— Боишься? — спросил егерь, едва стих раскат.

— Нет. Только в доме не люблю быть…

— Сбоку от двери навес. Идем.

Они вышли и встали под козырек из корья, настеленный рядом с дверью.

Снова ударил дальний гром, забухал в облаках. И вдруг раскат звонко разорвался в высоком ярко-белом облаке над их головами.

Гроза, видимо, долго копилась за горами. Там она набиралась сил, пока ветер не нажал на тучу с такой мощью, что она перевалила через хребет. От заимки было видно, как на отрогах свирепствовал ураган. Их мгновенно затянула пылевая волна, которая стремительно скатывалась в долину. Вспышки молний метались в облачном чреве почти беспрерывно, зловеще-багровые, угрюмые.

За пылевой бурей следовала бледная по сравнению с тучей стена дождя.

— Это крыло тайфуна… — прошептал Федор.

Около заимки всё ещё держалась глухая деревянная тишь; не дрема, а недвижность, подобная отрешенности.

— Крыло… — шепотом отозвалась Стеша. — Что ж там, в тайге, творится?

Федор промолчал, да жена инспектора и не ожидала ответа.

Теперь на широком сизом речном плесе ветер обозначился тяжелыми пятнами ряби. Они растекались, судорожно подергивались под порывами, вспыхивали пенными барашками.

А по долине, обрывавшейся мысом, уже несся пылевой вал. Он выглядел очень светлым, словно пронизанным солнцем, желто-рыжим. Перед ним метались клубки сухой травы, ветви, а выше кувыркались обезумевшие птахи. Они искрами мелькали на мрачном занавесе ливневой стены…

— Не нравится мне эта кутерьма… — пробормотал Федор и переступил с ноги на ногу. — Ей-ей, не нравится.

— Обойдется… — опершись плечом на поленницу, Стеша глядела на катящуюся на них волну шквала с любопытством и без страха.

— Бежим! — Федор схватил её за руку.

— Зачем?

— Разнесет всё вихрь! Избушку разметет! Бежим! Под откос, к реке… — и, не дожидаясь, пока Стеша последует за ним, Федор потянул её вниз.

— А вещи, мотор?

— Поздно! Скорей, скорей!

У спуска егерь хотел пропустить Стешу вперед, но она замешкалась. Тогда, не обращая внимания на её ойкания и причитания, Федор потащил Стешу за собой вниз по извилистой тропинке. Они не сделали и десяти шагов, когда слабое колыхание ветра коснулось лица Федора. Он рванул Стешу за руку с такой силой, что она, словно в танце, повернулась вокруг себя и, миновав егеря, уперлась в травянистый выступ у очередного поворота тропинки.

— Дальше не успеем! Держись! — крикнул Федор.

И тут на них повалились трава и ветви, и тугая плотная волна вихря обрушилась сверху. Стеша сжалась в комок и уткнулась в грудь Федору, ухватилась руками за его плечи, словно он был камнем, который не сдвинет ничто.

Новый, совсем свирепый порыв прошел верхом. Напор его оказался столь стремительным, что вся пыль, и сушняк, и бревнышки, и корье с крыши избенки перелетели дальше, прямо в реку.

Рядом упало скатившееся бревно. Федор поднял карабин, чтобы хоть как-нибудь защититься от деревянной ветоши, из которой была собрана хлипкая избушка. Но он вовремя понял, что так бревно не удержать, и воткнул приклад карабина в берег над головой. Тут же съехавшее стропило от развороченной крыши стукнулось о цевье и задело Федора по спине. Не выпуская карабина, егерь свободной правой рукой изловчился ухватить стропило и задержать. Потом он подтянул его чуток и уткнул одним концом в край тропы.

— Теперь прикрытие ненадежнее… — проговорил он.

Сверху посыпались, покатились дрова из разметанной поленницы. Они били Федора по спине, а он думал лишь об одном, как бы понадежнее прикрыть Стешу, которая прижалась к нему и изредка вздрагивала, когда удар бывал особенно силен.

Наконец вой вихря стих.

Федор, поднатужившись, скинул навалившиеся на них дрова:

— Бежим к лодке!

И, не выпуская Стешиной руки, егерь снова потянул её вниз. Ошеломленная и испуганная до немоты, Стеша беспрекословно последовала за ним.

Кругом стояла странная тишина. А в нескольких сотнях метров от них, над рекой, крутился пыльный смерч. Он был высок и плотен, а вода под ним словно кипела. У берега в грязной пене плавали бревна и сучья, поленья и закрученная в клубки сухая трава. Все это Стеша отметила мельком, потому что вдруг, без обычных первых щелкающих капель, в блеклом свете сумеречного дня с неба низвергся водопад, словно кто-то наверху открыл плотину.

Струи воды, тут же хлынувшей с яра, едва не сбили Стешу с ног. Она, наверное, упала бы, но сильная рука Федора поддержала её. Когда они оказались около лодки, вязкая селевая грязь была уже по колено.

Федор понимал всю бессмысленность его попытки спрятаться от этого потопа под лодкой, но и стоять под потоком было и того бессмысленней. Они подлезли под перевернутую лодку. Федор приподнял посудину на плечах и приткнул носом в береговой выступ.

— Дышать тут можно!

Стеша кивнула, тараща на Федора остановившиеся с перепуга глаза.

— Что это, Федор?

— Крыло тайфуна.

— Сесть бы… Ноги не держат.

— Некуда!

Она закивала и обхватила руками плечи. Знобило, потому что одежда промокла до нитки.

— Терпи… — бросил Федор.

— Что?

— Терпи, говорю!

Водопад с неба то вроде бы слабел, то вновь припускался с новой силой. Грязь лилась под ноги нескончаемым потоком, словно ливень старался смыть мыс до основания.

— Долго ещё? — спросила Стеша.

Федор пожал плечами:

— Как перестанет, так и хватит.

Подмытая каменная глыба рядом с лодкой неожиданно стала сползать в реку.

— Проваливаемся! — не поняв, в чем дело, закричала учительница.

— Стой! Стой! — заорал на нее Федор. — Стороной камень пройдет!

Стеша замерла, прижала руки к груди и что-то лепетала невнятное. Ей из-под края лодки было видно, как седой от брызг камень постепенно уходил вглубь, пока не пропал в мутной коловерти. Точно сделав задуманное, ливень стал скудеть и вскоре стих.

Выбравшись из-под лодки, Стеша не узнала окрестных мест и реку. Грязная, в ошметках пены, бурливая вода поднималась на глазах. По ней скользили сломанные деревья и сушняк, будто гроза угробила целую флотилию парусников. Меж деревяшек ловко плыл смытый потоком удавчик в желто-черную полоску. Голова его вихляла из стороны в сторону. Глаза казались очумелыми.

Стешу передернуло.

— Наверх, наверх! — торопил её Федор. — Карабкайся быстрее.

— Не сумею.

— Тогда за мной бреди.

Над ними спешили иссякшие светлые тучи, подгоняемые почти нечувствительным у земли ветром. Было холодно, промозгло, будто в леднике. Оскальзываясь и чертыхаясь, Стеша старалась не отставать от егеря.

— Подвезло тебе, Степанида Кондратьевна. Угостила тебя тайга горячим, аж до слез.

— Обсушиться бы… — сквозь стиснутые от холода зубы проговорила учительница.

Федор подошел к развалинам избы и стал растаскивать бревна.

— Давай помогу, может, согреюсь.

— И то… Мне твое воспаление легких ни к чему. Поняла? — отводя в сторону один из венцов избушки, сказал Федор.

Егерь развел костер, развесил одежду на колышках.

— Ватник — долой, сушить пора. У огня не озябнешь. Только поворачивайся, не застаивайся, Степанида Кондратьевна.

Согревшись у огня, Стеша предалась невеселым мыслям.

Над темно-зелеными увалами застоялись несколько тучек. Освещенные закатом, они очень походили на яхты под алыми парусами. Но и эта живописная картина не тронула душу Стеши. Она думала о том, как же туго пришлось под ливнем Семену. Ведь он один там. Может, ему так плохо, что и жизнь не мила…

Зябко поежившись, Стеша потуже стянула полы ватника. Мир словно ограничился неровным мерцающим кругом света от костра. А дальше ничего не было, кроме кромешного мрака. И оттуда доносились всхрапывающие, всасывающие звуки, издаваемые невидимой рекой, вспухшей от селя.

Пораженная этим гнетущим ощущением, Стеша сказала себе: «Ты приняла решение, ты пошла в тайгу, беспокоясь за судьбу мужа. И веди себя так, как подобает человеку. Страшно тебе? Ты знала — будет страшно. У тебя в грязи лицо и руки. Вставай, умойся, причешись. Это совсем не много. И не думай, будто тебе трудно. Тебе легко. С тобой Федор…»