— Вот видишь как, даже не пришлось ничего говорить, — подмечаю я, затем спрашиваю: — Шлюшек на трассе подхватил?
— Нет! — он начинает уже закипать. — Сестра с девушкой.
— А кто из них кто? — спрашивает Дрюня.
— Сзади — сестра.
Парень на взводе, еще чуть-чуть и сорвётся.
— Ну это мы тебе даже одолжение сделали, — продолжает Дрюня, — теперь будешь знать, с какой свиньёй спишь!
Я отхожу от двери, обхожу машину и хочу просто глянуть, чем эта пиздёнка там промышляет. Нагоняю. А она тупо стоит, сложив руки на груди, окидывает взглядом верхушки деревьев и о чём-то усердно думает! Банка валяется у её ног, и я пытаюсь обратить её внимание на столь очевидный факт. Говорю ей, чтоб она нагнулась и подняла. И тут прилетает удар мне в затылок. Пиздец как больно! Меня качнуло в бок, что я чуть не ёбнулся в кювет. Быстро ухожу в бок, оборачиваюсь и вижу еврейчика, прущего на меня как паровоз, лишь дыма из ушей не хватает. Я мог бы уложить его с одного удара, но ему повезло, отчасти. Хотя, может и не повезло.
Из тошнящей в пробке машины, (а мы, на минуточку, перекрыли целую полосу, и никто нам даже слова ни сказал), вылез мужичок средних лет, в клетчатой рубашечке и с седыми усами, и спрашивает:
— Ребят, что случилось?
— Этот пидор на меня напал, — говорю я.
— Да я видел, — говорит мужичек, — у меня видео регистратор всё заснял!
После этих слов еврейчик сразу сдулся. Напрягся лицом. Одним словом — обосрался.
Мужичок подходит ко мне и шепчет:
— Я этих пидоров еще на выезде из города приметил. Выехали на обочку и прут, словно им всё можно. А нам значит сидеть в 30ти градусную жару и их пыль хавать? Уроды! Ты смотри, я всё заснял — там сроком попахивает. Нанесение побоев, все дела. Видео я тебе передам, запиши мой номерок.
— Спасибо! — говорю я. Из кармана спецовки выуживаю блокнот, ручку, и записываю номер.
Мажорчик смотрит на меня, не отрывая глаз. Весь вспотел. Пересрал, наверно, уже трижды. А вот нехуй было нападать со спины, тупое быдло! Теперь точно запахнет жареным. Я бы даже сказал, ЖАРЕВОМ!
Я подхожу к нему и объясняю на пальцах, что он был не прав. Что теперь ему может светить срок. Ну ок, отмажут до исправительных работ, может еще чего, но факт остаётся фактом — это залёт. Залёт такой, что может покачнуть репутацию его семьи. А ему это надо? Конечно нет! Выход есть, простой.
— Дай мне пять минут наедине с твоей подружкой, — предлагаю я ему.
Он смотрит на меня — никакой реакции. Думает. Понимает, что это девка на пару дней, а репутация на всю жизнь! Ну, думай-думай. И что же ты выберешь? Правильно!
Он резко кидает суровый взгляд на свою свинку, подходит к ней. Что у них там было — я всё не слышал, видел только как она начала махать руками, что-то громко выкрикивать, мол я не шлюха и все в этом духе. Вроде, он даже ей денег начал предлагать. Обвинил её в том, что это она сама во всём виновата. Что точно сработало, я не знаю, но девка подошла ко мне и спросила:
— Куда идти?
ЯХУУУУУ!!! Да хоть тут, на травке, среди жучков и дорожной пыли!
— В фургон, — отвечаю я.
Проходя мимо Рэнжика, вижу, что Дрюня уже по пояс влез в оконные проём. Того и гляди усядется на задний диван и подкатит к черноволосенькой, пока тот фуфел трётся на улице, надеясь что всё пройдёт гладко с его киской. Ну и пусть туда лезет, а то еще начнёт преставать ко мне, мол, делись по-братски, все дела. Хрен тебе!
Я открываю боковую дверь фургона и приглашаю милую даму подняться на борт. Когда она переступает порог, я хватаю её за узкую задницу и помогаю запрыгнуть. От вида её растягивающихся шортиков моя шишка набухает так, что еще чуть-чуть и из неё хлынут орешки! Она заходить, я за ней. Захлопываю дверь и включаю свет.
Увидев стены с истёсанной краской, она шепчет: — Какой кошмар…
Увидев голый стальной пол, без какого либо покрытия, она шепчет: — Какой ужас…
Ну и духотища. Пот ручьями льётся по моей спине. Девка тоже вся вспотела, что аж блестит в свете лампы.
— Да всё нормально, — говорю я ей, — не парься!
— И где мы будем… заниматься…
— На полу!
— На полу?
— Сейчас постелю.
Сегодня мы везли тренажёры для новоявленного спортсмена, по этому — картонных коробок было хоть замок строй. Я достаю нож для резки линолеума и отрезаю от коробки большущий кусок, на котором можно смело разместиться втроём, и кладу его на пол, скрыв маслянистые пятна.
— И что, мне лежать на ней? — возмущается свинка.
Лежать?! Кто сказал, что ты будешь лежать?
— Ты будешь стоять!
— Как?
Ни какой химии.
Ни какой романтики.
— РАКОМ!
Она стягивает с себя шорты (трусиков на ней нет!), но полупрозрачный топик, сквозь который я вижу лифчик, оставляет. Я скидываю свой рабочий комбез и оставляю на себе майку, покрытую ореолами влажных пятен от пота. Затем она становится коленями на картонку, открывая передо мной просто великолепную картину, от которой моя шишка начинает дымиться. Я запускаю руку в её рогатку и понимаю, что там сухо как у мумии. Не, ну это полный облом, ТУДА я так просто не попаду. Да и не хочу уже. Если перед вами закрылась дверь, значит, где-то открылась другая. Зайду через чёрный вход.
Я становлюсь перед ней как краб, плюю себе на конец и начинаю примеряться к её узенькой дырочке, но она сразу просекает в чём подвох, и заявляет мне!
— Туда нельзя! — и хмурясь зыркает на меня, словно я изверг какой-то.
Ага, конечно-конечно.
— Это твой друг будет так говорить своим новым дружкам в камере, если мы тут не закончим одно дельце! — жёстко аргументирую я.
Аргумент так аргумент, тут не поспоришь!
Она отводит от меня взгляд и начинает пялиться на изображение улыбающегося мужика застывшего в прыжке на беговой дорожке.
С трудом, но я захожу в туннель и начинаю медленно продвигаться вглубь. Когда всё разработалось — ускоряюсь. Свинка даже начинает подыгрывать, тихо постанывая. Пиздец как узко, как будто я вставил в горлышко бутылки шампанского. Главное не застрять и кожу не содрать, как в тот раз. Капли пота срываются с моего лба и окропляют её блестящую кожу спины. Кожа бледная, без единой родинки или шрама. Гладкая, бархатистая. Мне хочется разорвать взмокший топик, стянуть лифчик и схватить её за волосы как лошадь за гриву. Но это перебор. Лучше ускорюсь.
Даю еще оборотов, и вдруг понимаю, что фургон начал ходить ходуном. И это начинает меня парить. Я, значит, тут веселюсь во всю, а народ должен охеревать в душной пробке, которую мы слегка усугубили? Ну уж нет. Чуть замедляюсь. Еще медленнее. И вдруг слышу, как свинка, уткнувшись щекой во влажную картонку, с придыханием, сквозь стон, выжимает из себя: — Не замедляйся, быстрее… Быстрее…
Вот это поворот! Как скажете, капитан! Я хватаюсь за её зад, как за штурвал самолёта, и вжимаю газ в пол! Вот так… да… о, да… ДА! Главное фургон на бок не опрокинуть! Ага… теперь так! Еще… еще… ууууф… еще…. ДА! ДА! ДА!
Я спускаю молофью в её туннель, но как оказалось — не всю, последняя капля капает с конца на пол. Она смотрит на меня таким довольным взглядом, что и ежу понятно — такого она еще не испытывала. И это не удивительно! Если продолжит тусоваться с такими конченными фуфелами, как тот, что парится на улице, — больше такого и не испытает! Задумайся!
Мы быстро одеваемся, изредка поглядывая друг на друга. Выходим и охуеваем. Такого я не видел ни в одном фильме, ни в одной игре, и даже ни в одной уличной драке, учинённой доставщиками жратвы возле МАКа. Под палящими лучами солнца, Дрюня, как макака, держит в руке полутораметровый дрын — по-видимому, это стебель какого-то растения — и пиздит им по спине нашего мажорчика, когда тот наворачивает круги вокруг своего Рэнжика.
За это мы можем огрести по полной! Я хватаю Дрюню за руку, выхватываю дрын и говорю:
— Всё! Уходим! Быстро в машину!
— Я уже почти уломал его сестричку, — орёт Дрюня, — как он влез и обломал меня!