал бы прежде всего Катю. Поэтому перед отъездом я подарил ей альбом для творчества, в обложке из прекрасно выделанной козьей кожи. А она тайком передала мне свою фотографию, сделанную в фотоателье «Светопись». С ее стороны это был весьма смелый жест.

Перед тем, как покинуть столицу, я долго беседовал и с Хмелёвым, и Барановым, обсуждая наше общее будущее.

В Петербург из очередной поездки возвратился Дмитрий Пашино. Удивительный он был человек! Ученый, путешественник, археолог, писатель, дипломат, этнограф, переводчик и педагог. А еще тесно сотрудничал с военной разведкой, но об этом знало всего несколько человек. Пашино обдумывал идею организовать в столице газету «Азиатский вестник». Мне он подарил свою книгу «Туркестанский край» с подписью и пожеланием доброго здравия и верных друзей. А я вручил ему деревянную лакированную коробку с револьвером «Смит и Вессон», патронами и всем необходимым для ухода за оружием.

Встретился и с цесаревичем. Романов не считал нужным скрывать недовольство. Наследник желал видеть меня в собственной свите. И хотя подобное было не только великой честью, но и давало ряд преимуществ, я снова отказался.

— Я продолжу служить в рядах Бессмертных гусар, Николай. И отправлюсь в Азию. Через полтора года начнется Хивинский поход. Он предоставит мне необходимые возможности.