— Я охотно исправлю это, — заверил он. Она с вызовом посмотрела на него:
— В самом деле?
— Да. А если вы позволите сопровождать вас к столу, воспользуюсь случаем и постараюсь, чтобы вы лучше узнали меня.
— А как же то, что вы не знаете меня? — спросила она. Он шагнул к ней. Ее словно вуалью окутывал аромат жасмина. Он чувствовал исходящее от ее тела тепло.
— Но я знаю вас, — проговорил он, — знаю. Она вздрогнула и отступила.
— Нет. Вы не знаете.
В ее голосе слышался испуг, а он совсем не хотел пугать ее. И уступил…
— За ужином наверстаем упущенное.
Летги колебалась. На мгновение она показалась до боли беззащитной и растерянной. Но ее нерешительность скрылась под холодной маской.
— У меня есть предложение получше. Я не голодна, а вечер так хорош. Я еще должна взглянуть на знаменитый розовый сад миссис Бантинг. Не хотите ли составить мне компанию?
Летги бросала ему вызов, и Эллиот понял это. Он мог либо отпустить ее одну, что было недопустимо, ибо уже стемнело, либо пойти с ней, что тоже было недопустимо, ибо уже стемнело. Она была незамужней женщиной, а он неженатым мужчиной. И здесь был не Лондон, а Литтл-Байдуэлл, маленький провинциальный городок, где общество и правила приличия не изменились за последние полстолетия.
— Так как же?
— Может быть, мы найдем кого-то еще…
— Я не хочу искать кого-то еще, сэр Эллиот. И не желаю докучать вам. Пожалуйста, не позволяйте мне лишать вас ужина.
Летти напрашивалась на скандал. Он должен был отказать ей ради ее же пользы. Но таким образом он позво-; лил бы ей выйти из дома одной и стать жертвой всяческих <"домыслов.
— Не говорите глупостей, — мрачно сказал сэр Эллиот. — Я с радостью пойду с вами. Вот. — И предложил ей руку.
— Ах вы, льстец! — Она с улыбкой взяла его под руку. — Как я могу отказаться от такого предложения?
Он беспомощно покачал головой. Она была упряма, неосмотрительна и неисправима. Невзирая на безрассудство своего поступка, он успокоился. Может быть, эта неблагоразумная прогулка доставит ему удовольствие. У него было впечатление, что любой мужчина в обществе леди Агаты чувствовал себя так, словно ходил по натянутому канату.
Они прошла мимо немногих отставших гостей и направились к французскому окну — высоким стеклянным дверям, которые вели прямо в сад.
Деревья были окутаны сумерками, листья и трава утратили свой цвет и сливались с потемневшим небом. Он повел ее по дорожке, посыпанной гравием.
— Вы любите розы?
— Они красивы.
— У вас есть розовый сад?
Этот вопрос почему-то вызвал у нее смех.
— Единственные розы, которые я имела, были нарисованы на обоях, — пояснила она, затем добавила серьезным тоном:
— У меня нет времени заниматься цветами. Очень много дел.
— Жаль. И в то же время, — он помолчал, не спуская с нее глаз, — я не мог бы представить себе вас ухаживающей за розами.
— Не могли бы?
— Нет. Это выглядело бы слишком… — он искал подходящее слово, — показным занятием. Слишком светским.
— А я не светская женщина? — осторожно спросила она.
— Вы совершенно естественны, — так же осторожно ответил он.
— Вы снова удивляете меня, сэр Эллиот.
— Просто Эллиот, пожалуйста.
Она бросила на него быстрый взгляд.
— Эллиот.
— И чем же я вас удивляю?
— Обычно… О! Простите. Я не должна употреблять это слово по отношению к вам и себе.
— Какое слово? — не понял он.
— Мой дорогой мальчик, — притворно-нравоучительщм тоном произнесла Летти, — мы недостаточно давно знаем друг друга, чтобы между нами происходило что-то «обычное».
И прильнула к нему. Это было явно наигранное движение. Она не хотела близости, изобретательно и успешно использовав притворство, чтобы избежать ее.
Ее умение ускользать сводило его с ума. Эллиот буквально заставил себя вспомнить о беззащитности, которая до глубины тронула его сердце всего несколько минут назад.
— Так чем, вы говорили, я удивил вас? — спросил он, пытаясь не думать о ее груди, прижатой к его предплечью.
— Обычно я ожидаю, что джентльмен извинится за столь непозволительное замечание. Эллиот насторожился.
— Приношу извинения, если вы считаете, что я позволил себе слишком многое.
— Боже мой! — вырвалось у нее, неестественность исчезла из ее голоса. — Неужели вы всегда остаетесь прежде всего джентльменом? Неужели «что позволительно» и «что непозволительно» для вас важнее того, что вы чувствуете?
Вот оно. Наконец. Это Летти. Рядом с ним была реальная женщина. В ее голосе звучало разочарование. Ее слабая улыбка была печальной.
Он не ответил ей, не зная, что сказать. Ее вопрос был оскорбительным. Неужели она могла подумать, что он ценит хорошие манеры больше, чем чувства… но разве не так?
Разве в последние годы он не подчинял свои чувства разуму, холодной логике?
Она посмотрела на него долгим взглядом, затем с негодованием отвернулась и отняла свою руку. Ему следовало отпустить ее, чтобы она успела вернуться в дом, прежде чем их отсутствие будет замечено.
— Летти… — Эллиот схватил ее за руку, не давая отойти.
Она обернулась и, снова оказавшись рядом с ним, положила руку ему на грудь, где билось его сердце. Он наклонил голову, пытаясь разглядеть выражение ее лица. Мысли путались в его голове. Казалось, каждый его нерв осязал тепло ее ладони. Он ощущал прикосновение ее пальцев при каждом своем вздохе.
— Да?
Эллиот убеждал себя, что больше не целовал Летти потому, что не хотел, чтобы у нее появились какие-либо сомнения относительно его намерений, чтобы не дать ей повода оттолкнуть его. Но это лишь отчасти было правдой.
Он не целовал ее, потому что боялся. Боялся, что ее страстность, как искра, разожжет пламя, которое поглотит их обоих. Пять дней назад, когда она, слегка откинувшись, отвечала на его поцелуи, ему потребовалась вся сила воли, чтобы остановиться. Ему чудом удалось взять себя в руки, обратить все в шутку, но Эллиот не мог обманывать себя: в нем пробудилась страсть, ненасытная и опасная, словно проснувшийся зверь.
Он чувствовал ее. Сейчас. Здесь. Ночь была теплой, а по его телу пробегала дрожь желания, хотя ее рука почти не касалась его. Его, которого раньше никакое желание не заставило бы дрожать.
— Да? — тихо повторила она, он чувствовал ее дыхание. Он взял ее руку и отвел от своей груди.
— Летти. Нам следует вернуться.
— Следует ли? — Она поддразнивала его, он видел ее улыбку. Она освободила руку, и та, словно птичка в гнездо, юркнула ему под манишку, он ощутил ее пальцы на своей коже.
Его словно ударило электрическим током. Прикосновение потрясло его.
— Не надо. — Это было все, что он мог произнести, хриплая мольба против неодолимого искушения.
Она помедлила. На мгновение Эллиот подумал, что Летти уберет руку и останутся только взаимная неловкость и смущение. Она не убрала.
— Миссис Бантинг сказала, что у вас холодная натура.
— Боже мой! — Он не мог этому поверить. Она все глубже забиралась под его рубашку. Он опустил руки и сжал их в кулаки.
— И что вы — бесчувственный. Он лихорадочно искал слова…
— Пожалуйста, Летти.
— И она утверждала, что я интересую вас, потому что я дочь герцога, — чуть заикаясь, закончила Летти. Но это не имело большого значения. Он с трудом понимал, о чем она говорит. Всем своим телом, всеми чувствами он напряженно следил за движением ее руки. — Якобы то, что я дочь герцога, выгодно для вас.
Он услышал, как зашуршал шелк нижней юбки, когда она сделала еще шаг к нему.
— Она говорит правду?
— Нет.
Летти стояла совсем рядом, и он видел очертания ее губ, широкие скулы, четкий овал лица. Она откинула голову назад.
«Весьма неразумно», — подумал он. Сердце его громко стучало.
— Вы ведь не только интеллектуал? — Она обвела ногтем сосок на его груди. Он содрогнулся. — Да? — Ее губы скользнули по его подбородку.
Он схватил ее за плечи, прижал к себе и приник к ее губам.