Перед тем как сесть на манчестерский поезд, Конуэй честно отправил Кейту Ульятту кусочек страницы с его именем, вырезанный из списка герра Боле. Листочек был помещен в конверт, конверт отправлен заказным письмом с пометой «строго конфиденциально, вручить адресату в собственные руки».

Разворачивая сверток с деньгами (это происходило в уборной манчестерского поезда), развязывая все многочисленные узелки, Конуэй думал, что Ульятт по крайней мере получит некоторое моральное удовлетворение – увидит, что заплатил деньги не зря. Ленточки и бечевки наконец были распутаны, и ирландец впервые в жизни увидел такое количество белых пятифунтовых банкнот. Это были настоящие деньги, крупная сумма, завидный куш! Конуэй почувствовал себя уверенным и всесильным. Первый поединок он выиграл, причем блестяще.

Ирландцу не терпелось снова кинуться в бой. И все же где-то в глубине души копошился червь сомнения.

Зря Конуэй к нему не прислушался.

Путешествие было долгим, неудобным и утомительным. Бесконечные пересадки, перегруженные поезда и пароходы, повсюду неухоженность, запущенность – сказывались годы войны. Во время войны не до ремонта. Кормили и на поездах и на море отвратительно, и Конуэй почувствовал это с особенной остротой, когда плыл по бурному Ирландскому морю. Его все время рвало, и лишь мысль о деньгах, лежавших в чемоданчике, помогла репортеру вынести эту муку. Он вновь легко пересек ирландскую границу, на сей раз на поезде Белфаст – Дублин.

В общем, как уже было сказано, дорога получилась долгой, утомительной, но без каких-либо инцидентов.

И все же Конуэй испытывал все большее раздражение. Можно было обойтись без этой лишней беготни взад-вперед. Во всем виноват Раш – это он настоял, чтобы план осуществлялся именно таким образом. Конуэю не удалось переубедить упрямого немца. Ирландец с самого начала возражал против того, чтобы всякий раз вновь пересекать Ирландское море. Совершенно естественное недовольство, но Раш не желал вручать своему партнеру все имеющиеся у него списки – выдавал по одному листку.

– Но это же глупо! – кипятился Конуэй. – Каждое пересечение границы – это лишний риск.

Этот довод на немца не подействовал.

– Вот привезете первую сумму, и я передам вам еще одно имя.

– Пустая трата времени! Я мог бы за одну поездку провернуть три или четыре дела.

– И исчезнуть вместе с добычей, – закончил фразу Раш.

– Я не способен на такое!

– Да, я позабочусь, чтобы вы не были на такое способны, – кивнул Раш. – Вы привезете первую сумму, и она останется у меня, а вы отправитесь во вторую экспедицию.

– Но вы ведь тоже можете смыться с деньгами!

– Каким образом? Я и из дома-то выйти не могу.

Взаимное недоверие возникло не в результате личной неприязни – таков уж был бизнес, которым занялись партнеры. Более несовместимую пару представить себе было бы трудно, и тем не менее приходилось сотрудничать. Кроме того, в глубине души каждый из двоих ценил качества партнера. На Конуэя немалое впечатление производила физическая и духовная мощь Раша. Он уже не испытывал перед бывшим эсэсовцем такого страха, как в начале их знакомства, но по-прежнему относился к своему компаньону с огромным почтением. Раш тоже, к немалому своему удивлению и удовлетворению, обнаружил, что Конуэй, показавшийся ему при первой встрече жалкой и трусливой крысой, на самом деле обладал хорошими мозгами и завидной предприимчивостью.

Конуэй приблизился к дому сестры Доннели в обеденное время, постучал в дверь и был впущен самой матроной.

– Как идет борьба с англичанами? – злорадным шепотом осведомилась миссис Монаган.

– Первый класс, – уверил ее Конуэй. – Эти англичане будут у нас кровью плакать.

– Вы, мальчики, молодцы. – Пожилая дама проводила Конуэя взглядом и с заговорщицким видом спросила: – Нужна ли вам помощь?

Репортер обернулся:

– Большое спасибо. Думаю, мы обойдемся. У нас есть собственный план.

Миссис Монаган хихикнула.

– Я предлагаю вам не свою помощь. Вряд ли такая старуха смогла бы вам чем-то помочь. Но у меня есть кое-какие связи. Если хотите, сведу вас с ребятами.

Конуэй судорожно сглотнул. Он отлично понял, что за «ребята» имеются в виду. Ирландская республиканская армия. Националисты, с нетерпением ожидающие, чтобы в Ирландии высадились немецкие войска, и тогда можно будет обрушиться на ненавистных англичан, расправиться с ними и вернуть себе Ольстер. Нет, Конуэй не нуждался в помощи Ирландской республиканской армии. Пусть лучше «ребята» вовсе не подозревают о его существовании.

– У меня к вам большая просьба, – тихо сказал он. – О нас – никому ни слова. Очень важно для нашего общего дела, чтобы секретность соблюдалась строжайшим образом. Сами знаете, какие у людей длинные языки.

– Ребята не из болтливых, – настаивала старушка.

– Даже если выпьют пару кружек пива? – съехидничал Конуэй.

– Нет, они умеют держать язык за зубами. Но если вы не хотите...

– Нет, мы не хотим. Ни в коем случае. Это задание для двоих, даже, я бы сказал, главным образом для одного. – Он поколебался и добавил: – Прошу вас, верьте мне.

– Хорошо. Как же мне вам не верить – ведь вас прислал мой брат.

На верхней ступени лестницы уже томился Раш. Поднявшись к нему, Конуэй громко сказал:

– Рапорт готов.

Раш молча затащил его к себе в комнату, закрыл дверь и спросил:

– Ну?

Конуэй бросил чемоданчик на постель, небрежно щелкнул замками, развернул обертку и показал:

– Любуйтесь сами.

Раш с холодным удовлетворением осмотрел пачку пятифунтовых банкнот, пощупал их, насладился характерным хрустом. Потом взглянул на Конуэя:

– Это было просто?

– Проще не бывает. Парень перепугался до смерти. Даже доказательств не потребовал.

– Это странно, – удивился Раш. – На его месте я бы непременно...

– Вы – другое дело. У вас железные нервы. А у него – нет. Думаю, он помчался в банк еще до того, как тот открылся.

– Что, вот так взял и выкинул десять тысяч фунтов стерлингов из окошка поезда? – все не мог успокоиться Раш.

– Именно.

– После одного-единственного телефонного звонка?!

– Если быть точным, после нескольких телефонных звонков. Вот что значит нечистая совесть.

– Хотел бы я знать, что такое нечистая совесть, – в кои-то веки проявил чувство юмора Раш.

Деньги были пересчитаны, разложены по пачкам. Затем Конуэй поместил их в депозитный сейф одного из дублинских банков.

Пришла пора приступать к следующей стадии операции.

Раш все еще сомневался, следует ли за одну поездку связываться сразу с двумя кандидатами, но Конуэй не отставал от него:

– Я же говорю, не было никаких проблем. Я сам за все отвечаю. Одна мысль о том, что можно попасть под суд за сотрудничество с фашистами, делает человека мягким как воск. Ведь за такое запросто можно угодить на виселицу, а люди, с которыми мы имеем дело, – персоны влиятельные, с положением.

– Вы чересчур самоуверенны, – не сдавался немец.

Спор возник из-за того, что две сравнительно небольшие, но очень удобные для обработки жертвы жили близко друг от друга – в Ковентри и Лестере. Конуэй считал, что представляется отличный случай убить двух зайцев одним ударом.

– Это оживленные, многолюдные города, где легко затеряться, – говорил он. – Меня никто там не заметит, никто не обратит на меня внимания.

– Война на два фронта – дело гиблое, – упорствовал Раш. – Вспомните Наполеона. Посмотрите на Гитлера.

– Господи, да я не Россию собираюсь завоевывать. Мне всего-то и нужно – позвонить двум людям, которые сразу окоченеют от страха. Договориться, встретиться, получить деньги – вот и все дела.

– Ненужный риск.

– Я знаю, вы просто боитесь, что я не вернусь с деньгами.

– И это тоже. Но кроме того, деньги еще нужно получить. Когда внимание и концентрация разделены на две цели, легко совершить ошибку.

– Вам-то не нужно мотаться взад-вперед по Ирландскому морю! – возмутился Конуэй.