Она почувствовала движение воздуха от поднятого занавеса и услышала шепот публики. Дождалась своей реплики и открыла глаза. Свет рампы ослеплял, а вокруг мелькали яркие краски, танцующие цыгане окружали ее.

Она играла эту роль более тридцати раз, и в душе понимала ее фальшь, банальную напыщенность и всю сентиментальность чуши, которой сама возмущалась. Но сегодня… сегодня…

Может быть, потому, что закрылась дверь перед ее самой большой надеждой… Может быть, потому, что Летти воочию увидела свидетельство его успеха и знала, что любит его так сильно, что способна даже отказаться от него… Слова арии, как в зеркале, отражали то, что она пережила в Литтл-Байдуэлле, то короткое, как сон, время, когда она была леди и ее любил джентльмен… И ее сон тоже оборвался, но не потому, что Летти была влюблена.

Какова бы ни была причина, она пела так, словно у нее разрывалось сердце, так, будто каждое слово было мольбой, каждая фраза звучала как умирающая надежда. И в то же время ее сон был так прекрасен, что даже воспоминания о нем наполняли ее сердце невыразимой радостью… и любовью.

Когда Летти закончила, никто в переполненном зале не шелохнулся. Все затаив дыхание смотрели на очаровательную женщину, стоявшую на коленях посреди сцены.

Тут двери в конце зала распахнулись. Удивленная неожиданным шумом, Летти вгляделась в темноту. Она ничего не увидела, но услышала взволнованный шепот публики и топот быстрых шагов. Шаги приближались к сцене.

И вдруг перед ней внизу за рампой появилась высокая фигура. Опершись рукой о край сцены, мужчина легко вскочил на сцену.

Это был Эллиот. Белый галстук сбился набок, а с темных волос стекала вода.

Дождь промочил его одежду, но глаза сияли из-под черных ресниц, а подбородок был упрямо вздернут. Она с изумлением смотрела на него. Он шагнул к ней. Публика затаила дыхание.

— Сегодня в пять часов я занял свое место в палате лордов и провел там все вечернее заседание, — негромко, но так, что слышал весь зал, произнес он. — Когда я вышел, я не нашел кеб, а ждать не хотел, поэтому прошу извинить меня за мой вид.

У нее перехватило дыхание.

— Прости мой внешний вид, — торопливо повторил он, — и сдержи свое обещание.

— Обещание? — Этого не могло быть. Актеры, находившиеся на сцене медленно отошли назад, оставив их одних на середине.

— Ты сказала, что я могу прийти к тебе, когда займу место в палате лордов, и тогда ты выйдешь за меня замуж.

Но… Должно быть, это сон. Наваждение. Его здесь нет. Он даже не написал ей ни строчки.

— Ты даже не написал мне ни строчки, — словно в бреду пробормотала Летти.

Он взял ее за плечи, нежно, но уверенно, и он совсем не походил на видение! Он был из плоти и крови, мужественный и сильный, он был Эллиотом, Боже мой!

— Я не решался. Знал: если я когда-нибудь увижу тебя, у меня не хватит сил или решимости держаться в стороне, а ты не согласишься ни на что, кроме самого лучшего, что я могу дать, и не только ради себя, но и ради меня. Поэтому я не писал и не приходил, но только Богу известно, какая это была мука. Ты должна избавить меня от нее! — потребовал он, его глаза сверкали страстью и обещали все, чего ей когда-либо хотелось. — Должна!

И, не в силах больше переносить страдания разлуки хотя бы еще минуту, барон Марч на глазах восьмисот зрителей заключил восходящую звезду сцены Летги Поттс в свои объятия.

— Ты должна выйти за меня. Дорогая моя, прекрасная, отважная Летги, — сказал он, понижая голос, так что только она могла его слышать. — А теперь быстро, пока я тебя не начал целовать на глазах всех этих людей, соглашайся!

Она улыбнулась, охваченная восторгом, опьяневшая от счастья, и осыпала поцелуями его подбородок, щеки, шею и губы.

— О, да, — ответила она. — Да, да, да!

Летги Поттс никогда не была глупой.