Старик, прикрыв глаза ладонью, чтобы увидеть зовущего, рассмотрел Мирко, а потом ответил неожиданно зычно, хотя ветер дул в противоположную сторону:
– Кто таков будешь?
– От Юкки-гусляра! – прокричал Мирко в ответ. К сожалению, голос у мякши не был звонок, и старик, приложив ладонь к уху, дал понять, что не расслышал толком.
– От Юкки-гусляра! – повторил Мирко, стараясь быть услышанным.
На этот раз колдун понял, кивнул, вроде даже улыбнулся, и, гаркнув в ответ:
– Добро! Жди! – снова удалился, за лодкой должно быть.
«Как же он с рекой-то справится? – усомнился мякша в способности старика совладать с быстрым течением. – Коли его уж кровь не согревает, раз он летом безрукавку носит, то и сила в руках, знать, не велика?» – размышлял парень.
Однако колдун оказался хитрее, чем предполагал Мирко. Скоро старик появился снова, уже сидя в лодке. Он действительно тяжело греб веслами даже по спокойной воде близ острова, так что предполагать, будто он сможет доплыть до Мирко, не будучи отнесен далеко вниз, было глупо. Колдун между тем догреб до той самой лужайки, куда он вышел первый раз, выбрался на берег и стал, повернувшись к мякше спиной, махать руками и звать кого-то. Вскоре из-за берез вылетела огромная иссиня-черная птица. Ворон, покружив над стариком, опустился на борт лодки. Мирко видывал, конечно, больших воронов, но этот оказался настоящим великаном. На расстоянии, конечно, немудрено было и ошибиться, но крыло птицы было с аршин, не меньше. То, что произошло в следующие мгновения, Мирко запомнил на всю жизнь. Мякша знал, что вороны на диво умные птицы и умеют многое, что другим пернатым недоступно, но такого он еще не видывал. А старик, забравшись снова в лодку, вытащил оттуда моток тонкой, но – Мирко знал это – чрезвычайно прочной веревки. Ткань, из которой ее плели, привозили из таких далей, проходила она через множество рук и стоила очень дорого. Должно быть, брали ее где-то на самом краю мира, куда одному человеку и не дойти – жизни не хватит. В шитой из этой ткани одежде не заводились никакие паразиты. Но чудо-то было не в ткани, а в том, что колдун, потрепав по крылу птицу и сказав ей какие-то слова, взял один конец веревки и протянул его ворону. Тот наклонил голову, соображая, потом привычным движением, слегка потеребив, будто на прочность испытывая, веревку клювом, схватил конец, взмахнул крыльями и, сначала тяжело, делая широкие взмахи, поднялся в воздух, а потом все стремительнее, удерживая веревку в клюве, полетел к Мирко. Какие-то тридцать-сорок сажен для такой могучей птицы были делом пустяшным, и веревка, другой конец которой оставался у колдуна, быстро разматывалась. Достигнув Мирко, ворон замедлил полет, замахал опять часто крыльями, вытянул для посадки мощные когтистые четырехпалые лапы и опустился на траву. Пори, все это время с недоумением наблюдавший происходящее, опомнился и с лаем кинулся на ворона. Мирко хотел было осторожить пса, но дело решилось и без его участия. Ворон и не собирался суетиться, бестолково, как курица, хлопать крылами и вообще спасаться бегством. Бросив в траву доставленную по велению хозяина веревку, завершив тем самым должное, он проворно повернулся к подлетевшей собаке, распахнул крылья, взъерошил перья на затылке и, разинув клюв, издал грозное предупреждающее: «Кр-р-ра-а». Черное око птицы-волота оставалось по-змеиному недвижным, но в нем светился такой разум, какой не у всякого, даже пожившего человека встретишь. Пес, увидев сильного соперника, закружился, заюлил вокруг, пытаясь ухватить того зубами, да без толку. Ворон не только защищался – он, каркая громко, наскакивал на собаку, бил его сильными крыльями и загонял к кустам. В конце концов, совершив молниеносное движение клювом, ворон достал-таки Пори по лбу. Пес отскочил, как ошпаренный, обиженно поджал хвост и, заскулив, спрятался за спину Мирко, прося у него защиты. Ворон хотел было еще разок, для верности, проучить собаку, но тут неожиданно показал свой нрав Белый. Конь загородил пса и стал рыть землю передним копытом. Справиться с таким соперником ворон уже не мог: получать удар копытом по крылу он совсем не рассчитывал, а потому, каркнув сердито, снялся с места. Сделав круг, птица полетела обратно к колдуну и, преодолев путь над рекой, села на борт рядом со стариком. Тот похвалил ворона, затем привязал веревку к железному кольцу на носу, вынул из уключин весла и сложил их в лодку, а сам вышел на остров.
Мирко же, сообразивший сразу, что надо делать, начал осторожно тянуть свой конец веревки: он боялся, что тонкая веревка все-таки не выдержит напряжения, лопнет. Но она не подавала никаких признаков слабости, и вот крепкая деревянная лодка с парой весел ткнулась в берег. Ворон сделал свое дело.
Теперь надо как-то переправить коней. Мирко только вздохнул, представляя, что ему предстоит три раза идти туда и обратно, борясь с могучим потоком.
Он снял с коней лишнюю упряжь, бросил в лодку сумы и короб, разулся и завел в воду Белого. Вода Смолинки была холодной, но не ледяной. Человек и тем более здоровый и выносливый конь могли продержаться в ней долго. Белый понял, что ему предстоит плыть. Он не противился, только подрагивал от возбуждения. Мирко позвал Пори, и тот, еще не пришедший в себя после трепки, полученной от ворона, помявшись немного, запрыгнул в лодку. Все было готово к переправе, но как же не хотелось натирать себе мозоли! Он, конечно, мог бы переплыть реку, держась за шею коня, но не был до конца уверен, что вороной и гнедой последуют за ним так же, как они сделали это на лестнице. К тому же Мирко опасался за сохранность поклажи. Ладони уже зудели, предчувствуя тяжкую работу, но тут произошло второе чудо: колдун явил свою истинную мощь! Вот уж об этом Мирко никому не рассказывал: все равно не поверили бы. Он уже взялся за весла, как вдруг что-то заставило его обернуться на колдуна. Тот, выпрямившись, крепко стоял у самой кромки воды, держал над потоком на вытянутых руках лист какого-то растения, должно быть папоротника, и, глядя перед собой, словно видя невидимое, говорил. Мирко налег на весла, лодка тронулась. Белый, которого он привязал к лодке веревкой, поплыл следом, мощно загребая копытами. Сила потока была велика, это чувствовалось сразу. Мирко приходилось держаться почти встречь течения и грести изо всех сил, потому продвигался вперед он совсем медленно. Колдун, которого краем глаза Мирко видел, договорил и опустил руки. Зеленый лист мягко опустился на воду, река подхватила его и… И тут же Мирко ощутил перемену в течении: оно стало замедляться и вскоре сделалось таким, как в чинной и степенной мякищенской Плаве. Как по мановению руки – да так оно и было! – потеряли силу тугие струи, иссякло рвение быстрины подхватить и нести на себе вперед все, что в нее попадет случайно или дерзнет противостоять ей. Река смирилась, покорная чьей-то большой и сильной воле, словно опытный объездчик крепко взял под уздцы и приструнил молодую горячую лошадку.
Мирко, не веря такому чуду, продолжал грести, и остров стал приближаться с каждым взмахом весел. Река оказалась, правду сказать, несколько шире, чем он прикидывал, стоя на берегу, но это не имело теперь никакого значения. Разом исчезли куда-то утомление и усталость от бессонницы и долгого пешего хода. Лодка так и скользила вперед, рассекая податливую, сонную смоляную воду, пока берега зеленого острова не встретили ее.
Пори выпрыгнул на берег первый, но, завидев своего врага ворона рядом с колдуном, поостерегся и стал дожидаться, пока хозяин отвяжет Белого и выведет его на берег. Но колдун не дал ему возиться долго. Повелительно раздался сильный, совсем нестариковский голос:
– Кликни коней, парень! Да поскорее! Река долго не простоит!
Мирко мигом сообразил, в чем дело, и, повинуясь привычному свисту, гнедой и вороной с шумом влетели в воду и поплыли к нему, мощно загребая ногами. Кони, видно, переволновались, когда остались одни на берегу, поэтому торопились так, что на остров успели выбраться как раз вместе с Белым.
