– Черт, черт, черт! – произнесла женщина с родимым пятном, когда пласт чуть провис в середине.

Еще одна кинулась его спасать. Наступали друг другу на ноги, кричали: «Осторожнее там!», «Вот, вот, смотри!».

Никто не засмеялся и даже не улыбнулся, пока мягкий пласт не оказался на большом противне. Все получилось хорошо, пласт нигде не треснул и не разорвался. Это было просто чудо.

– Ура! – закричали в публике.

Женщины ответили радостными улыбками, аккуратно убирая тесто с краев противня. Потом его закрыли листами пекарской бумаги, а сверху положили груз – глиняные круги. И вот рабочие подняли противень и поставили в печь.

– Печь будем десять минут, – спокойно сказала Нора, как будто вовсе не удивляясь, что они зашли так далеко. – А в это время наши умелые мамочки сделают меренгу.

Женщины вернулись к столам и принялись взбивать белки, понемногу добавляя в них сахарную пудру.

От печи под тентом стало жарко. Алиса чувствовала, как пылает лицо и под волосами собираются капли пота. В воздухе поплыл запах выпечки. У нее разболелась голова. Она подумала, не простуда ли это.

Запах пирога вызывал в ней какое-то воспоминание. Только это было что-то большое, огромное, как плат теста, который они сделали. Слишком большое для одного человека.

– Как ты себя чувствуешь? – Перед Алисой появилось озабоченное лицо Мэгги.

Под аплодисменты из печи вынули готовый корж. Он получился золотисто-коричневым. Сняли пекарскую бумагу и керамические круги, а на пласт положили слой начинки лимонно-желтого цвета. Сверху пирог покрыли меренгой. От радости, что все закончилось благополучно, женщины развеселились, как школьницы, выкладывали белоснежную меренгу поверх начинки и деревянными ложками делали из нее белоснежные шапки.

Снова засверкали вспышки камер.

– Алиса! – произнесла Нора в микрофон. – Ну как, одобряешь?

Алисе казалось, что все вокруг обернуто каким-то тонким материалом вроде газа. Перед глазами все расплывалось, во рту как будто лежал комок ваты. Чувство было такое, словно она только проснулась и старалась выбросить из головы увиденное во сне. Моргнув, она сосредоточилась на пироге.

– Подровняйте, пожалуйста, меренгу вон в том углу, – попросила она и удивилась, услышав, что голос звучит совершенно нормально.

Какая-то женщина поспешила выполнить ее просьбу. Алиса кивнула Норе.

– Итак, леди и джентльмены, ставим пирог в печь! – произнесла та.

Муж Мэгги дал сигнал водителю погрузчика. Все внимательно следили, как тот поднял громадный пирог и аккуратно поставил в печь. Снова раздались аплодисменты.

– Четвертый класс предложил развлечь нас, пока пирог сидит в печи, – сказала Нора. – Как многие из вас помнят, наша дорогая Джина очень любила Элвиса Пресли. Когда она была занята готовкой, то всегда играла какая-нибудь его песня, и просто нельзя было заставить ее включить что-нибудь другое. Итак, четвертый класс исполнит нам попурри из произведений Элвиса. Джина, дорогая, это для тебя!

Раздался буквально взрыв смеха, когда в центре палатки появились целых тридцать маленьких Элвисов. На каждом были черные очки и белый шелковый комбинезон, расшитый сверкающими стразами. Учитель нажал кнопку, и дети принялись отплясывать в стиле Пресли под его «Hound Dog».

Женщинам, готовившим пирог, было негде сесть, и все они стояли, опершись о длинный стол. Некоторые уже сняли свои розовые фартуки. У Алисы ныли ноги – впрочем, не только ноги, но и все тело.

Какая эта песня… знакомая.

Да, ведь это же Элвис. Элвиса все знают.

Началась песня «Love Me Tender».

Все вокруг заполнил сладко-лимонный запах пирога. Невозможно было думать ни о чем другом, кроме лимона… меренги… пирога…

Какой этот запах… знакомый.

Да, ведь это же меренговый пирог с лимоном. Ты знаешь, как пахнет меренговый пирог с лимоном.

Но дело было не только в пироге. Этот запах что-то означал.

Лицо Алисы теперь уже пылало. Ей вдруг стало холодно, как будто она вышла на ледяной ветер.

Да, ей было нехорошо. Очень, очень нехорошо.

Она в отчаянии взглянула на публику, ища помощи.

Она увидела, как Ник спустил Оливию с коленей и поднялся.

Она увидела, как вскочил Доминик, озабоченно глядя на нее.

Оба заторопились вниз, к ней, переступая через ряды зрителей.

Играл «Jailhouse Rock».

Лимоном пахло все сильнее и сильнее. Запах плыл прямо в мозг, наполняя его воспоминаниями.

Да, конечно, конечно, конечно.

У Алисы подкосились ноги.

Как упала Алиса, я не видела, потому что как раз в этот момент вышла в туалет.

За палаткой стоял ряд синих переносных кабинок.

У меня открылось кровотечение.

Я успела подумать: «Вовремя». Я, значит, потеряю своего последнего ребенка в переносном туалете.

Отвратительно, но и смешно. Как моя жизнь.

– Здравствуйте!

Женщина, открывшая дверь, вытирала руки о запачканный мукой фартук и приветливо улыбалась, как будто Алиса была ее лучшей подругой.

Алиса не хотела идти сюда. Она вовсе не обрадовалась, когда эта женщина поселилась в доме напротив и на следующий же день постучалась к ним и пригласила Алису на ранний ужин с чаем. Вообще-то, сделать это вроде бы должна была Алиса, потому что она уже давно жила здесь. Она чувствовала себя виноватой, как будто эта женщина попрекнула ее незнанием этикета. И, глядя на Джину, Алиса ощущала, что вряд ли они сумеют сойтись. Слишком уж она громогласная. Слишком сверкает зубами. Слишком накрашена. Слишком надушена. Всего в ней «слишком». В присутствии таких Алиса чувствовала себя ничтожной букашкой. И что это еще за «ранний ужин»? Есть же простой, привычный чай после обеда.

Ужасно все будет, это точно.

– Привет, маленькая! – произнесла Джина и склонилась поприветствовать Мадисон.

Мадисон от стеснения вцепилась в ногу Алисы и спрятала лицо. Алиса терпеть не могла, когда она так делала. Она всегда полагала, что ребенок наследует неумение общаться от матери.

– Я совсем не умею обращаться с детьми, – сказала Джина. – Совсем! Вот, наверное, поэтому у меня никак не получается забеременеть.

Джина провела Алису по дому, а та старалась отцепить от себя Мадисон, которая никак ее не отпускала. Везде стояли еще не распакованные ящики.

– Это я должна была пригласить вас к себе, – сказала Алиса.

– Ничего. Мне ведь страшно хочется завести здесь друзей. Я, пожалуй, попробую соблазнить вас своим фирменным лимонным пирогом. – Она быстро огляделась и вошла в маленькую комнату, откуда договорила: – Ну, не в прямом смысле соблазнить, конечно!

– А жаль! – быстро, не подумав, откликнулась Алиса и глупо добавила: – Шучу, шучу!

Рассмеявшись, Джина провела ее в кухню. Там было тепло и сладко пахло лимонным пирогом. По стерео наигрывала мелодия Элвиса.

– По-моему, я сказала «ранний ужин», а не «вечерний чай», – вспомнила Джина. – Можем выпить шампанского. Хотите шампанского?

– Да, конечно, – ответила Алиса, хотя обычно не пила шампанского днем.

– Вот и хорошо! – Джина от радости затанцевала на месте. – Если бы вы сказали «нет», я ни за что не стала бы пить одна, а потом, знаете, легче становится, когда знакомишься с новыми людьми.

Она вынула пробку и достала два бокала.

– Мы с Майком приехали из Мельбурна. Здесь, в Сиднее, я ни души не знаю. Вот поэтому очень хочу хоть с кем-нибудь познакомиться. Майк все время работает до позднего вечера, и мне здесь очень одиноко.

Алиса подставила свой бокал и сказала:

– Знаете, в последнее время Ник тоже много работает…

– Алиса…

– Алиса…

Ник поддерживал ее с одной стороны, Доминик – с другой. Ноги у нее были совсем ватные.