Весть о том, что меня, невиновного человека собираются подвергнуть самой изуверской казни, привела меня в состояние неописуемого ужаса. Однако очень скоро я пришел в себя, и в моей голове начали появляться разные вопросы.

— За что, Умберик, ты собираешься разделаться со мной? Разве я где-то перешел тебе дорогу или навредил каким иным способом?

— Ничего личного, сарг, — еще шире заулыбался маг. — Видишь ли, я сейчас всего лишь младший исполнитель и до старшего мне как медному котелку. Жалование мизерное, его едва хватает на прокормление меня и моей семьи. У меня нет влиятельного родственника в магистрате, богатого папочки и бездетного дядюшки-олигарха также не наблюдается. Сам понимаешь, материальных благ ждать мне не откуда. А тут сами пришли и попросили всего-то избавить мир от одного сарга, а за это мне обещано и ускоренное продвижение по службе и приличное денежное вознаграждение и еще кое-что, о чем тебе знать не полагается. А мне-то что, саргом больше, саргом меньше — вас в вашем занюханном мире и без того переизбыток. Так почему бы ни подсобить добрым людям, тем более себе во благо? По большому счету, ты должен гордиться, что за счет твоей никчемной жизни, пойдут в гору дела одного достойного лагорийца.

Вот же тварь! Иезуит хренов. Нет, не иезуит, фашист отмороженный: «саргом больше, саргом меньше». Еще советует для успокоения нервов тешить себя тем, что на моих костях вознесется храм его персонального счастья. Жалко, руки стягивают эти злосчастные хомуты, а тело надежно зафиксировано захватами. Я бы продемонстрировал этому коррупционеру недоделанному. Грохнул, чтобы другим неповадно было взятки хапать. А все талдычат, что местная инквизиция не берет на лапу. Бред. Цена вопроса, и самый неподкупнейший из неподкупных превратится в оголтелого хапугу. Интересно, сколько же ему пообещали?

«Брось, Лист! — мысленно одернул сам себя. — Тебя собираются устранить по-тихому, а ты всякой ерундой голову забиваешь — сколько пообещали. Да не все ли равно, сколько. Лучше ищи-ка выход из сложившейся ситуации».

— Ага, прям сейчас же и расплачусь от счастья, — проворчал я, и тут же сделал ему контрпредложение: — Послушай, Умберик, тебе, конечно же, известно, что я один из регистраторов. Зачем тебе ненужные неприятности?

— Риск — благородное дело, — ехидно ухмыльнулся дознаватель. — Кажется, именно так говорят на вашей Земле?

— Хочешь денег? Ты их получишь. Много.

— Глупый, сарг, — физиономия Умберика стала еще ехиднее, — Дело не только в деньгах. Помимо кучи империалов я получу нечто более ценное, впрочем, об этом тебе знать не обязательно.

Осознав, что договориться не получится, вывалил на лобастую лысую башку мага все, что я о нем думаю: — Сволочь ты, Умберик, и зачат ты нетрезвой шлюхой от пьяного вусмерть матроса! По этой причине мозгов у тебя, не больше чем у приговоренного на роль главного обеденного блюда куренка. Думаешь, моя смерть останется незамеченной? Уверяю, скоро тебя возьмут за задницу и начнут задавать не очень приятные вопросы. Как ты думаешь, твоим благодетелям оно надо, чтобы твой поганый язык начал молоть безумолку? Да тебя закопают в ближайшем от города лесочке, а может быть, распылят на атомы, как только ты со мной расправишься. Я бы на твоем месте незамедлительно отправился к Властителям Лмерку и Ротгеру и на коленях умолял спрятать тебя и твою семью в самом глубоком подземелье инквизиторских застенков.

— Закрой рот, сарг безмозглый! — громко заверещал и даже затопал ножками маг-дознаватель. Кажется, мое едкое замечание насчет портовой шлюхи и пьяного матроса здорово зацепило негодяя. — За твой болтливый язык я без сожаления передам тебя в руки палачей, к тому же твоя судьба решена еще до того, как твоя нога ступила на священную землю Лагора. — С этими словами он выдвинул один из ящиков стола, достал оттуда солидного вида бумагу с кучей печатей и замысловатых росписей, принадлежавших, без всякого сомнения, высоким лагорийским чинам и сунул мне под нос. — Это, коллега, мой пропуск в богатую и счастливую жизнь, а твой — в Нижний мир. Там у тебя будет предостаточно времени, чтобы порадоваться за младшего мага-дознавателя, который очень скоро станет обер-прокурором одного из районов столицы.

— Знаешь, Умберик, — я, наконец, осознал всю фатальную безвыходность своего положения, — ты глуп как пробка. — Как ни странно, вся кипевшая внутри меня злость, в мгновение ока куда-то бесследно подевалась. Осталось глубокая пустота и неизъяснимая тоска. Более всего я сейчас сожалел о том, что, едва встретив ту единственную, которую искал всю жизнь, приходится расставаться с этой самой жизнью. — Надеюсь, тебе не долго останется коптить небо после того, как ты со мной расправишься. Валяй, зови сатрапов, не могу больше смотреть на твою наглую рожу.

— Вот и чудненько! — потер ладошки дознаватель. — Тебя не станут держать в мрачных узилищах Инквизиции, сей момент тебя доставят куда следует, и незамедлительно приведут в исполнение вердикт суда. Система правосудия Лагора кое-кому может показаться излишне жестокой и скорой на расправу, но в этом имеется и своя прелесть — осужденному на казнь не нужно долго ждать, томиться в душевных муках и тешить себя бесплодными надеждами. И еще, скажу одну вещь, тебя запихнут на самое дно Низших миров, откуда никто и никогда не возвращался. Хотя… — Умберик многозначительно взглянул на меня и после интригующей паузы, излишне затянутой, на мой взгляд, выдал: — Ты можешь избежать столь ужасной участи…

— И что же от меня требуется? — с надеждой в голосе спросил я — все-таки насчет той самой пресловутой соломинки, за которую цепляется утопающий, народная молва ничуть не преувеличивала, хотя чего-либо хорошего от этого мерзавца ожидать вряд ли приходится.

На что дознаватель, победно улыбнувшись, продолжил:

— В моей власти отменить твою отправку в Нижний мир, но… — вновь затянутая пауза, — ты должен… как бы это поточнее сформулировать?.. Короче, мои покровители полагают, что пока ты находился в Лагоре, тебе кто-то активно помогал. Сдай подельников и еще, напиши подробный отчет о своей работе в «Линии» с именами всех известных тебе сотрудников, адресами их проживания и точными координатами филиалов.

Вот же сволочь! Ведь предлагает, а сам не верит в возможность моего предательства. А впрочем, может быть, на самом деле верит, поскольку искренне полагает, что все на свете имеет цену. В этом я с ним где-то даже согласен, только в данный момент дороже жизней моих друзей и соратников для меня ничего не существует, как бы высокопарно это ни звучало. Можно, конечно, попытаться потянуть время и сделать вид, что я согласен пойти на сотрудничество, но, к великому моему сожалению, это нереально. Долго водить за нос мага-дознавателя вряд ли удастся, а выгадывать столь неблаговидным образом секунды жизни — показать свою пусть мимолетную слабость. Пусть это ничтожество на моем примере убедится, что кроме шкурного интереса в мире существуют честь, достоинство и, не побоюсь этого слова, самопожертвование. Все, Лист, кажется, пробил твой последний час. Глупо умирать в самом расцвете лет, но выбора у меня нет. Точнее, есть, но он для меня неприемлем.

Свой ответ я сформулировал в краткой, но весьма обидной для Умберика форме, текст которой из соображений природной деликатности, пожалуй, опущу. Короче говоря, мой ответ был отрицательным.

Дальнейшие события слились для меня в один сплошной кошмар. Двое вызванных магом клыкастых парней подхватили меня под локотки и потащили куда-то по узкому длинному ярко освещенному коридору. Кажется, я кричал, что-то, пытался вырваться, войти в состояние боевого транса, но все было бесполезно. Мое тело как будто оплели невидимые нити, они буквально высасывали из моего организма жизненные силы, стоило мне лишь сделать попытку обратиться к своим экстраординарным способностям. Скоро мы оказались на ограниченном со всех сторон дворе. Там меня вновь посадили в самодвижущийся экипаж. На этот раз громилы не удостоили узника чести сидеть рядом с ними, а попросту бросили на изрядно загаженный рубчатый пол. Сами залезли следом. На переднее кресло рядом с водителем уселся сам Умберик. Похоже, младший дознаватель решил лично удостовериться в том, что приговор приведен в исполнение, чтобы на законных основаниях стребовать со своих нанимателей, причитающиеся ему «тридцать серебряников».