Вдруг приходит Матвей Иванович и говорит:

— Что за тарарам?

Я сказал:

— Какой это тарарам?

А он говорит:

— Почему кричали? Почему топали? Почему стулья повалены?

И я боялся говорить. А всё-таки сказал, что это не я, а это козочка. Матвей Иванович сказал:

— Какая козочка? Где же эта козочка?

А тут пришла Маруся. А Матвей Иванович говорит:

— Это ты такая коза, что все стулья поваляла?

А потом посмотрел на пол. И пальцем стал в пол показывать. И стал говорить:

— Ось, ось!

И мы тоже с Марусей посмотрели. А это на полу видно было, там козочка ножками настукала, когда прыгала. Прямо маленькие дырочки остались. Матвей Иванович сказал:

— Тут козлёнок был. Это ты, Маруська, привела?

И стал на Марусю пальцем грозить.

Я сказал, что я очень плакал и очень просил, чтоб козочку.

Матвей Иванович сказал, что не нужно козочек сюда носить. А завтра я пойду и увижу всяких. И барашков маленьких, и козочек, и самого большого козла, и ещё всяких птиц: индюков и гусей. И потом есть чёрный петух, так он прямо с меня ростом.

И ещё есть курочки, очень маленькие. Они такие маленькие, как ворона. Как будто игрушечные. А они настоящие и яички несут настоящие, и что он подарит мне одну такую курочку и одного такого петушка. И я их с собой в Киев возьму.

А что сейчас пусть лучше Маруся принесёт мне кошку, чтоб я с кошкой играл. Маруся сейчас уйдёт. Её бабушка зовёт, потому что спектакль начинается.

На дворе вдруг запели. И музыка заиграла.

А Матвей Иванович закричал:

— Пришли! Пришли!

И побежал из комнаты и Марусю толкнул, чтобы тоже бежала. А я стал в окно смотреть и там увидал, что пришли с флагами. С красными. Очень много людей.

Они пришли, как красноармейцы: все рядами, рядами. Они стояли на дворе и топали ногами на месте. Они, наверное, хотели идти, а уже никуда нельзя было идти.

Потом они кончили петь и вдруг все перестали топать. А стали говорить и смеяться. Там были девочки побольше Маруси. И у них были на голове венки и ещё ленты всякие: и красные, и зелёные, и синие. А потом на шее были бусы. И бусы очень блестели, потому что очень солнце светило.

А самое красивое не бусы, а флаг. Там был очень большой флаг, и на нём было золото нашито. И всякие буквы и ещё картинки вышиты.

Мне бабушка потом говорила, что это она научила так вышивать и что это знамя. А потом открыли дверь в едальню и понесли туда это знамя. И стали входить, у которых трубы. Это они играли. Это — музыканты. А потом стали входить все. И на дворе никого не стало. И мне нечего стало смотреть. А Маруся мне кошку не принесла, потому что Матвей Иванович сразу увёл Марусю на спектакль.

Я захотел немножко попрыгать, как козочка. Сначала немножко выходило, а потом я устал.

Потом я стал топать и петь и гудеть музыкой, как те, которые пришли спектакль смотреть. Я немножко погудел. А потом лёг на кровать, и мне стало скучно, — зачем я один. И зачем Маруська кошку не принесла.

Я пошёл потихоньку вниз по лестнице. А потом на двор. На дворе была только собака, она лежала и язык высунула, потому что ей жарко. Она на меня посмотрела. И не стала кусать. А опять стала лежать.

Я взял и пошёл прямо к едальне. Я хотел через окно увидеть спектакль. Я полез к окну, а там всё равно ничего не видно. Потому что на окне сидели дяди. И они не видали, что я хочу посмотреть. Я не хотел ничего говорить, потому что боялся, что бабушка узнает. Она мне сказала, чтоб я никуда не выходил. Я сел под окном. Окно было открыто. И мне всё было слышно, как кричат генералы.

Потом пришли к окну ещё мальчики и девочки. Немножко побольше меня, очень много. Они тоже слушали, а им рассказывали всё про спектакль. И они тоже боялись, что старичка убьют. Потому что генералы очень на него кричали.

А я им говорил, что не надо бояться, потому что придут партизаны и матрос победит.

Вдруг из дверей вышла бабушка и сказала:

— Фу, как жарко! Надо свежим воздухом подышать.

Я испугался и запрятался за мальчика.

Вдруг бабушка говорит:

— Ой, надо посмотреть, что там Алёшка делает! Он, бедный, там один сидит.

И очень быстро пошла. А меня там нет, а я здесь. Я не знал, что делать. Я совсем присел за мальчика. А потом вдруг вскочил и побежал что есть силы. И закричал:

— Бабушка!

И вышло очень громко. И я ещё закричал:

— Не надо! Я не буду! Не буду!

А бабушка испугалась и сказала:

— Фу ты, какой сумасшедший! Я думала, ты из окна вылетел.

А потом сказала:

— Что ж, тебя на ключ запирать, что ли?

И спросила:

— Ты ничего не ел?

Я сказал, что «честное слово — ничего».

Бабушка сказала:

— Ну и хорошо.

Бабушка взяла меня за руку и повела, где спектакль. А там у ней в уголку стояло пианино. И она сказала, чтоб я сидел около пианино и никуда не уходил.

Я видел, сколько людей сидело, чтоб смотреть спектакль. И в бусах. А потом в рубашках, очень вышитых.

Им всем было очень жарко. А они всё равно на спектакль смотрели и хлопали. Когда они все захлопали и закричали, мне стало очень страшно. А потом я тоже хлопал и тоже кричал.

Потом Маруся говорила, какой сегодня праздник, и тоже все хлопали и кричали «ура».

Потом все встали и запели, и музыканты заиграли на трубах.

А когда кончили петь, все стали кричать:

— Марья Васильевна! Марья Васильевна!

Матвей Иванович пришёл и взял бабушку за руку. И заведующий пришёл и взял бабушку за другую руку. Все очень шумели. А бабушка сказала:

— Алёшка-то, Алёшка где? Алёшку не задавите.

Матвей Иванович взял меня под мышки и понёс. И мы пришли на сцену. И все стали смеяться. И хлопать. А Маруська прибежала и стала надевать на меня венок. А венок провалился и стал у меня на шее, как бусы. И опять все смеялись и хлопали.

А потом Матвей Иванович говорил, что бабушка очень хорошая и очень хороший спектакль выдумала. И все очень хлопали. А потом он сказал, что я очень плохой, потому что из комнаты убежал.

И опять все хлопали и очень смеялись.

На другой день мне бабушка давала варёную курицу, и я пил бульон из курицы. И ел сухари. Это в нашей комнате мы ели. Бабушка ела помидоры и ела хлеб с маслом и пила чай с вареньем.

К нам пришёл Матвей Иванович и сказал:

— Идёмте смотреть поросят.

А бабушка сказала, что она никуда не пойдёт, потому что вчера очень устала. И будет теперь отдыхать. А завтра мы поедем.

Матвей Иванович сказал:

— А я Алёшку обещался сводить.

Бабушка сказала:

— Пускай идёт. Только ничего ему не давайте есть. Я сама ему дам.

Матвей Иванович взял меня за руку и сказал:

— Ну, хоть просить будешь, всё равно не дам.

И мы с ним пошли. Мы не очень далеко пошли. И пришли на другой двор.

Я сразу услышал, как свиньи храпят. Это они хрюкают. А выходит, будто они носом дёргают и у них насморк. А поросята визжат. Очень тоненьким голосом: «Виу, виу, виу». А свиньи хрюкают: «Хры, хры, хры». Они хрюкали, а я ни одной не видел. Я потому не видел, что они за заборчиком. У каждой свиньи есть маленький дворик и дверь. А дверь идёт прямо в сарай.

Свинья там живёт, в сарае. А гулять выходит во дворик. Только она из дворика никуда уйти не может, потому что кругом заборчик. А рядом опять дворик. И тоже дверь в сарай. Там другая свинья живёт. И таких двориков очень много. Потому что много свиней.

Матвей Иванович поднял меня, поставил на заборчик и держал, чтобы я стоял.

А там была свинья. Очень большая. И у ней были маленькие поросятки. Свинья лежала, а поросятки ей сосали живот. Они оттуда молоко высасывали. Поросятки очень чавкали. И мордочками не давали, дрались, кому сосать. Они очень были розовые. И совсем маленькие.