Кэти аж побледнела от ярости, подалась вперед.

– Ты?! Что чувствовал ты? А не хочешь поинтересоваться, что чувствовала я? Было ли приятно мне проснуться в собственный день рождения и узнать, что мой муж прекрасненько обо всем забыл – а вернее всего, и не знал – и укатил на тусовку?

– Сколько можно мне об этом напоминать? Неужели ты думаешь, что я оставил бы тебя в такой день одну, если бы знал?…

– Я еще ни разу тебе об этом не говорила, не ври! Я была уверена, что ты знаешь! Ты же подписывал бумаги в мэрии в день нашей – ха- ха! – свадьбы.

– Что значит – ха-ха?!

– Да потому что это смех, а не свадьба. И потом: я же знаю, что у тебя день рождения в июле, двадцать седьмого, что ты Лев – это сразу видно, кстати… Сандро, отстань от меня, а? Я устала. Я хочу спать.

Из детской донеслось слабое недовольное кваканье. Кэти устало поднялась с кресла.

– Мне пора кормить.

– Почему ты не хочешь подумать о кормилице? В наши дни никто не кормит детей сам…

– О, как же я забыла! Со мной же разговаривает великий специалист в перинатологии. Сандро, если твои знакомые дамы не кормили своих детей грудью – это еще не означает, что я должна перевести мою дочь на консервы. Мне пора.

Закрывая за собой дверь в детскую, она услышала, как Сандро пробормотал:

– Нашу дочь, Кэти. Нашу. А значит, и мою тоже…

Почему-то эти слова показались ей зловещими.

Кэти смотрела на умиротворенное строгое личико дочки и размышляла. Что с ней творится… Спорит с Алессандро по любому поводу, обвиняет его, постоянно готова ринуться в бой. Так, чего доброго, дойдет до того, что она предложит ему выбирать между нею и его драгоценной семьей. Кстати, интересно – а что он выберет?

Прошло два месяца. Сад вокруг старого дома бушевал цветами, солнце заливало зеленеющую долину, и воздух был напоен медовыми ароматами цветущих груш и яблонь. В тени цветущей японской вишни лежала на шезлонге Лучиана дель Боска и читала книгу Лоран Перну «Вы и ваш малыш».

Злая, не выспавшаяся, похудевшая Кэти ди Каррара подавила недостойное желание вылить на Лучиану кувшин холодной воды и отошла от окна. Кларибель издала ликующее жужжание и задрала крепкие голые ножки к потолку, одновременно выпуская изо рта крупные пузыри. Кэти улыбнулась дочери и устало повалилась на кушетку, прямо поверх тонкого пикейного одеяла – ночи стали жаркими.

Спать хотелось все время – немыслимо, невыносимо, изматывающе. Однако Кэти прекрасно понимала: Алессандро (вероятно, и не он один) затаился в ожидании, когда она сама пойдет на попятный и попросит помощи. Это даст возможность сказать: «Вот видишь, тебе же говорили…» и продолжить командовать ею с чистой совестью.

Дудки, сердито подумала Кэти. Не дождетесь! Я просто устала, меня истощили постоянные выяснения отношений – а от малышки я не устаю вовсе, она забавная, смешная… смешная… Кларибель… Кларита…

Резкий, требовательный крик ребенка выдернул Кэти из забытья. Кларибель заходилась плачем, а в дверях маячила Лучиана с приторной и фальшиво-сочувственной улыбкой на губах.

– Катарина, неужели ты не слышишь собственного ребенка? Я услышала даже в саду, сразу не пошла только потому, что знала: ты с ней… Но потом я начала волноваться, не случилось ли чего-нибудь!

Кэти вскочила, ее сильно повело в сторону, она едва не упала. Лучиана, не двигаясь с места, процедила:

– Ты совсем вымоталась, бедняжка… Чего доброго, у тебя будет нервный срыв.

Кэти справилась с головокружением и повернулась к Лучиане. В голосе прозвенело веселое бешенство – Лучиана даже отшатнулась:

– Хочешь представить все так, будто я схожу с ума? Отлично, действуй. Я тебе даже подыграю. Например, дам тебе по башке чем-нибудь тяжелым, и мне за это ничего не будет, с сумасшедших спроса нет.

Лучиана побледнела и бочком выбралась из комнаты. Кэти взяла дочку на руки, села на край кушетки, расстегнула платье и начала кормить. Кларибель чмокала, недовольно сопела – у мамы явно не хватало молока.

Немудрено, тоскливо подумала Кэти. С такими родственничками оно и вовсе пропадет. Уже сейчас приходилось докармливать девочку молочной смесью. Впрочем, после кормлений грудью Кларибель обычно спала как убитая, даже не ворочалась, так что Кэти могла отдохнуть… но почему-то никак не высыпалась!

Вот и сейчас ее потянуло в сон. Чтобы отвлечься, Кэти принялась вполголоса напевать старую английскую колыбельную.

Спи, моя розочка алая!

Месяц качнет колыбель.

Спи, мое дитятко малое,

Страшным же сказкам не верь.

Дом охраняют два Брауна,

Кот и два белых щенка.

Спи, моя розочка алая…

Последняя строчка никак не желала вспоминаться, и Кэти нахмурилась. Что-то не то с ней творится, невозможно так уставать, если пеленки стирают другие, обед на всю семью готовить не надо, и даже гулять малышку выносят либо Алессандро, либо Ромео… Собственно, Кэти только кормит малышку, спит, ест и пьет… и пьет…

Травяной чай для прихода молока прописал доктор Сантуццо. Пахнет он приятно – хотя Кэти предпочитает старый добрый английский чай с молоком…

Чувствуя, что глаза снова закрываются, Кэти отнесла малышку на столик, перепеленала ее и осторожно уложила в колыбель. Потом оставила дверь открытой и вышла к себе в спальню – здесь окно было раскрыто настежь.

Она повалилась на широкую мягкую кровать – и тут же заснула мертвым сном.

Потом, вспоминая и переосмысливая все произошедшее, Кэти поняла, что спас ее именно этот крепкий сон – с полудня и до заката. Если бы она опять попыталась бороться с сонливостью, все могло обернуться куда серьезнее. Атак…

Она еще не до конца проснулась и довольно смутно понимала, что^происходит. Кажется, ей снился кошмар – а как еще назвать сон про Лучиану, которая на цыпочках входит в комнату, подходит к кувшину с травяным чаем и вливает туда что-то из темного пузырька… Ну бред же? Лучиана – змея, но не Лукреция Борджиа.

Потом раздалось кряхтение малышки, и Кэти торопливо слезла с кровати, чувствуя слабость во всем теле. Дверь в детскую оказалась закрыта – странно, ведь она оставляла ее распахнутой настежь…

Она открыла дверь – и обомлела. Лучиана держала Кларибель на руках и пыталась кормить из бутылочки. Сон с Кэти как рукой сняло.

– Что ты делаешь, черт бы тебя побрал?!

Лучиана вздрогнула, но быстро овладела собой, положила малышку в колыбель и повернулась к Кэти с прежней змеиной ухмылкой.

– Учусь замещать тебя, дорогая. Ведь скоро, очень скоро ты переедешь совсем в другой дом – а я займу твое место.

– Что ты несешь, гадюка?!

– О, это будет чудесный дом, милый дом, уютный дом. Там все стены и даже пол выложены мягким войлоком, там добрые доктора и заботливые медсестры, там ты сможешь спать сколько угодно…

– Лучиана, ты ненормальная. Я все расскажу Алессандро и Франческе, и если ты не уберешься отсюда… Тогда уеду я с Кларибель.

– Зачем же с Кларибель? Она чудесная девочка, мне всегда хотелось иметь такую дочку. О, я одену ее как принцессу, я буду ласкать и баловать ее, она вырастет настоящей красавицей и будет звать меня своей милой мамочкой…

– Пошла вон отсюда! И если войдешь еще раз – я убью тебя, клянусь.

Лучиана пожала плечами и вышла, сильно толкнув Кэти в плечо. Та не обратила на это никакого внимания, подбежала к колыбели и с тревогой вгляделась в личико дочери. Кларибель таращила голубые, еще младенческие глазенки и пускала молочные пузыри. На вид с ней было все нормально, но Кэти больше не собиралась спускать все на тормозах. Она позвонила и, когда пришла Кьяра, приказала глаз не спускать с девочки. Кьяра неистово перекрестилась и пообещала стоять насмерть – после чего рассмеялась, но Кэти ее не поддержала.

Ярость захлестывала ее словно огненная река. Она сбежала по лестнице и ворвалась в гостиную, где сидели и негромко разговаривали Алессандро, Франческа – и Лучиана. Лица у Алессандро и его матери были мрачные и озабоченные, у Лучианы – испуганное.