Он приказал выдвинуть в правительственный квартал подразделения лейбштандарта и эсэсовского полка «Сааров», создал особую комиссию «20 июля» и вступил в командование резервной армией. Ищейки гестапо прочесали все укромные уголки, отправляя при малейшем подозрении людей в подвалы на Принц-Альбрехтштрассе. Жесточайший полицейский произвол обрушился даже на безвинных членов семей подозреваемых лиц. Мало кому из числа видных руководителей сопротивления удалось уйти от мести режима.

Штауффенберг с ближайшими последователями были расстреляны верными Гитлеру офицерами вечером 20 июля прямо во дворе штаба резервной армии на Бендлерштрассе. Остальным пришлось преодолеть мученический путь подвалов гестапо, концентрационных лагерей, показательных процессов, на которых бесновался Роланд Фрайслер. Путь, заканчивавшийся виселицей.

Что же касается эсэсовских руководителей, которые были связаны с заговорщической группой Бека — Гёрделера, то и они попали под этот каток. 24 июля начальник уголовной полиции Нёбе бежал, посчитав, что расшифрован гестапо. Он скрывался до ноября 1944 года, когда его из ревности выдала подруга. Перешедшие из абвера к Шелленбергу полковники Ханзен и барон фон Фрайтаг-Лорингховен были арестованы, а штурмбанфюрер СС Плаас, арестованный еще до начала путча, казнен 19 июля. Из-за своего же дневника в руки гестапо попал кавалерист Салвиати. Гиммлер был просто разъярен поведением этого «неисправимого врага национал-социализм и фюрера», заявив: «Если народный суд не вынесет ему смертного приговора, то я отдам приказ расстрелять господина Салвиати как человека, нарушившего эсэсовскую верность».

Из числа эсэсовских фюреров, имевших связи с заговорщиками, казни удалось избежать только бригадефюреру СС Канштайну, подвергавшемуся почти непрерывным допросам, вследствие прямого вмешательства статс-секретаря министерства внутренних дел обергруппенфюрера СС Штуккарта, чего ему не простил разъяренный шеф главного управления имперской безопасности Кальтенбруннер.

Однако чем яростнее действовали его подручные против руководителей заговора, тем сдержаннее становились комментарии великого инквизитора Гиммлера. Его вера в Адольфа Гитлера вновь пошатнулась, уступая место старым сомнениям. Им овладела сумасбродная идея: а нельзя ли, договорившись с обреченными на смерть заговорщиками, достичь мира? У него созрел план вступить в контакт с зарубежными друзьями группы Бека-Гёрделера, а посему он отложил их казнь и вступил в таинственный диалог со своими жертвами. Для начала он предложил Гёрделеру, Попитцу и графу фон Шуленбургу написать подробные объяснения причин, побудивших их выступить против Гитлера.

Гиммлер посчитал возможным надеть на себя одеяния сопротивленца. В октябре 1944 года он поручил Шелленбергу вступить в контакт со шведским банкиром Якобом Валленбергом, дружба с которым была также отнесена к антигосударственным проступкам, а также с руководителем сопротивленцев Карлом Гёрделером. Гиммлер решил теперь использовать их дружбу для вступления в контакт с союзниками. Когда же Валленберг не «клюнул» на предложения Шелленберга, Гиммлер приказал привести к нему Гёрделера и попробовал уговорить его сослужить последнюю службу отечеству.

"Однажды, — как рассказывал охранник Гёрделера Вильгельм Бранденбург, — шеф СС Гиммлер сделал ему предложение использовать его тесные личные и, естественно, политические отношения и связи со шведским финансистом Валленбергом, а также с сионистским лидером доктором Вайцманом, чтобы выйти на шведского короля, а через того и на английского премьер-министра Черчилля — что Гёрделер с товарищами «непременно предприняли бы в случае успеха государственного переворота — с целью скорейшего заключения приемлемого мира и окончания войны».

Гёрделер изъявил свое согласие, но с условием разрешения ему поездки в Стокгольм. Однако на это рейхсфюрер СС не решился. Он еще раз встретился с Гёрделером, но общего языка они так и не нашли.

Гиммлер был вынужден прекратить с ним свой диалог, и 2 февраля 1945 года видный руководитель немецких сопротивленцев отправился в свой последний путь.

Генрих Гиммлер так и не смог освободиться от пут режима, который он защищал и в то же время хотел заменить. Он сам и «черный орден» остались пленниками придуманного им же несбыточного образа до горького конца.

Министериальдиректор Гебхард Гиммлер навестил осенью 1944 года своего брата Генриха как раз в тот момент, когда тот, несмотря на простуду, намеревался отправиться на совещание с высшим руководством СС.

«Побереги себя, перенеси совещание», — посоветовал ему брат.

Рейхсфюрер СС с некоторою обидой возразил:

«Слышал ли ты когда-нибудь, чтобы переносили Рождество из-за насморка у папы?»

Этот его ответ хорошо иллюстрирует ту сумасбродную идею, которой был охвачен Гиммлер, идею миссионерской избранности, после получения им в результате событий 20 июля столь большой власти, о которой он лишь мечтал. Многие тогда считали, что он только ждет смерти Адольфа Гитлера, чтобы встать во главе государства. Одно лишь перечисление его должностей показывает, какая власть была сосредоточена в хорошо ухоженных и наманикюренных руках Гиммлера. Он стал властелином охранных отрядов, представлявших собой наряду с партией самую важную организацию третьего рейха. Гиммлер контролировал полицейский аппарат и секретные службы. Он возглавлял министерство внутренних дел. В качестве рейхскомиссара по укреплению так называемого народного духа следил за проведением расовой политики режима. Гиммлер присматривал также за связями рейха с национал-социалистскими движениями в пресловутых германских странах. Ему подчинялись 38 дивизий войск СС. Будучи начальником вооружений и командующим резервной армией, он являлся, по сути дела, главнокомандующим вооруженными силами на территории самой Германии. Один из его подчиненных — обергруппенфюрер СС Готтлоб Бергер управлял лагерями военнопленных.

Некоторые из его современников полагали, что только Гиммлер, учитывая болезненного и дряхлеющего Гитлера, мог удерживать от окончательного развала империю и режим. «Гиммлер — диктатор Германии», — пестрели заголовки мировой прессы от Стокгольма до Сан-Франциско в конце 1944 года. Для тех, кто не находился в самой Германии в тот период времени вполне могло показаться, что нацистской Германией в последние месяцы ее существования действительно командовали из эсэсовских казарм. Через десятилетие после краха рейха нью-йоркский историк Карл Петель писал:

«За десять месяцев перед капитуляцией Германии страна окончательно попала в руки СС. В то время не было уже ни одного государственного, хозяйственного или партийного учреждения, которые хоть как-то могли противодействовать деятельности СС. Орден частью открыто, а частью тайком взял власть в свои руки. В Германии конца 1944 года было два властителя — Адольф Гитлер и Генрих Гиммлер».

К слову сказать, так же или примерно так думал и сам магистр ордена. Ему представлялось, что настал час, когда он сможет очистить национал-социалистскую Германию от предательства и сомнений, а также от тех темных сил, которые мешали конечной победе немцев. В экстазе он воскликнул в августе 1944 года:

«То, что мы сейчас осуществляем — это священная народная война».

С помощью угроз, судебных процессов и громогласной пропаганды, призывавшей народ взяться за оружие, Гиммлер проводил мобилизацию последних резервов, не гнушаясь большевистских методов. Так, в частности, он указывал на меры, принимавшиеся Советами при обороне Ленинграда, пытаясь доказать, что и у немцев хватит силы воли для организации жесткой обороны.

«Я предоставляю вам полное право, — заявил он офицерам одной из пехотных дивизий, — ставить к стенке любого, кто будет нам противоречить».

После 20 июля Гитлер отдал ему распоряжение сформировать 15 новых дивизий, в чем Гиммлер усмотрел шанс создания нового вермахта — «национал-социалистской народной армии».