И вот тут беллонский альд сделал знак Берану А, и тотчас же воин-наку с двоими другими Обращенными сорвал пояс с почти не сопротивлявшегося Элькана. Он только выговорил:

— Да что же вы делаете? Каллиера, я думал, что в твоих первобытных мозгах отложилось что-то от человека новой формации! А верно, недаром ты сын беллонского альдманна, который даже по своему дому ходит в одежде из звериных шкур и лежит в выдолбленной деревянной колоде, заполненной теплой кровью вперемешку с маслом!

Каллиера вскинул руку, призывая к вниманию.

— Я решил так, — тяжело проговорил он. — Мы и без того потратили довольно времени. Следует отправляться назад, к основному транспортному отсеку. Доставим этих людей в Академию, а уж Алькасоол и ближний круг решат их судьбу.

По тому тону, каким были сказаны эти слова, было понятно, что спорить совершенно бесполезно. Один только Элькан, снедаемый своей неукротимой жаждой исследования, извечным чувством каждого настоящего ученого, хотел что-то возразить, но Беран А накинул ему на голову «слепой» мешок с прорезями для дыхания через нос и накрепко затянул перевязь.

Остальным бойцам из отряда Элькана просто связали руки за спиной.

Гамов, которого вдруг спеленало чувство жаркой ярости, такой, что его повело в стороны, как пьяного, был насильно усажен на самый край платформы. Так, что он в любой момент мог прыгнуть с той высоты, на которую поднялись гравиплатформы Каллиеры. Ему даже пришла в голову эта глупейшая мысль, но рядом с ним находились Лейна и его товарищи, он слышал шумное дыхание Элькана, хриплое, вперемешку с ругательствами на неизвестном языке, — верно, той планеты Леобея, откуда были родом строители Корабля. А потом Константина остро укололо в бок, боль упругими толчками расползлась по всем внутренностям, и он ясно представил, как перекручивается в его теле гарегг, распространяя вокруг себя флюиды тревоги и боли.

Как и гарегг, уже составляющий с его телом единое целое, гареггин Костя Гамов почувствовал НЕЧТО.

Еще несколько дней назад об этом ощущении справлялся Элькан. Но тогда Гамову было нечего ответить своему «дяде Марку»…

Город-государство Дайлем, Кринну

— Вот так бежал я из Горна и прихватил с собой самую малость добра из нажитого трудом всей моей жизни, — красочно живописал хозяин Снорк. — Пришлось бросить мой трактир в Горне, да что не отдашь, быть бы живу!

— В Горне? — спросил какой-то носатый старик в потертом красном колпаке. — Это в Ганахиде, где люди ходят на руках?

— Почему на руках? — не понял хозяин Снорк.

— Ну тягота им такая дана сардонарами, чтобы перенять, что на самом деле все совсем наоборот устроено, чем учили братья Храма, — коряво втолковывал старик в красном колпаке.

Все вокруг сидящие расхохотались:

— Значит, так и ходи вверх тормашками?

— А как же они, если приспичит по-большому?

— Ну ты, дед, дал! — загремел здоровенный детина в кожаном камзоле, на котором глубоко вытеснились следы от панциря; лицо его было изуродовано шрамами, разрубленная когда-то переносица срослась криво, а она в сочетании с маленькими, близко посаженными глазками делала детину похожим на матерого кабана. — Тебя послушаешь, так в Беллоне тамошние ходят на четвереньках, потому что их род идет от свинобога Катте-Нури.

— А в Эларкуре беременные девки-наку, прежде чем их берут замуж воины, должны собственными руками убить кого-нибудь из родни. Чаще всего какого-нибудь старикашку… вроде тебя, дед, — отозвался из угла тип.

Верно, этот знал, что говорил, потому как в девках толк понимал: рядом с ним сидели аж две, и он лез под одежду то к одной, то к другой. Проститутки, обе лохматые, краснолицые, визжали и смеялись невпопад.

Хозяин Снорк скроил мину человека, умудренного опытом и много чего повидавшего и сказал, покачивая головой:

— Много непонятного и дикого деется в странах и землях. Особо после того, как легло на них проклятие. Раньше держал я трактир на окраине Горна и всегда точно знал, кто ко мне придет. Будут стражники и закажут крепкое розовое вино с рублеными окороками. Будет пара прыщавых юнцов в голубых мундирах, они только что сменились с поста у Этерианы, где заседают жирные сенаторы. Поэтому им я приготовлю ужин и несколько бутылок ядреной фруктовой наливки, а еще девочек с ляжками да сиськами. Придут мастеровые из квартала Лу-Серан, потом — несколько заезжих беллонцев в потертых дедовских доспехах и все гордые, что твой король!.. А последними, уже к закрытию, явится стайка серых личностей, тихие, смиренные, и вот с этими смиренными да тихими, которые крошечный стаканчик вина вливают в целый кубок воды и уж только потом пьют… вот с ними нужно быть особо осторожным. Потому как это мелкие писцы из Первого Храма, в совсем крошечном сане, но все равно — Хр-р-рам! И с ними ухо востро!!! А что же теперь? — Хозяин Снорк осуждающе покачал головой. — Теперь я и не знаю, кто мои посетители. Все смешалось, и теперь под любой личиной может таиться кто угодно!

— При таком раскладе нужно держать язык за зубами, а ты не больно-то помалкиваешь, — сказал похожий на кабана молодец и впился зубами в мясо.

Почти все смотрели на него с завистью: в последнее время мяса в городе было недостаточно, отпускали его не просто за деньги, а по предъявлении глиняного жетона с печатью канцелярии дауда(правителя).

— Это так! — разглагольствовал Снорк. — А только чего мне бояться? После всего, что я перенес, перетерпел?

И мастер Снорк, хватив еще немного вина, принялся рассказывать о том, как в его подвале появились люди в ярких одеждах, и тогда он понял, что грядут еще большие беды, чем бунт сардонаров и разгром Этерианы и Первого Храма. Собрал пожитки, скопленные деньги и бежал тем самым путем, которым пришли к нему неизвестные. Так Снорк познакомился с системой скоростных лифтов. Рассказал он про ярко освещенную полукруглую комнату, про вбитую в стену прямоугольную светящуюся панель, в которую трактирщик принялся тыкать пальцами (тут Снорк особо распространялся), и про наступившее затем ощущение полета. Про то, как серебряные монетки, все его богатство, припасенное в узелке, — вдруг разлетелись во все стороны, налипая на стены, а одна из монет задела руку, да так, что пропорола мясо до кости! А когда ему удалось выбраться из этой чертовой комнаты, оказалось, что он находится в каком-то огромном полузатопленном подземелье с ржавыми стенами. С трудом удалось выбраться на поверхность и выяснить, к вящему своему испугу и удивлению, что занесло его за Илдыз ведает сколько земель и стран, в Кринну, в город-государство Дайлем. А тут он выкупил трактир и вернулся к старому своему занятию.

О том, кто были эти люди в ярких одеждах и что это за комната такая, по которой летают монетки, налипая на стены, хозяин Снорк осмеливался задумываться только по пьянке.

— Хозяин снова нахлестался, — сказал один из служек трактира другому. — А что ж с него взять — дикарь из Верхних земель! Фу!

— Оно и ясно: урожденные дайлемиты сюда не ходят. Только разная пришлая чужеземная чернь. Занесло их в Дайлем семью дурными ветрами… — отозвался второй и сплюнул через плечо.

Хватив еще вина, Снорк принялся разглагольствовать далее с нотками соправителя сардонаров прорицателя Грендама, которого он хоть и не знал лично, но заочно уважал:

— Н-н-никому нельзя теперь доверять… брр! Города забиты беженцами и лишенцами! Видали, как недавно явилась сюда колонна из Абу-Гирва? Города из Верхних земель, из Арламдора? Рассказывают, там была установлена власть Обращенных, построено несколько этих… НОВЫХ зданий, тех, что позволяют досыта наедаться, красиво одеваться, недорого лечить недуги?

— Да, я видел мельком, — прогнусавил дед в красном колпаке, — когда однажды побывал в Абу-Гирве…

Года три назад это было… Сказывали тогда, что скоро эти удальцы Леннара и до Дайлема доберутся и станут уже и тут налаживать новую жизнь — да чтоб без голода, без холода, без хворей!..