— Придержи язык, Таэлл, — прозвучал высокий и властный женский голос, и девушка В ярко-алой накидке, сползающей с узких плеч, шагнула в круг людей, стоявших возле тела Леннара. У нее были длинные каштановые волосы с вплетенными в них металлическими ритуальными нитями и большие темные глаза, глядящие задорно и с вызовом. Сейчас же в этом взгляде стояло негодование. — Придержи язык, Таэлл, и вспомни, кем ты был до встречи с мудрым Акилом, как жил на границе топи и зарабатывал тем, что грабил задремавших от дурманных болотных испарений путников! Помолчи, гареггин, твое дело орудовать мечом, а не языком.

— Многоустый Акил взял меня в гареггины, потому что я один из немногих лучших! — дерзко ответил молодой смуглокожий боец, но пыл все-таки несколько умерил. — В конце концов, у меня большие заслуги, я брал Первый Храм и был на острие летающей штурмовой колонны. А что я сделал, чтобы умалить этот подвиг? Всего лишь взял из узилища, мне же и вверенного, труп Леннара, предводителя Обращенных, существа, которому мы должны поклоняться! ЭТО лишь его труп, а что такое труп Леннара? Темница бога.

— «Убей бога, освободи бога!» — привычно выкликнули все священную формулу сардонаров.

Таэлл продолжил:

— Разве тебе, Лейна, не хочется взглянуть на него ближе, а не смотреть из-за барьеров, которые воздвигли на площади Гнева? Я понимаю, ты племянница самого Акила и многие запреты тебе неведомы, но все-таки ты женщина, ты любопытна, не так ли?

— Я любопытна, — согласилась Лейна, — но в наши дни за любопытство расплачиваются живой кровью.

Наверное, никто не мог и предположить, сколь скоро ее слова оправдаются с пугающей буквальностью. Оправдаются свирепо и полнокровно. Гареггин Ли-Тэар, который незадолго до того вынул из ножен меч, небрежно полоснул кончиком клинка по длинным одеждам Леннара, лежащего у ног любопытных. Ткань разошлась, открывая украшенную свежей царапиной светлую кожу. Ли-Тэар проговорил:

— Он облачен в одежды дайлемитов. Так одеваются люди из города, который впервые открыл священного гарегга. Почему так?

На лице же гареггина Таэлла появилось недоумение. Он наклонился, внимательнее разглядывая царапину на коже Леннара, и выговорил:

— Да как же так… почему…

Тут он оборвал фразу и издал какой-то булькающий звук, а стоявшим за спинами любопытных показалось, что Таэлла, вздрогнувшего всем телом, вырвало выпитым за вечер красным вином; немного брызг попало на одежду всех присутствующих. Таэлл затрясся и спустя несколько долгих мгновений испустил отчаянный вопль, а Ли-Таэр оторопело договорил за своего собрата гареггина:

— Почему у него течет кровь?

Он имел в виду свежую, быстро оплывающую кровью царапину на теле Леннара, открывшемся под разорванной таканью. Удивление понятно и резонно: у трупов ток крови отсутствует. Собственно, о крови, принадлежащей Леннару, думать уже не приходилось, потому что несостоявшийся мертвец действовал с удивительной быстротой, и в результате этих его действий куда более обильно лилась кровь, принадлежащая другим. Он уже успел одним молниеносным тычком вытянутых пальцев пробить горло гареггину Таэллу и, зафиксировав хват на его горловых хрящах, рывком перевести себя в вертикальное положение. Гареггин заревел от непереносимой боли, потом этот рев перешел в шипение, перемежаемое мерзким горловым бульканьем. Из раны по пальцам Леннара хлестали потоки крови. Меч вывернулся из руки Таэлла, верно для того, чтобы плотно лечь в руку главы Обращенных. Леннар оттолкнул хрипящего гареггина и, развернувшись, сделав полный оборот вокруг собственной оси, со всего размаху ударил мечом по корпусу соперника. Того развалило надвое. Гамов, осовелый, слабо осознающий, что, собственно, происходит, смотрел на этот батальный эпизод, не успевая разбирать детали… «Мертвец» двигался очень быстро. Даже смуглокожие, молодые гареггины, которые еще недавно хвастались своей скоростью и живучестью, не успевали ставить защиту. За что и поплатились жизнью. Впрочем, один боец оказал достойное сопротивление и даже ранил столь быстро и дивно «воскресшего» противника в ключицу. Впрочем, эта небольшая царапина была вовсе не опасна, а уже следующим движением, неуловимым, хищным, Леннар разрубил противнику горло.

Очень примечательно — наблюдать, как умирает гареггин. Казалось бы, и крови потеряно втрое больше, чем нужно для гибели обычного человека, и хлещет она вовсю из перерубленных артерий, так нет же — цепляется за жизнь, бьется в агонии тело с кожей смуглой и нежной, как у ребенка. Не желает вверять себя косматым лапам смерти.

Разделавшись со всеми, кто попытался оказать сопротивление, Леннар запер женщин в какой-то каморке. Те же из представительниц слабого пола, которые попытались воспользоваться оружием убитых мужчин и напасть на главу Обращенных, были беспощадно им умерщвлены. Впрочем, нет: Лейна, племянница Акила, тоже попыталась напасть на Обращенного с мечом в руках, но осталась жива. Спас ее Гамов. Он метнулся к Леннару и повис у него на руке, что-то протестующе выкрикивая. Тот развернулся и отшвырнул землянина так, что все померкло в голове Константина… и рассвело только несколькими часами позже.

— Это вы убили их? — повторил Гамов, впрочем уже припоминая ответы на этот и иные вопросы, которые не было смысла озвучивать. — А меня, так сказать, на семена оставили? Впрочем, что я к нему обращаюсь… Это разговор глухого с немым. Или — еще веселее — бывшего мертвого с будущим мертвым? Не станет же он меня оставлять в живых после такого?..

Леннар поднялся на ноги. Было видно, что его одолевает слабость, что всплеск сил, который позволил этому человеку в одиночку расправиться с троими молодыми, играющими своей выучкой и мощью противниками (это не считая женщин и толстяка, не являющегося гареггином), иссяк. На ходу он приволакивал левую ногу. Впрочем, Гамов чувствовал себя ненамного лучше, а уровень боевой подготовки, что продемонстрировал Леннар, не оставлял Константину никаких шансов, сойдись эти двое выживших лицом к лицу…

Леннар между тем направлялся в сторону земного гостя.

В его руке был нож, предназначенный для разрезания твердого копченого мяса — острейшая штука, способная с легкостью продырявить человека.

Впрочем, Гамов не питал иллюзий. Этот боец способен разделаться с ним и без всякого ножа. Голыми руками. Странно только, что он до сих пор этого не сделал. Из-за приступа слабости?.. Ничего, сил Леннару достанет. Не так уж и много их надо, чтобы перерезать горло человеку, а в этом вопросе — перерезании горла — Леннар обнаружил недурную компетенцию…

— Ну! — громко и решительно сказал Константин и вооружился массивным блюдом, держа его на манер щита. — Подходи, что ли… деятель!

Однако того интересовал, кажется, вовсе не землянин. Он направлялся к трупу одного из гареггинов, на ходу рассматривая режущую кромку ножа и проверяя его на собственной одежде.

Гамов опустился на ковер и стал следить за действиями Леннара. Последить было за чем. Леннар опустился на колени возле тела Ли-Тэара и сделал два аккуратных надреза в правом боку гареггина. Потом, намотав на кисть тканевый отрез, выкроенный им из своей разорванной одежды, расширил края раны и сунул руку во внутреннюю полость покойника. Рука уходила все глубже, глубже… Гамов наблюдал за Леннаром с недоумением и тревогой. На лице того ничего не отражалось, он шарил в трупе с такой бесстрастностью, словно не тело убитого им человека, а тушка предназначенного на ужин животного была перед ним. Только пот, катящийся по лицу Леннара, выдавал недюжинное его напряжение. «Что он шарит? — мелькнула у Гамова мысль. — Что он там такое ищет?»

Долго гадать, впрочем, не пришлось. Леннар вдруг вздрогнул всем телом и вырвал руку из раны в боку гареггина. В его пальцах извивалось что-то черное, осклизлое, блестящее. На мгновение Гамова посетила бредовая мысль, что ЭТО имеет отношение к внутренностям гареггина, часть какой-то кишки. Конечно же это было не так.

Леннар держал в руке отвратительного черного червя. По его телу текла матово поблескивающая слизь. Воздух тотчас же насытился незнакомым и весьма неприятным запахом. Тварь в руке Обращенного извивалась, раскручивая свое тридцатисантиметровое тельце, разевала пасть, показывая что-то вроде роговых наростов, и шипела. Леннар на мгновение поднес червя к своему лицу, а потом взмахнул левой рукой с зажатым в ней ножом и снес червю голову.