Лодка, где находилась Анигель, по-прежнему двигалась вверх по Ковуко, и чем дальше, тем суше и светлее становился лес. То там, то здесь еще виднелись медно-золотистые стволы гигантских корабельных гонд, однако мшистые, сочно-зеленые низины, где выступала вода, сменились на обширные лужки и поляны с высокой — по пояс, а то и в человеческий рост, травой. Краснолесье поредело, стали попадаться суходолы, и река все чаще прижималась то к одному, то к другому берегу.

На глазах обсыхал подлесок, да и деревья пошли одно чуднее другого. Некоторые, пузатые у корней, прямо из земли выбрасывали широкие мясистые ланцетовидные листья. Кое-где мелькала ярко-пурпурная, вперемежку с зеленым, листва; в другом месте тот же изумрудный цвет был щедро смешан с золотом…

Наконец, на речном повороте одно из пузатых созданий явило себя во всей красе. Листья, выраставшие из корней, были темно-зеленые, раскидистые, ствол покрыт угловатыми чешуйками остриями вверх. На высоте примерно в пять элсов ствол ветвился, и каждый из побегов был густо усыпан мелкими пурпурно-зелеными листочками. Так вот откуда эти яркие пятна в лесу, решила принцесса, но еще более ее поразили запах, в который она погрузилась, проплывая мимо мыска, и, конечно, яркие цветы. Оставалось только разинуть рот и смотреть на это диковинное растение, которое одновременно и цвело, и давало плоды, чьи гроздья висели на тех же цветущих ветвях. Вершина дерева была украшена метелкой листьев, напоминавших те, что росли у подножия. Более экзотического экземпляра Анигель в жизни не видела. Издали дерево напоминало гигантский кубок, из которого струями выливалось доброе шипучее вино.

Принцесса не удержалась и попросила римориков притормозить, надеясь полакомиться аппетитными на вид фруктами.

Нет, друг, это будет твоя последняя еда.

— О, плоды ядовиты?

Нет, они очень вкусны. Дерево как раз и использует их, чтобы заманивать живые существа в ловушку.

Анигель бросило в дрожь — разве можно быть такой забывчивой. Ведь еще Састу-Ча предупреждал ее: «…Помни, деревья там так же прожорливы и ненасытны, как глисмаки».

— Они… Они могут съесть меня?

Они могут съесть кого угодно. Стоит только приблизиться к стволу, и эти листья у основания так спеленают свою жертву, что уже не вырваться.

Река заметно сузилась, и на берегах, а то и в русле, стали попадаться огромные валуны. Местами поток бил прямо в выходы скальных пород. Справа и слева вздымались пологие, поросшие лесом холмы. Наконец, риморики втолкнули лодку в некое подобие каньона. Тут только принцесса обратила внимание, что вокруг не слышно птичьего пения и за весь день ей на глаза не попалось ни одного животного. Вокруг стояла гулкая тишина, которую не нарушало даже монотонное журчание воды.

Очень странно…

В полдень риморики добрались до первого порога — осторожно провели лодку между двух скал и еще около часа толкали суденышко вверх по текущему в узких берегах ручью. Здесь уже было мелковато, и бедные животные, случалось, ползли на брюхе по галечному дну. Наконец, они оба, словно по команде, высунули из воды усатые морды и в один голос заявили:

Все, дальше для нас пути нет.

— Я вижу. Река совсем обмелела, и течение очень быстрое.

Анигель медленно облачилась в охотничий костюм вайвило. Лесные жители позаботились, чтобы гостья была снабжена в дорогу всем необходимым. Надела голубенькие сапожки, того же цвета кожаную тунику до колен, подпоясалась широким разукрашенным ремнем, на который подвесила тыквенную бутылочку и кожаный мешок. Одежда, впрочем, была ей маловата — из-под рукавов и ниже подола туники выступали кружева нижнего белья. Никакой охотник, конечно, не позволил бы себе такой вычурности, но Анигель это совсем не волновало — когда идешь, не зная куда, ищешь то, не знаю что, не очень-то будешь задумываться о приличиях. Главное, чтобы было удобно и надежно защищало тело. Готовясь к пешему переходу, она решила оставить в лодке шляпу Имму.

Наконец, принцесса завязала горловину дорожного мешка, проверила, на месте ли маленький кинжал, и обратилась к риморикам:

— Дорогие друзья, что вы собираетесь делать? Куда ляжет ваш путь? Ваш дом так далеко отсюда, что я просто в толк не возьму, как вы доберетесь туда. Я постоянно буду вас вспоминать. А не могли бы вы навсегда остаться в этом лесу?

Здесь нет ни одного нашего сородича. Только очень дальние. Мы будем ждать тебя здесь у лодки, пока ты не отыщешь талисман. Разве что спустимся чуть ниже… А потом вместе вернемся на родину.

Слезы благодарности хлынули из глаз Анигель. Она встала на колени и с удовольствием чмокнула их в усатые мокрые морды. Потом они разделили митон…

Уже отойдя на несколько десятков шагов, она услышала их эхом отозвавшийся в скалистом каньоне рев. Она обернулась и помахала им рукой. Прошагав еще немного, принцесса наткнулась на тропинку, ведущую вверх, к истоку реки. Она вздохнула — значит, так тому и быть!

Такую головную боль Харамис никогда не испытывала. Ломило не только в висках и в затылке, но, казалось, в самом центре головы находился раскаленный факел. Наконец, она не выдержала, села в постели и обеими руками сжала череп. Что толку проклинать себя, требовать кары. С дураками не беседуют, над ними смеются. Сколько Харамис ни пыталась вспомнить, что случилось с ней прошлой ночью, ничего не получалось.

Это его работа! Это он, словно камнем, придавил ее волю! Он обманул и заманил в ловушку! Я попалась, как муха в лигнитову паутину. Даже Кадия вряд ли когда-нибудь была так безрассудна, а Анигель так глупа. Боже, до чего раскалывается голова!

С трудом она оглядела свою темницу. Дальняя стена каморки была задрапирована несколькими гобеленами, между которыми уныло светились два узких длинных оконца. Тусклый дневной свет едва сочился в комнату. На улице падал снег — густые слипшиеся хлопья медленно опускались за стеклом, до которого нельзя было добраться. Перед рамами была вделана металлическая решетка. Две другие стены были обшиты панелями красного дерева; на них, в высоко укрепленных подсвечниках, горели длинные восковые свечи; чуть ниже висела картина, изображавшая необычный и незнакомый пейзаж. В маленьком камине, полость которого была выложена цветной плиткой, горел огонь. Однако тепло в помещении создавала маленькая жаровня, стоявшая у кровати. Харамис посмотрела на дверь. Створки сколочены из толстых, хорошо подогнанных досок из гонды с вырезанными на них звездами, вверху и внизу — наличники из толстых полос железа, петли и массивный замок.

Она закрыта? Это место ее заключения?

Кровать мягкая, удобная, под пологом, приятные на ощупь простыни, парчовые портьеры…

Харамис вспомнила, как Орогастус привел ее сюда, когда она чуть не упала в обморок. Сначала они долго сидели у камина в большой гостиной, беседовали, потягивали теплое пахучее бренди. Потом — да-да! — ей стало плохо, и маг привел ее сюда; когда уходил, почему-то рассмеялся у порога, замок за ним щелкнул — она осталась одна и горько, бурно разрыдалась. Она села на край кровати, почувствовала головокружение, с трудом сняла верхнюю одежду и тотчас провалилась в черноту.

Неужели он подмешал ей яд? Он пытался отравить ее, чтобы овладеть талисманом?

Она подняла руку — пальцы дрожали, — пощупала. Нет, талисман на груди, подвешен на золотой цепочке. Вот он', Волшебный Скипетр. Трехкрылый Диск…

Благодарю вас, Владыки воздуха!

В дверь постучали.

— Уходите! — слабо вскрикнула она. — Будьте милосердны, я хочу покончить счеты с жизнью. Можете вы, наконец, оставить меня в покое?

— Харамис, пока вы живы, — мягко попросил Орогастус, — откройте, пожалуйста, дверь.

— Вы же сами закрыли меня, негодяй!

— Взгляните на стол, который стоит у камина.

С трудом, обхватив голову руками, чтобы она не разлетелась на куски, принцесса подняла глаза, взглянула на стол. Мельком увидела валявшийся на коврике перед кроватью меховой воротник, на скамье — брошенное впопыхах платье: складки черного вельвета странно посверкивали в свете пламени. Харамис так и не поняла, что за предмет лежит на столе, — принялась машинально одеваться и только потом подошла поближе к камину, чтобы разглядеть, на что же указывал Орогастус.