Насвистывая «Господь, да святится…» — это на самом деле был один из его любимых псалмов, хотя он знал и немало других поднимающих настроение гимнов, — Джек снова вышел на солнечный свет.

Когда он обычным маршрутом подошел к площади Барберини, никакого пузатого якобита с оседланными и навьюченными лошадьми там не оказалось. Юноша уже совсем было проклял тот миг, когда решился довериться толстому пьянице, пока не вспомнил, что пришел раньше условленного часа и Уоткин, должно быть, еще только собирается на рандеву. А если не собирается? Что ж, поблизости есть и другие конюшни, а у него в запасе найдется несколько золотых, зашитых в подкладку плаща, не говоря уж еще о пятидесяти, покоящихся в кошельке, спрятанном в его сумке. Что было по-настоящему важно, так это ждет ли его кто-то в садах близ сосновой рощи. Глупо, конечно, назначать любимой свидание там, где получаешь шифровки от резидента, но все делалось второпях, и к тому же он слишком плохо знал Рим, чтобы избрать более подходящее место. Оказавшись в парке, Джек нашел молодой, росший близ изгороди кипарис, пригнувшись, нырнул под его ветви, спрятал среди них свою дорожную суму и, убедившись, что с тропинки ее не видно, зашагал вверх по склону.

Он знал, что пришел слишком рано, но это ничуть не уменьшало тревоги, возраставшей по мере того, как стрелка его карманных часов двигалась к четырем. Достаточно ли доступно он разъяснил все в своей набросанной наспех записке? Что, если Летти задержала ее опекунша? Что, если Рыжий Хью Макклуни проведал о готовящейся ловушке и увез своих женщин из города? Двойных агентов, которые могли бы продать ему эту тайну, в городе наверняка пруд пруди.

Наконец колокол виллы, стоявшей на вершине холма и скрытой от взоров стволами и кронами сосен, пробил четыре. Джек замер столбом прямо посреди главной аллеи возле статуи изумленно посматривавшей на него дриады, которая, имей она руки, наверняка указала бы ему, как пройти к нужному дереву и к дуплу, вместо того чтобы тут топтаться. Солнце, хотя в роще имелась какая-то тень, все припекало, но, с другой стороны, именно эта жара заставляла большинство римлян сидеть по домам. Аллея была безлюдна.

Где же Летти? Он назначил ей встречу в четыре, а сейчас уже четверть пятого. Неужели она не сможет прийти? Или, хуже того, не захочет, ибо чувство ее ослабело?

Эта мысль заставила его опустить голову, и теперь он мрачно разглядывал следы собственных ног.

И тут она появилась. Песок глушил звук ее торопливых шагов, но, бросив взгляд вдоль аллеи, Джек увидел, что возлюбленная спешит к нему, и сам кинулся ей навстречу.

А потом все не мог поверить, что вновь обнимает ее. Правда, поцелуй убедил его в этом. Он длился вечность, но в конце концов Джеку пришлось оторваться от ее уст.

— Пойдем, — сказал он, увлекая девушку вниз по склону.

— Нет, Джек.

Еще не отдышавшаяся после бега и страстного поцелуя Летиция опустилась на стоявшую рядом садовую скамью. Джек садиться не стал.

— Послушай, у моего друга… неподалеку… есть лошади, — сбивчиво заговорил он и только тут заметил, что ее пышное, с фижмами, платье не годится для верховой езды. — Ты не одета как надо, но… ладно. Мы обменяем лошадок на экипаж. Однако нам нужно поторопиться, чтобы покинуть Рим прежде, чем городские ворота закроются на ночь.

Но она лишь покачала головой и сказала:

— Сядь. Пожалуйста, присядь на минуточку. Нам нужно кое-что обсудить.

— Обсудить?

Это холодное слово показалось Джеку неуместным и не предвещающим ничего хорошего, однако, не имея выбора, он позволил девушке усадить себя и сказал:

— Это опасно. Помнится, когда ты в прошлый раз вот так же увлекла меня на скамейку…

— Я увлекла тебя? — Летти ударила его по руке. — Джентльмен представил бы это иначе.

— Может быть, я и не джентльмен, — отозвался Джек и нахмурился. — Ибо хорошо помню, что именно ты увлекла меня… чтобы отвлечь от… — Он запнулся.

— В чем отнюдь не преуспела. — Девушка тоже сдвинула брови. — Впрочем, может, оно и к лучшему. Ведь обернись все иначе…

Джек поежился. Опоздай он хоть на минуту, король Англии был бы мертв, а вместе с ним безвозвратно погибло бы и доброе имя Абсолютов. Но он имел время хорошо поразмыслить обо всем этом деле, и детальный анализ случившегося показал, что, несмотря на переплетение непростых обстоятельств, в самом чувстве ее к нему не было никакого притворства. Тот факт, что она пришла сюда, свидетельствовал о том же.

— Ты любишь меня? — спросил он в продолжение своих мыслей, и она кивнула. Нерешительно, но кивнула.

— Когда ты поняла это?

— Когда? — Улыбка прогнала печаль из ее глаз. — Наверное, когда увидела тебя в первый раз. Когда ты со своей тростью так храбро спасал меня от «разбойников».

— А если серьезно?

Она закрыла глаза.

— В библиотеке. Когда мы не могли говорить. И пикировались с помощью корешков книг.

— Что? Когда ты меня одолела?

— Ну и надулся же ты тогда, — рассмеялась она. — Но вы, сэр, победили на ином поприще.

На какой-то момент все исчезло. Не осталось ничего, кроме сладостного воспоминания, ее руки в его руке и дремотного раннего вечера… неважно где — в Риме ли, в Бате? Где угодно, где время не властно.

Но спустя миг она отстранилась:

— Джек, я правда люблю тебя. Но…

Он прижал палец к ее губам.

— Твое «но» не для нас. «Люблю» более чем достаточно. Мы будем произносить это слово снова и снова, нам просто нужно сейчас уехать.

Он встал. Она осталась сидеть.

— Нет, Джек, послушай меня. Я правда люблю тебя…

— Но? — Он сам произнес это ненавистное «но».

— Я не могу уехать с тобой. Был момент, могла бы. Но эта возможность… минула безвозвратно.

— Из-за оторванного рукава?

Она рассмеялась, но смех ее звучал безрадостно.

— Значит, тогда ты готова была бежать со мной. При всем том притворстве, обмане?

— Взаимном притворстве, Джек. Мы оба играли роли, навязанные нам… кем-то другим.

Джек опустился перед ней на колени. Точно так же, как проделывал это в Бате под ее, как он думал, окошком, хотя теперь в этом не было никакой нарочитости.

— Заверяю тебя, Летти, я собирался сказать тебе правду. Тогда, в том саду, я был готов предоставить тебе выбор.

Она промолчала.

— Ты мне не веришь?

Девушка наклонилась вперед.

— Верю. И ты должен мне верить. Да, я бы уехала с тобой. Да, я бы вышла за тебя замуж, жила бы с тобой и любила бы только тебя.

Именно это он и хотел услышать, хотел больше всего на свете. Правда, эти прекрасные слова прозвучали в прошедшем времени, и Джек, чтоб поскорее соотнести их с настоящим, схватил ее за руку.

— Тогда все остальное не имеет значения. Идем.

Неожиданно его рука ощутила сопротивление.

— Я не могу, Джек. Потому… потому что… — Летиция выпрямилась. — Я больше не свободна. Я обручена.

«Это все от жары, — решил Джек. — Или мне что-то мерещится, или она невесть что городит!»

— С кем, Бога ради!

— Я обручена с графом ди Кавальери, — вздохнула она.

Джек вспомнил немолодого коротышку в черном. Того, который сопровождал ее в оперу. Подавал ей руку при выходе из кареты.

— Но он же древний старик.

— Ему пятьдесят.

— Он карлик.

— Он… очень добрый.

— Добрый?

Еще одно слово, не имевшее смысла.

— И он богат. Очень богат, — продолжила Летиция. — Такова участь бедных девушек, Джек. Если им есть что предложить, они стараются устроить хорошую партию.

Джек потряс головой, но это ничуть ее не прояснило.

— В твоих романах нет ничего подобного.

— Я никогда не читала никаких романов, — решительно заявила она, — но всегда знала, какой должна быть моя жизнь и в чем заключается мой долг.

— Так, значит, тогда, на скамейке, ты исполняла свой долг?

Этот внезапный гневный вопрос заставил ее вздрогнуть.

— Нет, — прошептала она. — Тогда я действительно верила, что это начало, а не конец. Потом подумала, что долг и любовь каким-то образом соединились, что показалось мне настоящим чудом. — Летиция снова рассмеялась печальным смехом и протянула ему руку. — Но верь мне, Джек, верь и знай: я всегда буду благословлять тебя за то, что произошло между нами. По крайней мере, мне выпало счастье испытать любовь прежде, чем пришел срок пожертвовать ею во имя долга.