С этими словами он так дергает дверцу, что я удивляюсь, как она вообще не остается в его руке. Вот что значит прорвало. Впрочем, и я хороша. Помощью Норта пользуюсь, а в ответ только гордостью своей тычу. А ведь он объективно мне помогает, хотя рассчитывала я только на Стефа. Дорассчитывалась.

— Садись в машину, — заканчиваю я этот ужасный разговор.

Я не водила достаточно давно, чтобы передачи переключались рывком, но Норт не делает никаких замечаний. И, бросив на него очередной взгляд, я обнаруживаю, что он действительно заснул. Выходит, руль отдал мне не зря. Я не бужу его до самого приезда и даже потом позволяю себе пару минут полюбоваться. Во сне Ворчун кажется не таким колючим, но и расслабленным не выглядит. Быть может, это все неудобство позы. Или он попросту не способен переключиться из-за нервного перенапряжения. Норт — тоже человек, как бы странно это ни было.

Норт как чертово Стефаново кольцо. Вроде и есть у меня, но что с ним делать — непонятно. И еще хуже, что не поймешь, чего от него больше: пользы или опасности.

Я готова спорить, что если бы сейчас захотела вернуть Норта в свою жизнь, то у меня бы получилось. Не сразу, не без доли хитрости, но он все еще не может мне сопротивляться. Что-то бы у нас точно вышло. Увы, я не могу ему сопротивляться тоже. Несмотря на все препоны, меня безумно тянет к нему. До него я не влюблялась. Герри Гамильтон и в подметки ему не годится. Больше — Норт сделал меня другой. Настолько другой, что я потеряла связь с этой версией себя вместе с памятью о последнем годе жизни. Годе, в котором был Норт. Я вернулась к прагматичной, жесткой версии Тиффани. А сейчас снова жажду большего: свободы от общественного мнения, дружеского смеха и прикосновения любимых губ.

В этот момент я понимаю, что Норт уже не спит. И не просто не спит, он отрывается от спинки и тянется к моим губам. Я жду этого поцелуя, по-настоящему жду… и отворачиваюсь, как только он приближается, сама себя не понимая.

— И что это было? — Норт обдает меня арктическим холодом.

— Я… я не могу, — отвечаю я сбивчиво.

— Что же изменилось? — А здесь впору захлебнуться сарказмом.

Полагаю, он намекает на Стефана? Если бы. Попадись нам сейчас Стефан перед капотом, я бы его с большой долей вероятности переехала.

— Ты спал с девчонкой, которая похитила мою сестру, чтобы отвезти прямиком к моему убийце. Ты действительно победил. Я едва ли смогу это принять, несмотря на последовательность событий.

Норт резко откидывается назад. И совершенно неожиданно, несмотря на все прошлые злые и обидные слова, чертыхается.

— Сначала я хотел отомстить тебе. А когда узнал, что ты упала, думал, что после содеянного не заслуживаю большего, чем сучка Мэри. Спасибо, что с лихвой подтвердила это.

Сказав это, он вылезает из машины. Порывы откровенности Норта меня каждый раз пугают, потому что я понятия не имею, что с ними делать. И чувство вины его работает тоже… интересно. Трахнуть Мэри, а потом продолжить трахать Мэри, потому что Мэри такая сука, что самому тошно от того, что ее трахнул? А точно ли все так, а не проще? Трахнул, потому что хотел. И продолжил, потому что понравилось? Игры подсознания штука интересная, знаете ли.

Поправив волосы, чтобы дать себе время, я нервно выдергиваю ключи из зажигания и неминуемо толкаю дверь.

Как бы то ни было, извиняться я не буду. Душевные терзания Норта не отменяют фактов.

— Можешь занять кровать, — предлагает Норт, стоит нам переступить порог.

— Ты хотел выспаться.

— Как скажешь.

Вот ведь! Даже уговаривать не стал.

Я закатываю глаза и плюхаюсь на диван. Одна минута — и мне на голову приземляется уже знакомая подушка. Кажется, кто-то сильно обиделся на мой отказ. Но улыбка с лица стирается мгновенно и бесследно.

Я не должна улыбаться, поскольку моя сестра у похитителя. И до Норта мне дела тоже сейчас быть не может.

***

Я встаю в районе полудня. Разбитая, голодная и с мечтами о душе. В первую очередь — о душе. Может, не будь у Надин регламента на двадцать минут, я бы постеснялась занимать чужую ванну, но он есть, а я дико хочу смыть с себя напряжение прошедшей ночи. Уверенная, что Норт в колледже, я распахиваю незапертую дверь и застываю с открытым ртом, созерцая абсолютно голого хозяина квартиры. Единственное, что в нем прикрыто: подборок. Пеной для бритья. Но вместо того, чтобы тотчас выйти вон, я жадно оглядываю его с головы до ног. Дюйм за дюймом. И только потом, когда живот скручивает спазмом неуместного возбуждения, я осознаю, что делаю, и… наконец-то захлопываю дверь, из-за которой доносится отчетливый смешок.

Прислонившись к стене спиной, я прикусываю губу и закрываю глаза, чтобы веками, как ластиком, стереть вопиюще соблазнительное зрелище. Честно ли это вообще, что ему досталось такое тело в комплект к незаурядным мозгам? С закрытыми глазами впечатление оказывается внезапно ярче, потому что никакая другая картинка не отвлекает меня от воспоминаний о бронзовой коже, стянувшей тугие мышцы. И откуда-то берется дикая мысль вернуться и досмотреть порнофильм о том, как Норт бреется. Я даже примерно представляю, как этот фильм закончится: я буду сидеть голая на тумбе перед ним и слизывать языком остатки пены для бритья.

— Извини, я думала ты в колледже, — ну, хоть голос звучит достаточно спокойно. — Ты не запер дверь.

— Не имею такой привычки. И я пропустил занятия. После бессонной ночи толку от меня не будет. Решил, что едва ли один пропущенный день сильно пошатнет мой средний балл.

Пока пошатнулась только моя гордость от того, что я пялилась на Норта, как идиотка. Серьезно, будто впервые увидела его голым. Просто существуют, видно, зрелища, к которым нельзя привыкнуть. А ведь за год можно было бы подостыть. Подостыть...

Я накрываю ладонями грудь, делая себе мысленную пометку сегодня же съездить за бюстгальтером с самым толстым поролоном. Дыши, Тиффани и лучше всего думай только об одном Фейрстахе: Говарде. 

— Так и вижу, как судейская мантия трещит по швам, — отвечаю я, болезненно морщась, дабы отогнать лишние мысли. — Ммм, ты вчера не слышал разговор, но Стефан подтвердил, что в его доме прослушка и Бас слышал каждое наше слово. Якобы помог выманить. Как тебе?

Дверь распахивается и на пороге обнаруживается Норт в одних низко сидящих джинсах, из-под которых резинки белья отчего-то не видно. Зато пена для бритья еще на месте. И есть еще очень много кожи, к которой меня так и тянет прикоснуться. 

— Зайди, — бросает он коротко и возвращается к зеркалу. — Я не считаю, что Стефан неправ.

Он правда считает, что так выглядит сильно порядочнее? Я обреченно вздыхаю и прохожу в пропахшую Нортом ванную. Подавляя порыв то ли стукнуть Норта, то ли скользнуть под его рукой и прижаться к разгоряченной груди, я выбираю, разумеется, третий вариант: нейтральный. Наиболее разрушительный для моей психики.

— То есть нормально подставлять людей без их ведома?

Сделав очередное опасное движение бритвой, он морщится.

— Твои друзья понятия не имеют, с кем столкнутся. Как бы они придумали механизм воздействия на Баса?

Болтая, он не бреется, чтобы не порезаться. Такими темпами мы тут час проторчим.

— Заканчивай, тогда и поговорим. Я тоже хочу в душ. И завтрак. И понять, что мне делать с похищением моей сестры. Твое не в меру эротичное бритье не вписывается в мое плотное расписание.

Норт насмешливо приподнимает бровь.

— Приятно, что ты оценила, — однако сообщает он.

Может, напомнить ему, что я завралась по уши, бегала к его брату ночами и сделала вид для его отца, что залетела от Стефана и собираюсь за него замуж?

Дьявол, я была хорошей подружкой. Такой даже достоверного криминала не пришьешь.

Оставшись в душе наедине с грезами о своем бывшем парне, я старательно гоню их прочь вместе с негативом прошлого дня. Насильно пытаюсь переосмыслить то, что сделали близнецы. Сговорились или нет? Еще вчера я считала варианты выманивания Баса наивными, но оказалась не готова сообщить Басу о том, что мы знаем, кто он есть на самом деле. Думала, что в этом наш козырь. А Стефан взял и слил его, ни с кем не посоветовавшись. Я еще удивлялась его откровенности…