Ты должен переправить эту информацию в Вашингтон. Узнав, что меня предали, я хотел спокойно отправиться на тот свет и почивать с миром. Однако, раз уж ты здесь и слушаешь мое послание, значит, дело приняло скверный оборот, и мирно спать я уже не могу.

Так или иначе, я хочу забрать кое-кого с собой. Ты уж проследи, Джеймс, чтобы эти люди не отвертелись. Как проследил в моем случае. Отправь их всех к праотцам. Только без той жалости, которую ты проявил, убивая меня».

Диктофон еще немного пожужжал и замолк. Только тогда Джеймс решился посмотреть на лицо Энни, залитое лунным светом.

Услышанное настолько ее потрясло, что она словно окаменела. Боже, какая горькая ирония! Именно к нему, к Джеймсу, она обратилась с отчаянной мольбой найти и разоблачить убийцу ее отца. К нему — к безжалостному и кровавому палачу — она прибежала с просьбой о помощи! Больше того — она отдалась ему душой и телом, а он, как и предупреждал, спокойно принял все предложенные дары. Все, что у нее было. И теперь Энни казалось, что от нее не осталось ничего, кроме пустой оболочки, ожидавшей, когда Джеймс покончит и с ней…

— Что ж, Энни, — с неожиданной мягкостью произнес Джеймс. — Я ведь честно предупреждал, что правда тебе не понравится. Не так ли?

— Так.

В глубине души Энни даже поразилась, что нашла в себе силы ответить. А Джеймс внезапно поднялся и, размахнувшись, с силой запустил диктофончик в каменную стену. Черная пластмассовая коробочка разлетелась вдребезги, а змейкой выскользнувшая из нее узкая пленка заблестела в серебристой лунной дорожке, словно струйка крови.

Меж тем ветер неумолчно завывал на все лады, словно в едином зловещем хоре слились голоса сотен бэнши. Под сильным порывом длинные темные волосы Джеймса разметались по лицу, скрывая от Энни глубокую печаль и скорбь в его глазах. Когда Джеймс молча протянул ей руку, Энни не посмела ему отказать и оперлась на нее. Бежать было все равно некуда.

Внизу, в городе, в одном из узких проулков, они увидели оставленную кем-то машину. Джеймс проник в нее с такой легкостью, словно имел ключи, быстро закоротил проводки зажигания и кивком пригласил Энни садиться. Судя по всему, он ни секунды не сомневался, что Энни послушается. Так и вышло.

— Пристегнись, Энни, — сказал он.

Энни с трудом подавила в себе приступ истерического смеха. Она не сомневалась, что через несколько минут, отъехав куда-нибудь подальше, Джеймс убьет ее, как убил и Уина. Сделает он это так, как просил ее отец: быстро, безболезненно и без тени сомнения.

Энни пристегнула ремень. Чувства ее словно омертвели, канули в темный бездонный туннель, откуда не было возврата. Она безучастно взирала, как Джеймс сосредоточенно управляет автомобилем, и вдруг, неожиданно для себя, почувствовала необъяснимый прилив любопытства.

— Почему вы так долго ждали? — спросила она. — Почему все это время терпели мое присутствие?

— Потому что ты была ключом к разгадке многих тайн, — ответил Джеймс, даже не взглянув на нее. — Хотя и сама об этом не догадывалась.

Энни кивнула, молча принимая эту правду. Она понимала, что проку от нее больше нет. Даже если бы она и не прослушала это убийственное послание с того света, Доктор Смерть непременно ликвидировал бы ее. И ему даже не придется посещать больного на дому. Больной обратился к нему сам…

Они выехали за город, и вскоре вокруг сомкнулась тьма. Энни вдруг почувствовала, что не может больше молчать.

— Как вы это сделаете, Джеймс? — спросила она.

Он надолго задумался. Потом произнес:

— Я еще не решил.

— А есть у вас излюбленный метод? — не унималась Энни. — Скажем, выстрелить человеку в затылок и сбросить тело в овраг? По-моему, сейчас это должно вполне вас устроить. Пока мой труп найдут и опознают, вы уже будете в Штатах.

— Если его найдут, — уточнил Джеймс.

— Ах да, конечно. Об этом я не подумала. Кстати, скорбящих по мне будет раз, два — и обчелся. Отец содержал меня почти в полной изоляции, близкими друзьями или подругами я так и не обзавелась. Так что вряд ли мое исчезновение скоро заметят. Мартин разве что… Между прочим, вам ведь придется каким-то образом объяснить ему, куда я подевалась.

— Это верно, — бесстрастно промолвил Джеймс. — Мартин, конечно, заметит.

— По-моему, прошлой ночью вы неплохо поорудовали ножом, — сказала Энни, уже с трудом заставляя себя продолжать эту игру. — Конечно, при прочих равных условиях я предпочла бы, чтобы меня вы прикончили как-то иначе. Нож, наверное, убивает не сразу. Это болезненно, да и кровищи слишком много.

— Договорились, — произнес Джеймс. — Нож исключаем.

— Но удушение меня тоже не слишком привлекает, — добавила Энни после некоторого раздумья.

— Я и сам недолюбливаю этот способ, — согласился Джеймс. — Возни слишком много.

Можно было подумать, что они обсуждают рецепт приготовления какого-нибудь блюда!

— Очень хорошо. — Энни вздохнула. — И еще одна просьба, Джеймс. Не расчленяйте мое тело, пожалуйста. Меня всегда приводили в ужас отрубленные головы и конечности. Порой я даже думала, что, возможно, в прошлой жизни меня обезглавили.

Джеймс бросил на нее быстрый взгляд. Рулевое колесо в его огромных крепких руках казалось игрушечным.

— И кем же ты была, Энни? Марией Стюарт? Или, может быть, Анной Болейн?

— Нет, — прошептала она. — Я была бедной девушкой, случайно оказавшейся в водовороте чужих страстей…

Губы Джеймса скривились в усмешке:

— Хорошо, расчленять твое тело я, так и быть, не стану. Есть еще просьбы?

— Я хочу знать, как погиб мой отец. Вы столкнули его с лестницы?

Джеймс отвернулся. Лицо его потемнело. Вцепившись в рулевое колесо, он молча уставился на дорогу.

Воспоминания, которые нахлынули на него, были такими четкими и ясными, словно все это случилось не далее как вчера. Долго, очень долго он загонял их внутрь, но теперь смысла сопротивляться и бороться с ними больше не было. Требовалось лишь набраться мужества и посмотреть своему прошлому прямо в глаза. Он поступил так, как должен был поступить. И если бы возникла необходимость, совершил бы этот шаг снова.

Уин Сазерленд всегда жил на широкую ногу. Особняк в Джорджтауне отличался не только изысканной роскошью, но и отменным вкусом. Мебель под старину, дорогие картины, редкая антикварная утварь — все это было подобрано с любовью и великим терпением. Кроме того, во всем чувствовались продуманность и расчет, столь отличавшие всегда Уина Сазерленда. И в самом деле, все в его жизни — от уотерфордского хрусталя до друзей и единственной дочери — было результатом тщательно спланированных действий. Случайностям в этой жизни места не было, и до самой смерти Уин жестко контролировал всех и вся — что, как правило, оставалось незаметным для окружающих.