Я стираю рукой пар с запотевшего зеркала и вижу свою мрачную мину. Так-то лучше. Трезвая голова нужна мне сейчас как никогда.

— Что касается Стефана, — заявляет Норт, протягивая мне чашку с кофе. Он, слава богу, оделся, что не может не радовать. — Плану с Хилари он не помешал и не поспособствовал. Просто выиграл нам время и посмешил Баса детскими идеями его поимки — а они детские. Пусть недооценивает нас дальше. Сейчас мы переберемся в нормальное место и…

— Ты знал.

— Подозревал, что такое возможно. Но какая разница, если место выбрала ты сама? Лишь бы не тут и не со мной, ага?

Скрипнув зубами, я выхватываю у него кофе и делаю большой глоток. Механически отмечаю, что все в точности, как я люблю. Я бы сама не сделала лучше. Норт смотрит на меня с едва заметной улыбкой, будто знает, что я ищу любой повод прицепиться — и не найду.

— Почему ты думаешь, что твой отец не позволит Басу убить Хилари? — заговариваю я о том, что действительно меня волнует.

— Как минимум потому, что ему вовсе не нужны скандальные драмы, связанные с твоей семьей. Журналисты хуже полиции: докопаются куда угодно. Им платят за сенсации, а не за закрытые дела.

Я тру глаза. Что ж, мы с Нортом думаем в одном направлении, что приятно, учитывая, насколько высоко я ценю его дедуктивные способности.

— Она в безопасности, — повторяет Норт.

— Пока Бас подчиняется Говарду — быть может. Но все равно она пятнадцатилетняя девочка в глухом подвале без окон, и виновата в этом только я.

В этом месте Норт кривится.

— Может, и нет. Она может быть также с моим отцом или Мэри. Если честно, я склоняюсь к первому варианту.

— Уж лучше бы подвал.

Мы с Нортом обмениваемся далекими от доброжелательности улыбками, потому что представления о Говарде Фейрстахе у нас совершенно разные. Не понимаю, как Норт все еще его защищает, учитывая, что меня пригласили на спектакль не вальс станцевать.

— Твой отец хочет убить меня. И сделать это так, чтобы никто не заподозрил его участие, — говорю я, не отпуская взгляда Норта.

— Значит, придется заставить его передумать, — упрямится он. — Это не должно быть так уж сложно, учитывая, что есть как минимум четыре человека, которые знают, что он замешан.

— Как, черт возьми, ты договариваешься со своей совестью?! — не выдерживаю я и грохаю чашкой по столу, расплескивая кофе.

— Слушай, а какой у меня выбор, Тифф? — рычит он. — Для вас со Стефаном все только черное и белое, но он мой отец, а ты… — тут выходит наполненная смыслом заминка. — Кем бы ты ни была, я не готов позволить ему тебя уничтожить. Даже если для этого мне придется заставить тебя кровью подписать бумаги о пожизненном молчании в обмен на безопасность.

В этом месте мы оба замолкаем. Норт в каком-то смысле себе верен: ему плевать, что там происходит с миром, пока он в своей зоне комфорта. Совру, если скажу, что мне неприятно оказаться частью этой его зоны, но все-таки мы со Стефаном и нашей общей на двоих жаждой справедливости выглядим достойнее. Мне подписать бумажки недостаточно. Я хочу, чтобы Говард Фейрстах был уничтожен в политическом смысле.

И, если честно, я не должна сомневаться в Норте, потому что один раз он уже переступил границу, став на мою сторону. С Мэри.

— Мне следует поблагодарить тебя за то, что ты помог разобраться с Мэри? — негромко спрашиваю я, хотя память прекрасно иллюстрирует, каким образом Норт выбил из меня свое «спасибо». Жаловаться ему уж точно не приходится.

— А какие есть варианты? — приподнимает он бровь.

Варианты множатся, но на почве недавних потрясений в них слишком много пены для бритья. И не я одна это понимаю.

Момент рушит телефонный звонок.

— Да, мистер Райт, — мгновенно отвечает Норт, а я холодею. — Нет, Тиффани не пропала. Она здесь, со мной. Но Хилари не объявлялась, нет. Вам определенно следует обратиться в полицию. Отсчитайте сутки с момента исчезновения дочери и действуйте. Да. Нет, я говорю с точки зрения закона и никоим образом не в сговоре с собственным отцом.

На его лице написано подчеркнуто безграничное терпение, что вызывает у меня слабую улыбку. Неожиданно Норт кидает на меня подозрительный взгляд.

— Я могу дать трубку Тиффани, но я не уверен, что она ее возьмет.

Клянусь, в любой другой ситуации я бы разговаривать с отцом так скоро отказалась, но Хилари пропала. И пусть я зла, что папа не поверил мне на слово, это не отменяет тот факт, что ему хреново и подливать масла в огонь не следует. Не время.

Это как у нас с Нортом: все хреново, но мы пытаемся существовать в одной квартире ради благой цели.

— Да, — говорю я сипло, нервно натягивая рукава кофты на ладони. 

Затравленный взгляд блуждает по кухне и останавливается на Норте. Он — моя точка опоры, несмотря ни на что. И он пьет свой кофе так, будто этот день самый обычный, самый рядовой. Оперевшись бедрами о стол, в мятой футболке Led Zeppelin. Норт Фейрстах из моей прошлой жизни, Норт Фейрстах, каким знаю его я.

— Тиффани, почему ты не отвечаешь на звонки? — угрюмо спрашивает отец.

— Ты прекрасно знаешь, почему я не отвечаю, — выдыхаю я. — Я с тобой разговариваю только ради Хил.

— Это неправильно.

— Пап, — устало говорю я, с трудом подавляя желание подойти к Норту и прижаться щекой к его груди. Так мне стало бы намного легче. Увы, временно. — Давай сейчас не будем рассуждать о правильности. В общем, Хил похитил тот же человек, который столкнул меня с крыши. Он работает на Говарда Фейрстаха. Хилари им не нужна — только я. Поэтому ее отдадут в обмен на меня через три дня.

— Ты никуда не пойдешь! — рявкает папа.

— Тебе не удастся меня остановить. Ты даже не знаешь мой бостонский адрес.

Я намеренно не говорю, что он не знает бостонский адрес Норта. На меня накатывает усталость и беспомощность. Как бы то ни было, они вышвырнули меня в Бостон и только сейчас, когда опасность приобрела материальную форму, забеспокоились.

— Значит, придется приехать к тебе на работу!

С этими словами он первым сбрасывает звонок. От неожиданности такого поступка я дважды смотрю на дисплей, удостоверяясь, что действительно довела своего флегматичного отца до бешенства. И только потом отдаю мобильный Норту. 

— Знаешь, кинуть отца в чс было не худшей твоей идеей, — подводит итог Норт, силясь подавить улыбку.

— Заткнись! — рычу я и внезапно начинаю смеяться. Приходится напомнить себе о Хилари.

— Все будет нормально, — без вопросов понимает меня Норт и вытягивает руку, приглашая в свои объятия.

Если честно, я слишком обессилена, чтобы продолжать сопротивляться. Это полный сюр, но только сейчас, устроившись у его бока с чашкой остывшего кофе в руках, я впервые с момента падения чувствую себя дома.

Раздается дверной звонок.

— Это Бас? — спрашиваю я флегматично. — Твой отец? Мэри? Или еще какой страшный ужас?

— Не говори ерунды.

Он идет к двери — я не отстаю ни на шаг. Если там кто-нибудь из перечисленных персон, я достану из рюкзака пистолет, и все закончится здесь и сегодня. Но когда Норт открывает дверь, на пороге оказываются всего лишь Стефан, Джейден и Надин. Тоже есть в кого пострелять, в общем-то, но на моей безопасности это никак не скажется.

— Насчет страшного ужаса ты угадала, — комментирует Норт. — Что вы здесь делаете?

— Как вы втроем поместились на мотоцикл?

Вопросы мы с Нортом произносим хором, и он поворачивается ко мне с явным намерением проверить, все ли со мной хорошо. А со мной точно что-то не в порядке, потому что это явный перегруз. Мне нужно отдохнуть от творящегося вокруг дурдома. Наверное, меня настигли последствия травмы, жизнь в условиях напряжения каждого нерва и вообще, но я определенно теряю контроль над ситуацией, и это критично.

Когда все закончится, я продам чертово кольцо и спущу все деньги на отдых на каком-нибудь тропическом курорте!

— Так, ребятки, — бодро говорит Стефан. Он распихивает плечами нас с Нортом, проходит внутрь и жизнерадостно хлопает в ладоши. Единственный выглядит так, будто не строил теории заговора ночь напролет. Сказывается тусовочный опыт, однако. — А теперь мы садимся и разрабатываем нормальный план без лишних ушей и этого малышачьего бреда, который нам с братом пришлось слушать всю ночь.