— Верно. Но я не хочу, чтобы она считала меня тупицей. Хватит одного уродства. Мне необходимо заранее знать весь материал, который вы будете давать нам на занятии. Тогда я не выставлю себя безнадежным дураком.

— Адриан, будь собой. Все пройдет замечательно.

— Быть собой? Вы забыли, что я чудовище? - Я пытался говорить спокойно, но слово «чудовище» выплеснулось из меня вместе с рычанием.

— Поймите, она впервые увидит меня при дневном свете! Она и так больше недели привыкала к новому месту. Мне не хочется показать себя глупцом.

— Ты умный и сообразительный. И ты вполне можешь быть с ней на равных, а не просто повторять услышанное от меня.

— Но в Таттл у нее были очень высокие оценки. Она добилась стипендии, чтобы учиться в нашей школе. Она училась, а я просто высиживал уроки. Мне не нужно было лезть из кожи вон, поскольку за мое обучение платил отец.

— С тех пор, Адриан, ты изменился. Я мог бы подыграть тебе, задавая вопросы полегче. Только сомневаюсь, что тебе это нужно. Ты смышленый парень.

— Вы так говорите, потому что вам хочется еще поспать!

— Мне действительно очень хочется поспать. Но я сказал это не для того, чтобы отвязаться.

Он потянул за ручку двери.

— А вы знаете, что сказала мне ведьма? Если я сумею снять заклятие, она вернет вам зрение.

Уилл остановился.

— Да. Вы были очень добры ко мне, и мне захотелось вам помочь.

— Спасибо, Адриан.

— Теперь вы понимаете, насколько мне важно добиться успеха? Дайте мне хоть какую-то подсказку, чтобы я сумел подготовиться. Знаете, что она мне вчера сказала? Если я окажусь тупицей, она будет заниматься с вами индивидуально. Вам нужна двойная работа?

Как ни странно, этот аргумент на Уилла подействовал, и он ответил:

— Хорошо. Прочитай внимательно пятьдесят четвертый сонет. Думаю, он тебе понравится.

— Спасибо.

— Но учти, Адриан: иногда нужно позволить и Линде проявить свой ум.

С этими словами он закрыл дверь.

Готовясь к приходу Линды, я поставил свой стул возле стеклянных дверей, выходящих в сад. Я целых полчаса прикидывал, где мне лучше сесть. Если на фоне роз, не будут ли они подчеркивать мое уродство? Но должно же быть в комнате что-то красивое, и раз я не тяну на красавца, нечего загораживать собой цветы. На дворе стоял июль, но я надел синюю рубашку с длинными рукавами (консервативный стиль от Ральфа Лорена), джинсы и спортивные туфли с носками. Чудовище-старшеклассник. В руке у меня был сборник сонетов Шекспира, и я в двадцатый раз перечитывал пятьдесят четвертый сонет. В качестве музыкального фона я выбрал «Времена года» Вивальди.

Стук в дверь мгновенно разрушил эту идиллию. Уилл еще не пришел, поэтому мне придется встать и явить перед Линдой свою уродливо-романтическую внешность. Но еще глупее было заставлять ее ждать. И потому я поспешил к двери, но не распахнул ее, а открыл с медленной торжественностью.

Сейчас, в ярком свете утра, я еще отчетливее видел, как Линди старается не смотреть на меня. Возможных причин было две: либо ее отталкивает моя звериная внешность, либо она считает невежливым глазеть на человека. Я не сомневался, что ее ненависть сменилась жалостью. Но как мне превратить эту жалость в любовь?

— Спасибо, что пришла, — сказал я, жестом приглашая Линду в комнату, но не смея до нее дотронуться. — Я поставил наши стулья у оранжереи.

Я хлопотал так, будто собирался принимать у себя королеву, а не разбирать сонеты Шекспира в обществе рыжей веснушчатой девчонки. В прежней жизни я бы палец о палец не ударил. Тогда я считал: достаточно, если я обратил на девчонку внимание.

Линди остановилась у стеклянных дверей.

— Ой, какая красота! А можно туда выйти?

— Конечно.

Я тут же протянул руку и открыл дверь.

— Прошу. Я еще никому не показывал свою оранжерею. Здесь бывали только Уилл и Магда. Я надеялся…

Я не договорил. Линди вышла в сад. Музыка Вивальди окутывала ее прозрачным покрывалом. Эта часть называлась «Весна». Линди ходила среди цветов под звуки скрипок.

— Как чудесно! Какой аромат! В твоем доме — такая роскошь!

— И в твоем тоже. Ты можешь приходить сюда, когда захочешь.

— Я люблю сады. После школы я часто приходила в Центральный парк, на Земляничные поля

[23]

. Садилась на скамейку и читала. Час за часом. Я не торопилась возвращаться домой.

— Я бы тоже сейчас с удовольствием там оказался. В Интернете я видел это место.

Раньше я много раз торопливо проходил мимо, не поворачивая головы. Сейчас я жаждал туда попасть, но не мог.

Линди склонилась над керамическим горшком с миниатюрными розами.

— Какая прелесть.

— Наверное, девушки предпочитают маленькие цветки. Мне нравятся ползучие розы. Они всегда тянутся к свету.

— И они тоже красивые.

— А вот этот куст… — Я склонился над кустом, посаженным неделю назад. — Розы этого сорта называются «Маленькая Линди».

— У всех твоих роз есть имена? — Линди не скрывала удивления.

— Не я их называл, — со смехом ответил я. — У садоводов принято давать имена выведенным сортам. И вот этот сорт кто-то назвал «Маленькой Линдой».

— Какие совершенные, какие хрупкие лепестки. - Линди потянулась к цветку, и ее рука случайно коснулась моей. Меня словно током ударило.

— На вид хрупкие, но очень сильные, — сказал я, поспешно отводя руку. — Они более стойкие, чем многие сорта чайных роз. Хочешь, я срежу тебе несколько штук? Поставишь у себя.

— Грех срезать такую красоту. Быть может… Она замолчала, гладя пальцами лепестки.

— Что ты хотела сказать?

— Быть может, я снова приду полюбоваться на них.

«Она сказала, что придет полюбоваться на розы! Быть может».

В это время в комнату вошел Уилл.

— Угадайте, кто здесь кроме нас? — спросил я его, словно и не было нашего утреннего разговора. — Линди. Она согласилась заниматься вместе со мной.

— Замечательно, — подыграл он. — Добро пожаловать, Линди. Надеюсь, с твоим появлением процесс учебы оживится. А то заниматься с одним Адрианом как-то скучновато.

— Конечно. Хорошему педагогу нужна хорошая аудитория, — сказал я.

Дальше я услышал то, что и ожидал услышать.

— Сегодня мы поговорим о сонетах Шекспира. Я думал, с какого начать, и выбрал пятьдесят четвертый.

— Линди, ты принесла сборник сонетов? — спросил я.

Она покачала головой.

— Тогда мы подождем, пока ты сходишь за ним. Правда, Уилл? Или воспользуемся одним на двоих.

Она по-прежнему смотрела на оранжерею.

— Конечно, одним на двоих. Зачем тратить время? Свой я принесу завтра.

Она сказала: «Завтра»!

— Хорошо, не будем тратить время.

Я раскрыл сборник на пятьдесят четвертом сонете и подвинул книжку так, чтобы она оказалась ближе к Линде. Я не хотел, чтобы она сочла это поводом сесть с нею рядом. И все-таки нельзя пользоваться одной книгой, сидя порознь. Я подвинулся к Линде. Если я вдруг коснусь ее, это будет выглядеть как случайность.

— Адриан, может, прочтешь нам сонет? — Предложил Уилл.

Он старался мне помочь. Раньше преподаватели всегда хвалили мое чтение. И этот сонет я прочел вслух столько раз, готовясь к сегодняшнему уроку.

— Да, — коротко ответил я и начал читать.

Прекрасное прекрасней во сто крат,
Увенчанное правдой драгоценной.
Мы в нежных розах ценим аромат,
В их пурпуре живущий сокровенно.

Наедине у меня получалось довольно гладко. Сейчас, сидя рядом с Линдой, я запнулся на словах «прекрасней во сто крат». Меня прошиб пот, но я продолжал читать.

Пусть у цветов, где свил гнездо порок,
И стебель, и шипы, и листья те же,
И так же пурпур лепестков глубок,
И тот же венчик, что у розы свежей, —
Они цветут, не радуя сердец,
И вянут, отравляя нам дыханье.
A y душистых роз иной конец:
Их душу перельют в благоуханье.
Когда погаснет блеск очей твоих,
Вся прелесть правды перельется в стих

[24]

.
вернуться

23

Strawberry Fields — мемориал Джона Леннона, названный и честь одноименной песни «Битлз». Расположен невдалеке от дома, где Леннон жил последние годы.

вернуться

24

Перевод С.Я. Маршака.