— В таком случае, не пора ли позаботиться о том, чтобы вытащить отсюда наши задницы? — высказал весьма своевременную мысль стайный. В отличие от смертельно напуганных соратников он не утерял способность здраво рассуждать. — Валяй, колдун, начинай!
— Глупый ты Зубан, — зло оскалился маг. — Я тебя вытащу, а ты всем расскажешь о том, что это именно я похитил Сердце Безумного Бога. Сам посуди, ну для чего мне лишние неприятности на старости лет? Думаю, что будет лучше, если ты и твои недотепы станете законной добычей чудища. Не беспокойся, смерть ваша будет мгновенной. Никто из вас не почувствует боли. Каменный голем убийца а не пыточных дел мастер.
Тем временем монстр задрожал, лениво потянулся и неспешным шагом направился к группе замерших в ужасе ворлов.
Что же касается старика, он подхватил с земли заветный ларчик и забавной рысцой рванул в направлении заранее перенастроенной пентаграммы.
— Тварь, ползучая! — грозно прорычал стайный и хлестко без размаха метнул в убегавшего мага свой кинжал. Зубан был опытным воином и никогда не промахивался со столь близкого расстояния, казалось, оружие непременно вонзится в спину негодяя. Но какая-то неведомая сила изменила траекторию полета клинка, и он пролетел, даже не зацепив, убегавшего предателя.
Зубан хотел было подняться с земли, но не смог этого сделать, поскольку ноги ослабли и не желали подчиняться воле своего хозяина. То же самое случилось и с прочими ворлами. Каждый хотел поквитаться, с чародеем но никто из них не смог встать на ноги. В ответ на свои безрезультатные потуги они услышали лишь ехидные смешки убегавшего колдуна и тяжелый топот приближавшейся неминуемой смерти.
Добежав до пентаграммы, чародей на мгновение остановился, чтобы еще раз окинуть цепким взглядом поле будущего побоища. Все в порядке. Наивные соплеменники, опившись пойла с подмешенным в него магическим порошком, парализующим нижние конечности, беспомощны как младенцы. Каменный голем в двух шагах приближается к ним неумолимой громадой. Все схвачено, все на мази. К утру здесь будет ровная тщательно перепаханная поверхность, а голем с первыми лучами дневного светила превратится в недвижимую кучу щебня. Артефакт, конечно же, станут искать, но за это время он окажется в надежных руках, а взамен…
Старик встряхнул головой, чтобы отогнать радостные мысли и, оскалившись напоследок своим беспомощным соплеменникам самой злодейской улыбкой, шагнул в светящуюся, будто огненное око самого владыки Преисподней пентаграмму. И в самый последний момент до его слуха все-таки донеслись слова Зубана:
— Будь проклят, колдун! Чтобы тебе ни на этом, ни на том свете покоя не было! Пусть тебе…
Остальное он не услышал. Впрочем, будучи существом несуеверным, он относился с долей здорового скептицизма к сакральной значимости предсмертных проклятий. А зря. Ему ли как магу не знать, что гневное слово, сказанное перед неминуемой гибелью способно приобрести силу мощного заклинания.
Так и на этот раз получилось. Злость Зубана слегка повлияла на настройки пентаграммы. Не сильно так повлияла, но, что называется, глобально. Этот слабый энергетический всплеск тем или иным образом сказался во всех мирах необъятной Ойкумены. В одном мире, электрон ни с того ни с сего покинул назначенную ему самим Создателем орбиту; в другом — что-то побеспокоило спящего младенца, он открыл глазки, гукнул и сразу же заснул; в третьем — среди облаков сформировалась несимметричная снежинка, и так далее в том же духе. Каждое из означенных событий было, по сути, малозначимым происшествием, но вкупе они оказали мощное воздействие на судьбы многих и многих разумных существ гигантской Метавселенной. Но самое главное, этот незапланированный сбой вращения пресловутого Колеса Фортуны коренным образом поменял жизнь одного ничем не примечательного для окружающих землянина.
Глава 1
Если человеку было очень хорошо вчера, сегодня с большой степенью вероятности ему будет очень плохо.
Да, да именно вчера мне было очень хорошо. Мы отмечали…. А что же мы все-таки отмечали? Ах, да… встречу старых друзей. И угораздило же меня наткнуться на Толика Привалова, бывшего моего одноклассника, с которым мы не виделись… дай Бог памяти… лет десять или пятнадцать. Вообще-то никто ни на кого не натыкался. Толик откуда-то надыбал номер моей мобилы — наверняка у Натахи Беловой, нашей закадычной школьной подруги, которой до сих пор известно все и про всех ее бывших одноклассников — больше не у кого.
М-да, хорошо посидели. Как тот чудесный кабачок называется?.. «Русская Франция» или просто «Франция», кажется, нечто в этом роде. Вообще-то я не планировал надраться до состояния риз, но, как говорится, человек предполагает — Господь располагает. Хорошо, у Толика личный водила и парочка здоровенных лбов-телохранителей — доставили меня до места жительства в целости и сохранности. За Толика я не волнуюсь, при такой плотной опеке не пропадет. Не, это же надо, шалопай и баламут южнобутовский выбился в помощники депутата, парочкой «свечных» заводиков обзавелся и ваще, респектабельным мэном заделался — чуть что, пальцы веером: «Официант, почему pate maison зернистый или des gourmets сыроват?». Слова-то какие — «pate maison», «des gourmets»! А по мне и печеночный паштет и картошка в горшочке и этот… Chateau… de… нет, не вспомню точного названия, короче все было на высшем уровне.
Вообще-то, этим самым Chateau мы не ограничились. Вмазали ради понтов по фужеру, мол, французского отведать, коль во французском ресторане бухаем. Толик первым предложил перейти на более существенные напитки, ну я, конечно же, с радостью не отказался.
А под водочку и скованность пропала и преграды рухнули. Вспомнили школьные годы, ребят, девчонок, учителей наших любимых и нелюбимых также. Как курили на чердаке Толикова сарая и едва не спалили. Как дрались с парнями с соседних улиц. И еще много чего вспомнили. Затем поболтали за жизнь и все такое. Одного не помню — как улетел в полный аут.
Только не подумайте, что я каждый день вот так напиваюсь до потери пульса. Человек я слишком занятый, чтобы чрезмерно увлекаться алкоголем и вообще, не понимаю, как можно находить смысл жизни на дне бутылки. Предпочитаю бокал хорошего вина в приятном (желательно женском) обществе, но вчера, похоже, расслабился и потерял над собой контроль. Стыдно регистратору «Линии» так вести себя, впрочем, и не регистраторам также.
Не, молодец, Толян, вытащил, растормошил! Право молодец!..
И все-таки, как я ни старался оправдать свое теперешнее состояние, в глубине души оставалось подспудное ощущение, что во время вчерашних посиделок, что-то было не совсем так. Уж очень быстро я отключился. Здоровьем не обижен, меру свою обычно знаю и строго соблюдаю, но вчера, как будто меня подменили. Странно как-то.
Однако пора окончательно просыпаться. Через пятнадцать секунд зазвонит будильник, а через два часа я должен как штык предстать пред начальственные очи своего начальства. О Боже! Чего это я несу: «начальственные очи начальства»?! Не, с бодуна чего только не бывает и масло масляное и дерево деревянное…
Чувство времени меня не подвело — будильник подал голос ровно через пятнадцать секунд, и я наконец-то ощутил непреодолимую потребность открыть глаза. Но по заведенной традиции сначала протянул руку к изуверскому изобретению неведомого мне гения и накрыл его дланью, прерывая невыносимое для слуха пиликанье. Только после этого открыл сначала левый глаз, затем правый.
Все вроде бы как положено. Лежу себе на своем любимом раскладном диване. Раздет до трусов. Под одеялом и на простыне. Голова покоится на подушке. Окна плотно зашторены, правильно — нечего любопытным соседям за моей личной жизнью подсматривать — вон их сколько, а я — один в своем маленьком уютном домике.
Из благостного состояния легкого похмельного парения меня вывела острая головная боль, навалившаяся после того, как я всего лишь попытался оторвать голову от подушки. Одновременно ощутил во рту и горле такой дикий сушняк, что поневоле заохал и без сил рухнул обратно на свое теперь уже не очень мягкое и приятное ложе.