Часто высказывается мнение, будто наши действия определяются не генами и клетками, а свободным волеизъявлением. Подобные взгляды не вызывают у меня симпатии, поскольку они слишком далеки от реальности. Хотя я понимаю, как трудно людям смириться с тем, как много в их судьбе определяется фактором наследственности.

Тем, кто со мной не согласен, я просто советую задуматься о различиях между мужчинами и женщинами. Вряд ли кто-то способен предположить, что все различия между ними лежат в сфере культуры. Мы же уже знаем, что лишь в течение короткого времени после зачатия человеческий эмбрион нельзя отнести к мужскому или женскому полу. Но затем у эмбрионов мужского пола появляются яички, которые начинают выделять тестостерон. Этот гормон воздействует на клетки эмбриона, активирует многочисленные гены, и это приводит в конце концов к существенным отличиям мужчин от женщин.

Если вы сомневаетесь в том, что гены предопределяют криминальные наклонности, вам не стоит читать далее, ибо доказано, что преступления с применением насилия совершают в основном мужчины, а не женщины. Существуют данные о доминировании мужчин в математике; в то же время у женщин, в отличие от мужчин, способности к языкам и пространственному мышлению обнаруживаются сразу в обоих полушариях мозга. Представляется, что тяга и любовь к детям у женщин являются врожденными, в то время как у мужчин эти качества следует воспитывать. Между мозгом мужчин и женщин существуют определенные структурные различия, что объяснимо с точки зрения эволюции, поскольку в деле воспроизводства потомства мужчинам и женщинам объективно суждено играть разные роли. У мужчин не существует эквивалента женского менструального цикла и его психологических и физиологических последствий.

Почему же естественная мысль, что гены играют такую важную роль в нашем поведении, сталкивается со столь сильным сопротивлением? Вероятно, причиной этому стала так называемая стандартная социально-научная модель человеческого поведения, основой которой является убеждение в том, что наше поведение определяются культурой и что мы рождаемся с мозгом — по сути своей чистым листом. В противовес этой модели в настоящее время формируется другая, которая исходит из того, что именно биологические особенности определяют функционирование человеческого мозга, но которая в то же время вовсе не отрицает важность непосредственного опыта и культуры.

Мы рождаемся с намного более совершенным, нежели думали раньше, набором функций мозга, все из которых запрограммированы генами. Вскоре после рождения мы овладеваем умением определять причины и следствия явлений в окружающем нас материальном мире, а это и отличает нас от животных — без этого качества люди не стали бы изготавливать орудия труда. Наша способность говорить подразумевает наличие особого высокоспециализированного отдела мозга; наше влечение к противоположному полу также требует развития особых отделов мозга. Многим из нас присущ врожденный страх перед змеями, однако ни один младенец — не важно, сколько раз предупреждают, — не испытывает страха перед электрической розеткой.

Необходимо понять, как гены программируют развитие мозга, дабы наделить нас конкретными особенностями мышления. Знания об этом были бы очень полезны. Если бы мы выяснили биологическую подоплеку криминальных наклонностей, появилась бы возможность предотвратить многие преступления. Если бы удалось выявить генетическую основу гомосексуальности, то это хотя бы уменьшило, по крайней мере у некоторых, ощущение родительской вины, а кое-кто смог бы сэкономить на оплате услуг психоаналитиков.

Главная нерешенная проблема в отношении нашего мозга — как он порождает сознание, как мы осознаем самих себя и свои чувства. Как, с помощью какого механизма клетки заставляют нас испытывать радость или горе? Эта загадка ждет ответа.

Подобно большинству других животных, мы рождаемся очень маленькими и затем растем. Причем рост начинается уже во время нашего эмбрионального развития. Хотя эмбрион и слишком мал по сравнению со взрослой особью, в которую ему предстоит превратиться, основные принципы строения нашего тела закладываются именно на эмбриональной стадии развития. Схема будущего тела человека в целом сформирована уже тогда, когда конечности и главные органы достигают всего лишь нескольких миллиметров в длину.

Части тела новорожденного ребенка вырастут в дальнейшем в разной степени, пропорции его тела изменятся, и, например, голова перестанет казаться такой уж большой относительно туловища. Рост каждой части тела в значительной степени программируется в клетках эмбриона на ранней стадии развития.

Человекообразные черты на стадии эмбрионального развития мы начинаем приобретать, когда эмбрион достигает 1,5 сантиметра в длину. В момент появления на свет наша длина составляет уже около 50 сантиметров. Затем мы вырастаем примерно до 180 сантиметров — при этом рост зависит от половой принадлежности. Расти человек перестает после достижения стадии половой зрелости.

Основной способ роста — это, разумеется, размножение клеток. Но важную роль играет также увеличение размеров самих клеток. Вспомним хотя бы, как увеличиваются нервные клетки и их отростки: после того как нервная клетка сформирована, она уже никогда больше не делится, однако она может очень серьезно вырасти. Точно так же никогда больше не делятся и клетки мышц, однако они увеличиваются в размерах и объединяются со специальными клетками, подобными стволовым, и все это для того, чтобы создавать более крупные мышцы. Третий способ роста — увеличение пространства между клетками, как это происходит с хрящами и костями.

Во всех случаях рост клеток и увеличение отдельных органов сопровождаются значительной гибелью клеток.

В определении степени роста клеток и их конечного размера важную роль играют как внутриклеточные механизмы контроля, так и получаемые клетками извне разнообразные сигналы. Роль внутриклеточных механизмов контроля хорошо демонстрирует пример развития селезенки. Если в эмбрион мыши на ранней стадии развития поместить несколько эмбриональных зачатков селезенки, то каждая селезенка будет в результате намного меньше нормальной. Общая же величина этих нескольких селезенок будет равняться величине одной нормальной селезенки. Это означает, что существуют постоянно циркулирующие по организму молекулы-ингибиторы, которые определяют, насколько большой вырастет селезенка. Подобные молекулы — факторы ограничения роста — могут вырабатываться и выбрасываться в организм самой селезенкой. Они будут замедлять дальнейший рост селезенки по мере роста своей концентрации, в результате чего величина селезенки будет зависеть от общих размеров живого организма.

Это столь же верно в отношении печени, и даже если удалить две трети печени взрослого человека, то она отрастет обратно до нормальной величины, поскольку уменьшится концентрация факторов ограничения роста, производимых ею. Способность печени к регенерации ярко иллюстрирует древнегреческий миф о Прометее. За то, что Прометей разгневал Зевса, он был обнаженным прикован к скале, и орел каждый день раздирал его плоть и клевал печень, которая за ночь вновь вырастала. Невольно возникает вопрос: не была ли известна древним грекам фантастическая способность печени к самовосстановлению?

Напротив, клетки некоторых органов, например клетки конечностей, жестко контролируют размеры этих органов, но при этом им нет совершенно никакого дела до того, растут ли рядом такие же органы или нет. Это столь же верно и в отношении вилочковой железы, которая имеется в единственном экземпляре (у человека она расположена в верхней части грудной клетки). Если пересадить в растущий эмбрион мыши несколько вилочковых желез от эмбрионов других мышей, то каждая из них вырастет до стандартных размеров.

Аналогичный механизм роста характерен и для поджелудочной железы, которая содержит клетки, выделяющие инсулин — важнейший гормон, обеспечивающий снижение концентрации глюкозы в крови. Если искусственно уменьшить количество клеток в развивающейся поджелудочной железе, то вырастет лишь маленькая по размерам поджелудочная железа. Представляется, что клетки растущей поджелудочной железы запрограммированы на то, чтобы совершить определенное, строго ограниченное число циклов деления. При этом не существует механизма контроля роста поджелудочной железы, который регулировал бы ее размеры сообразно общим размерам организма или же предусматривал возможность регенерации.